Тяжба этического и политического
- в тему катастрофизма трагического и превращённого »»» ... ... - Милосердие - это поповское слово, - упрямо мотал головой Жеглов.
Меня раскачивало на стуле из стороны в сторону, я просто засыпал сидя, и мне хотелось сказать, что решающее слово в борьбе с бандитами принадлежит нам, то есть карательным органам, но язык меня не слушался, и я только поворачивал все время голову справа налево, как китайский болванчик, выслушивая сначала одного, потом другого.
- Ошибаетесь, дорогой юноша, - говорил Михал Михалыч. - Милосердие не поповский инструмент, а та форма взаимоотношений, к которой мы все стремимся...
Братья Вайнеры. Эра Милосердия
17.07.2017
ПЛАТОН БЕСЕДИН
Плач милосердия в котле несправедливости
Всё это результат постоянной накачки крайностями, когда с разных сторон информационных баррикад на нас обрушивают противоположные догмы и смыслы.
Это касается и политической, и социальной, и идейной сферы. Общество раскачивается, растягивается, как на дыбе, и в нём становится всё меньше здравого смысла и, прежде всего, сострадания.
Нас всё время накачивают ненавистью к другому. Идёт постоянный поиск виноватых, поиск врага, которого можно обвинить во всех бедах. И человек живёт в таком состоянии прокурора-следователя, который подсознательно, часто даже не понимая этого, борется с внешним врагом (а его маркируют как угодно: от бандеровца или американского злодея до гбэшника или полицейского с дубинкой), но на самом деле враг находится внутри. Мы получили общество тотального неприятия другого без какой-либо попытки осознать, понять его мотивы. Это хождение по краю, и бездна периодически показывает себя вот в таких историях, а ещё более - в реакции на них.
И здесь мало законодательного урегулирования. Тем более, что закон действует не только избирательно (инвалида-колясочника Мамаева - в тюрьму, кидалу Полонского - на свободу), но и подчас неадекватно.Доступно здесь »
ВИКТОР МАРАХОВСКИЙ
Вопросы нео-сталинизма
Можно, конечно, в очередной раз порассуждать о том, почему большинство граждан к деятельности И.В. Сталина относится то как бы отрицательно, а то как бы резко положительно. Можно в очередной раз поговорить также о том, чем четвертьвековой сталинский период был для страны (хотя очевидно, казалось бы, что тридцатилетний период в истории огромной страны в самый драматичный кусок XX века был всем сразу - вместив в себя и ужасы, и триумфы).
Но мы сегодня о другом.
В противоположность самой сталинской эпохе, которая была какой угодно, но не безрезультатной - современный как бы сталинизм отличается в первую очередь именно бесплодностью.
В том смысле, что он целиком или почти целиком сосредоточен на «отпоростроении» и на событиях, отделённых от нас по меньшей мере парой поколений.
Иными словами - у нас в стране есть «сталинизм» как ностальгическое мировоззрение, но отсутствует оформленный «нео-сталинизм» как этико-политическое учение, приспособленное к современным реалиям.
Доступно здесь »
Привычнее представить, что два этих текста выражают политико-идеологические позиции, являющиеся, если не совсем непримиримыми, то, во всяком случае, принадлежащими разным нарративным группам. Тем не менее, при более вдумчивом прочтении, можно увидеть определенное взаимодополнение в отношениях этих позиций.
Хотя, как мы увидим, это взаимодополнение проявляется здесь, скорее, в отражении проблемы, нежели в каком-либо позитивном смысле.
Во-первых, "отпоростроительные" тренды, о которых один автор говорит как о суррогате сталинизма (см. ранее - на ту же тему за тем же авторством), как раз и работают, вопреки благим намерениям, на взаимную гражданскую вражду, о которой говорит другой автор.
Во-вторых, автор, выступающий с идеей неосталинизма как этико-политического учения, берёт во внимание, преимущественно, его политическую составляющую, в то время как другой автор, затрагивая проблематику, связанную с ценностями милосердия и справедливости, максимально акцентирует внимание на этике.
Именно так. НЕ схоластические "антиномии" - типа: либеральное "общество для человека" vs. государственническое "человек для общества", НО диалектика этического и политического - в историческом бытии человека, как существа общественного и как личности.
Противоречия же между этими двумя слагаемыми, приобретая в нынешней ситуации характер масштабной тяжбы, определенным образом перекликаются со спором персонажей романа братьев Вайнеров "Эра Милосердия" (о чём в эпиграфе). Кстати, действие там происходит как раз в сталинский период советской эпохи. В этом смысле, кстати же, здесь более уместно говорить о позитивной стороне диалектического взаимодополнения полемически столкнувшихся этической и политической позиций. Уместно, главным образом, ввиду того целостного контекста, который задаётся общественно-историческим проектом и социально-политической системой того периода.
А то, что существенно сближает нынешние тяжбы и тогдашние противоречия, это фигура повествующего (Шарапова). В данной мизансцене, эта фигура очень напоминает нынешнюю российскую гос.власть. То есть, вроде бы, имеется признание решающего значения более жёсткой государственной политики - жёсткой ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы выполнялась ответственность всех и каждого, начиная с политической элиты, за общество и, перед ним, за его развитие, - однако, некая "усталость" мешает твёрдому выражению позиции в концептуальном (идеологическом) и практическом (политическом) аспектах. А потому только и остаётся, что вертеть головой, как китайский болванчик, обращаясь то к правде этической, то к правде политической, и не находя возможности их идейно-проектного синтеза.
Но вот, собственно две полемизирующие стороны: Михал Михалыч и Глеб Жеглов - как они представлены в сегодняшней ситуации и как в этой ситуации выражено их содержание - на примере двух текстов, послуживших инфо.поводом к этим выкладкам.
Итак, условный "Михал Михалыч" (позиция в статье Беседина):
закон действует не только избирательно (инвалида-колясочника Мамаева - в тюрьму, кидалу Полонского - на свободу), но и подчас неадекватно.
Судьи становятся не вершителями справедливости, которая заявлена у нас на высшем уровне как национальная идея, а представителями личных интересов, где в пострадавших заранее оказывается слабый. Мученики становятся ещё большими мучениками. Такое возможно лишь при гласном и негласном одобрении общества, которое в беспрерывном поиске врага доходит до крайности и подчас готово наказать любого, кого назначили «козлом отпущения», а если не распять, то пройти мимо, не обратив внимания на боль другого.
Однако русское общество в основе своей ставило справедливость и совесть выше закона («решить не по закону, а по справедливости», «жить по совести»), но ещё выше милосердие и сострадание.
Русский человек не мог пройти мимо творящейся несправедливости, мимо униженного и оскорблённого. Об это<м> вопиёт вся наша литература, а она, по выражению классика, есть душа народа. И это те качества русской души, без которых в принципе невозможна полноценная жизнь нашего общества.
Однако о них говорится всё меньше и меньше. Людей, наоборот, накачивают нетерпимостью к другому и вместе с тем тотальным равнодушием, которое погружает народ в анабиоз, а из него могут выхватить, пробудить разве что чувства неконтролируемой ярости. И это, на самом деле, исключительно рабские свойства, когда раб, притесняемый и пытаемый, утверждается за счёт ещё более слабого существа. Так он компенсирует собственную слабость и отчаяние.
И чем больше нам буду говорить о внешнем враге, накачивая агрессией, раскалывая общество на условно правых и виноватых, тем катастрофичнее будет наше существование. Без уроков подлинно русского - милосердия, сострадания - это тем более убийственно, потому что, занимаясь строительством новой России, нам ни в коем разе нельзя забывать о создании и воспитании человека, уважающего, принимающего и понимающего другого человека. Вот то подлинно русское, что мы стремительно утрачиваем (или уже утратили?) и что требует скорейшего возрождения на всех уровнях, во всех сферах. Иначе мы все окажемся сваренными в котле тотальной несправедливости.Конечно, здесь просматриваются классические постулаты светского гуманизма, согласно которым зло не существует как самостоятельная сила, представля собой всего лишь недостаточное наличие разумного, доброго, вечного в мире и человеке. Возможно, очень существенно недостаточное, исчезающе малое, но потенциально всегда восполнимое наличие. О чём, собственно, и Михал Михалыч в романе Вайнеров: "по моему глубокому убеждению, в нашей стране окончательная победа над преступностью будет одержана не карательными органами, а естественным ходом нашей жизни, ее экономическим развитием. А главное - моралью нашего общества, милосердием и гуманизмом наших людей".
И конечно, именно трагический опыт нашей страны, в поздне-советский и, особенно, пост- советский периоды, со всей очевидностью опроверг эти постулаты. Однако тем паче для нас здесь оказывается важным увидеть суть проблемы. А именно то, что социально-политическая система, построенная на лукавой риторике "естественного эволюционизма" и "экономического роста", входит в жёсткое противоречие с возможностями духовного совершенствования человека и выполнения в отношениях людей морально-нравственных норм и ценностей.
В этом смысле, действительно, стало уже системой, когда духовная слабость компенсируется самоутверждением через моральное подавление того, кто доступен в смысле возможности спроецировать на него образ недоступного врага.
Неоднократные обращения к этой проблеме на страницах данного блога свидетельствовали, что главной причиной такого поведения является корпоративно-эгоистический характер общественных отношений и имитационно-паразитарный формат функционирования ключевых институтов общества и социально-политической системы в целом. И что в этом сказываются превращения, которые происходят в способах реализации свободы и ответственности в общественно-государственном устройстве постиндустриального типа (см. по теме).
Вся каверзность этого состояния состоит в том, что духовное ослабление, как правило, происходит за счёт гипер-активации адаптивных потенциалов, по меркам которых собственно человеческое и присущее культурно-цивилизационной идентичности народа представляется в отношениях людей как нечто маргинальное, целенаправленно и планомерно сживаясь со свету (см. давешний 8-й блок цикла _По ту сторону социальной ответственности_). И если адепты либерализма видят в этом состоянии "норму" и, каким-то немыслимым образом, увязывают это видение с духовно-нравственным нарративом, то патриотически ориентированные граждане, проклиная социал.дарвинистские нормативы с позиций своего духовно-нравственного нарратива, зачастую, не менее странным образом, демонстрируют чрезвычайно жизнеспособное существование в полном согласии с этими нормативами.
Здесь мы подошли к другой стороне этически-политической полемики.
Итак, политически акцентированная сторона - условный "Глеб Жеглов" (позиция в статье Мараховского):
отсутствует оформленный «нео-сталинизм» как этико-политическое учение, приспособленное к современным реалиям.
Ну то есть не то чтобы отсутствует совсем. Имеются отдельные кружки, обычно состоящие из харизматических публицистов и групп их читателей - но эти кружки, во-первых, страдают всё той же тягой к историческим медиа-баталиям, а во-вторых, применительно к дню сегодняшнему они постоянно встают каким-то странным боком. В зависимости от приоритетов харизматического лидера - то убегая в слишком далёкое технократическое грядущее, то заезжая в метафизику, то вообще горько празднуя непрерывное наше цивилизационное поражение.
Это тем более странно, что сам И.В. Сталин был стопроцентным практиком и вряд ли признал бы такой нео-сталинизм законнорожденным.
И тут одно из двух.
Либо нео-сталинизма в современной России нет, потому что не существует никакого этического и политического содержания, которое сталинизм мог бы передать современности для полезного использования.
Либо нео-сталинизм в современной России есть, но именно в силу своей адекватности так себя не именует, с портретами генсека принципиально не светится, на публичных дискуссиях глотку не дерёт, а молча использует сталинские наработки применительно к изменившимся условиям - в силу чего как нео-сталинизм почти никем не опознаётся.Значит, коротко, учитывая заданный выше контекст.
Кружки́ - как разновидность корпоративно-эгоистических общностей. Но именно в этой среде, - уж какая есть, не боги горшки обжигают, - должна зародиться куколка субъекта-нарратора, чтобы вскоре превратиться в бабочку партийной элиты нового типа (см. подробнее - о субъектно-смысловой структуре нарратива). Только вот, что касается "харизматических" персоналий, здесь - категорически: встретишь Будду - убей Будду. Или - что нам ближе: не сотвори себе кумира.
Далее. Что касается "технократического далёка", чтобы прочувствовать его "ко мне жестоко", действительно, чего забегать слишком далеко в грядущее - когда уже вот. То бишь: "сделаем имитационно-паразитарный формат предельно высокоточным - чтобы не промахнуться на пути целенаправленного превращения человека в животное" (см. подробнее). Вызов пост-индустриальной технократии, отвечая на который нарративные группы смогут обрести контр-элитную субъектность.
Что же до "горьких празднований непрерывного нашего цивилизационного поражения", об этом как раз в давешнем материале - см. по ссылке в подзаголовке данного поста.
И там же - про "заехать в метафизику". Собственно - в заключительных строках:
старчески-инфантильное состояние превращает общество в разрозненные группы подопечных властного субъекта, который, возникнув вскоре на обломках консервативно-модернизационной "двухпартийности", способен присягнуть чернодырной однопартийности.
И не просматривается - пока даже на горизонте - партийной контр-альтернативы, в которой заключен единственно соразмерный этому вызову ответ. Выдвижение этой контр-альтернативы востребует той идейно-мировоззренческой чуткости, которая скрепит отношения граждан отзывчивостью души живой и жаждой живой жизни.
Ну, ежели кто, ввиду "скромности натуры", стесняется вникать в такого рода концептуальные конструкции, то суть в следующем. Заехать можно куда и во что угодно. Однако вопрос, встающий ребром и неумолимо упирающийся в лоб, таков, что
- либо ехать, и значит - мыслить бытийно-исторические пределы теории и практики, чтобы, в свете первой, вторая имела результатом развитие по восходящей (см. подробнее - об _усвоении трагических уроков советского опыта: мера всесилия, ибо верности революционного учения_);
- либо "об шашечки", что значит, в теории и на практике, с метафизикой или без неё, а всё одно - впотьмах и кубарем по нисходящей (см. подробнее: _откуда приходит детство-2: феномены кухарства и кубарства..._).
То есть это - непосредственнейшим образом - к вопросу о (не)существовании в современной России этического и политического содержания, которое сталинизм мог бы передать современности для полезного использования.
Потому что, вот, в упор не понятно, о чём это, вообще?!... Вот это вот - про то, что, если нео-сталинизм в современной России таки есть, то он, "именно в силу своей адекватности, таковым себя не именует", и вообще, "никак не отсвечивает" и "никем не опознаётся", но "молча использует сталинские наработки применительно к изменившимся условиям"... Это, вообще, как?... Дескать: "Штирлиц преследовал машину Бормана, двигавшуюся со скоростью 100 км/ч, и делал вид, что не спеша прогуливается"?... "хитрый план"?...
Впрочем, как бы то ни было, учитывая то, что двусмысленность, является системной и, более того, системообразующей, в конце концов, приходится признать (заключительное в статье Мараховского):
Крайне трудно представить себе такое понятие, как «либеральный консервативный сталинизм» - а именно так пришлось бы описывать текущую государственную политику.
Это не значит, что нео-сталинизм вообще невозможен. Это значит лишь, что он, будучи учением очевидно мобилизационнным, направленным на сверхконцентрацию усилий - в настоящий момент властью не востребован, а большинство граждан эту власть вполне поддерживает.
Но если мир будет продолжать нестись по кочкам в нынешнем своём темпе и однажды поставит страну в действительно экстремальную ситуацию - глупо исключать вариант, при котором из исторического опыта будет извлечено и примерено на реальность именно это весьма практичное учение.
Другое дело - что идеологи нынешнего, ностальгически-эстетического «сталинизма» в процессе едва ли примут участие.И ещё - кстати о "ностальгически-эстетическом «сталинизме»" и супротив того (оттуда же - дельное!).
Чтобы выяснить - хотя бы приблизительно - ситуацию, стоит для начала просто понять, как опознать сталинизм сегодня.
Сталинизм вообще - это в первую очередь отнюдь не его методы. Хотя бы потому, что методы с 1927 по 1953 год менялись неоднократно и сильно зависели от обстановки (другое дело, что обстановка в ту эпоху обычно была экстремальной даже в странах, не перепаханных войной и революцией. Поэтому массовые лишения, санкционированные государством убийства, репрессии и лагеря с колючкой встречаются в первой половине XX века всюду от США и Британской империи до Японии).
Сталинизм - это тем более не эстетика (она тоже была привязана к историческому контексту, поэтому колосья, кующие солнце титаны в спецовках и уступчатые высотки встречаются в середине XX века всюду от США до Ближнего Востока).
Собственно же сталинизм - это вовлечение по возможности всех граждан в решение ключевых задач, стоящих перед государством. При этом ключевой задачей исторического сталинизма были непрерывное развитие военной и экономической мощи государства как единственного условия его сохранения. Исторический сталинизм предполагал, что лишь непрерывно усиливающаяся по всё новым направлениям держава - способна обеспечивать своим гражданам условия для роста благосостояния, культурного развития и возможностей реализации.И далее, что касается возможности - извлечь этико-политическое учение из исторического опыта и примерить его на современную реальность - в действительно экстремальной ситуации.
И ещё, разумеется - сталинизм, что исторический, что «вообще», не видит проблемы в принуждении.
В том смысле, что если государству нужна индустриализация, а денег на неё взять неоткуда - то можно усиленно эксплуатировать крестьянство. Если писатель хочет греться на Капри и писать о дьяволе, а стране нужно воспеть индустриализацию - то свободу творчества писателя грубо нарушат. Если академик хочет работать в Лондоне, где у него условия и есть с кем поговорить, а стране нужна фундаментально-прикладная наука - то никто академика никуда не выпустит.
...Применив к дню сегодняшнему эти основные признаки (вовлечение всех граждан в ключевые задачи, обеспечение роста государственной мощи и, таким образом, роста благосостояния/уровня развития плюс готовность к принуждению, в том числе массовому) - мы как раз и получим примерный нео-сталинизм.Однако, в том и состоит (должна состоять) возможность достижения синтеза этического и политического начал в общественно-государственном устройстве, чтобы самое́ принуждающее - и в смысле императивного содержания, сообщаемого властным принуждением, и в смысле вменяемости граждан, воспринимающих это содержание, - обреталось бы в милосердии. То есть - в императивах, идущих от сердца, восприимчивого ко всему, что востребуется историческими вызовами, с которыми сталкивается родная страна.
То есть, совершенно не понятно, что это значит, что, с одной стороны, крестьянин, писатель и учёный хотят чего-то - безотносительно той реальности, в которой они живут и трудятся, которую постигают и с которой взаимодействуют; с другой стороны, властный субъект ставит задачи по развитию конкретных сфер жизни ввереного ему общества - безотносительно той, обращенной уже ему самому, задачи, которая состоит в предварительном формировании, отборе и организации конкретных коллективных субъектов для работы в этих сферах.
И, наоборот, понятно, что, с одной стороны, когда хозяйственная жизнь, культура, наука и все ключевые институты общества предоставлены самим себе с минимумом средств к существованию, это свидетельствует о том, что властному субъекту невнятны духовные императивы и что ему по барабану, кто чего хочет в этом, вверенном ему, обществе; с другой стороны, прибирала / партия / к рукам, / направляла, / строила в ряды - это свидетельство вменяемости властного субъекта относительно духовных императивов, а значит, его милосердности.
Такое вот, если угодно, искусство возможного. Диалектика - с заездом в метафизику.
Меня раскачивало на стуле из стороны в сторону, я просто засыпал сидя, и мне хотелось сказать, что решающее слово в борьбе с бандитами принадлежит нам, то есть карательным органам, но язык меня не слушался, и я только поворачивал все время голову справа налево, как китайский болванчик, выслушивая сначала одного, потом другого.
- Ошибаетесь, дорогой юноша, - говорил Михал Михалыч. - Милосердие не поповский инструмент, а та форма взаимоотношений, к которой мы все стремимся...
Братья Вайнеры. Эра Милосердия
17.07.2017
ПЛАТОН БЕСЕДИН
Плач милосердия в котле несправедливости
Всё это результат постоянной накачки крайностями, когда с разных сторон информационных баррикад на нас обрушивают противоположные догмы и смыслы.
Это касается и политической, и социальной, и идейной сферы. Общество раскачивается, растягивается, как на дыбе, и в нём становится всё меньше здравого смысла и, прежде всего, сострадания.
Нас всё время накачивают ненавистью к другому. Идёт постоянный поиск виноватых, поиск врага, которого можно обвинить во всех бедах. И человек живёт в таком состоянии прокурора-следователя, который подсознательно, часто даже не понимая этого, борется с внешним врагом (а его маркируют как угодно: от бандеровца или американского злодея до гбэшника или полицейского с дубинкой), но на самом деле враг находится внутри. Мы получили общество тотального неприятия другого без какой-либо попытки осознать, понять его мотивы. Это хождение по краю, и бездна периодически показывает себя вот в таких историях, а ещё более - в реакции на них.
И здесь мало законодательного урегулирования. Тем более, что закон действует не только избирательно (инвалида-колясочника Мамаева - в тюрьму, кидалу Полонского - на свободу), но и подчас неадекватно.Доступно здесь »
ВИКТОР МАРАХОВСКИЙ
Вопросы нео-сталинизма
Можно, конечно, в очередной раз порассуждать о том, почему большинство граждан к деятельности И.В. Сталина относится то как бы отрицательно, а то как бы резко положительно. Можно в очередной раз поговорить также о том, чем четвертьвековой сталинский период был для страны (хотя очевидно, казалось бы, что тридцатилетний период в истории огромной страны в самый драматичный кусок XX века был всем сразу - вместив в себя и ужасы, и триумфы).
Но мы сегодня о другом.
В противоположность самой сталинской эпохе, которая была какой угодно, но не безрезультатной - современный как бы сталинизм отличается в первую очередь именно бесплодностью.
В том смысле, что он целиком или почти целиком сосредоточен на «отпоростроении» и на событиях, отделённых от нас по меньшей мере парой поколений.
Иными словами - у нас в стране есть «сталинизм» как ностальгическое мировоззрение, но отсутствует оформленный «нео-сталинизм» как этико-политическое учение, приспособленное к современным реалиям.
Доступно здесь »
Привычнее представить, что два этих текста выражают политико-идеологические позиции, являющиеся, если не совсем непримиримыми, то, во всяком случае, принадлежащими разным нарративным группам. Тем не менее, при более вдумчивом прочтении, можно увидеть определенное взаимодополнение в отношениях этих позиций.
Хотя, как мы увидим, это взаимодополнение проявляется здесь, скорее, в отражении проблемы, нежели в каком-либо позитивном смысле.
Во-первых, "отпоростроительные" тренды, о которых один автор говорит как о суррогате сталинизма (см. ранее - на ту же тему за тем же авторством), как раз и работают, вопреки благим намерениям, на взаимную гражданскую вражду, о которой говорит другой автор.
Во-вторых, автор, выступающий с идеей неосталинизма как этико-политического учения, берёт во внимание, преимущественно, его политическую составляющую, в то время как другой автор, затрагивая проблематику, связанную с ценностями милосердия и справедливости, максимально акцентирует внимание на этике.
Именно так. НЕ схоластические "антиномии" - типа: либеральное "общество для человека" vs. государственническое "человек для общества", НО диалектика этического и политического - в историческом бытии человека, как существа общественного и как личности.
Противоречия же между этими двумя слагаемыми, приобретая в нынешней ситуации характер масштабной тяжбы, определенным образом перекликаются со спором персонажей романа братьев Вайнеров "Эра Милосердия" (о чём в эпиграфе). Кстати, действие там происходит как раз в сталинский период советской эпохи. В этом смысле, кстати же, здесь более уместно говорить о позитивной стороне диалектического взаимодополнения полемически столкнувшихся этической и политической позиций. Уместно, главным образом, ввиду того целостного контекста, который задаётся общественно-историческим проектом и социально-политической системой того периода.
А то, что существенно сближает нынешние тяжбы и тогдашние противоречия, это фигура повествующего (Шарапова). В данной мизансцене, эта фигура очень напоминает нынешнюю российскую гос.власть. То есть, вроде бы, имеется признание решающего значения более жёсткой государственной политики - жёсткой ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы выполнялась ответственность всех и каждого, начиная с политической элиты, за общество и, перед ним, за его развитие, - однако, некая "усталость" мешает твёрдому выражению позиции в концептуальном (идеологическом) и практическом (политическом) аспектах. А потому только и остаётся, что вертеть головой, как китайский болванчик, обращаясь то к правде этической, то к правде политической, и не находя возможности их идейно-проектного синтеза.
Но вот, собственно две полемизирующие стороны: Михал Михалыч и Глеб Жеглов - как они представлены в сегодняшней ситуации и как в этой ситуации выражено их содержание - на примере двух текстов, послуживших инфо.поводом к этим выкладкам.
Итак, условный "Михал Михалыч" (позиция в статье Беседина):
закон действует не только избирательно (инвалида-колясочника Мамаева - в тюрьму, кидалу Полонского - на свободу), но и подчас неадекватно.
Судьи становятся не вершителями справедливости, которая заявлена у нас на высшем уровне как национальная идея, а представителями личных интересов, где в пострадавших заранее оказывается слабый. Мученики становятся ещё большими мучениками. Такое возможно лишь при гласном и негласном одобрении общества, которое в беспрерывном поиске врага доходит до крайности и подчас готово наказать любого, кого назначили «козлом отпущения», а если не распять, то пройти мимо, не обратив внимания на боль другого.
Однако русское общество в основе своей ставило справедливость и совесть выше закона («решить не по закону, а по справедливости», «жить по совести»), но ещё выше милосердие и сострадание.
Русский человек не мог пройти мимо творящейся несправедливости, мимо униженного и оскорблённого. Об это<м> вопиёт вся наша литература, а она, по выражению классика, есть душа народа. И это те качества русской души, без которых в принципе невозможна полноценная жизнь нашего общества.
Однако о них говорится всё меньше и меньше. Людей, наоборот, накачивают нетерпимостью к другому и вместе с тем тотальным равнодушием, которое погружает народ в анабиоз, а из него могут выхватить, пробудить разве что чувства неконтролируемой ярости. И это, на самом деле, исключительно рабские свойства, когда раб, притесняемый и пытаемый, утверждается за счёт ещё более слабого существа. Так он компенсирует собственную слабость и отчаяние.
И чем больше нам буду говорить о внешнем враге, накачивая агрессией, раскалывая общество на условно правых и виноватых, тем катастрофичнее будет наше существование. Без уроков подлинно русского - милосердия, сострадания - это тем более убийственно, потому что, занимаясь строительством новой России, нам ни в коем разе нельзя забывать о создании и воспитании человека, уважающего, принимающего и понимающего другого человека. Вот то подлинно русское, что мы стремительно утрачиваем (или уже утратили?) и что требует скорейшего возрождения на всех уровнях, во всех сферах. Иначе мы все окажемся сваренными в котле тотальной несправедливости.Конечно, здесь просматриваются классические постулаты светского гуманизма, согласно которым зло не существует как самостоятельная сила, представля собой всего лишь недостаточное наличие разумного, доброго, вечного в мире и человеке. Возможно, очень существенно недостаточное, исчезающе малое, но потенциально всегда восполнимое наличие. О чём, собственно, и Михал Михалыч в романе Вайнеров: "по моему глубокому убеждению, в нашей стране окончательная победа над преступностью будет одержана не карательными органами, а естественным ходом нашей жизни, ее экономическим развитием. А главное - моралью нашего общества, милосердием и гуманизмом наших людей".
И конечно, именно трагический опыт нашей страны, в поздне-советский и, особенно, пост- советский периоды, со всей очевидностью опроверг эти постулаты. Однако тем паче для нас здесь оказывается важным увидеть суть проблемы. А именно то, что социально-политическая система, построенная на лукавой риторике "естественного эволюционизма" и "экономического роста", входит в жёсткое противоречие с возможностями духовного совершенствования человека и выполнения в отношениях людей морально-нравственных норм и ценностей.
В этом смысле, действительно, стало уже системой, когда духовная слабость компенсируется самоутверждением через моральное подавление того, кто доступен в смысле возможности спроецировать на него образ недоступного врага.
Неоднократные обращения к этой проблеме на страницах данного блога свидетельствовали, что главной причиной такого поведения является корпоративно-эгоистический характер общественных отношений и имитационно-паразитарный формат функционирования ключевых институтов общества и социально-политической системы в целом. И что в этом сказываются превращения, которые происходят в способах реализации свободы и ответственности в общественно-государственном устройстве постиндустриального типа (см. по теме).
Вся каверзность этого состояния состоит в том, что духовное ослабление, как правило, происходит за счёт гипер-активации адаптивных потенциалов, по меркам которых собственно человеческое и присущее культурно-цивилизационной идентичности народа представляется в отношениях людей как нечто маргинальное, целенаправленно и планомерно сживаясь со свету (см. давешний 8-й блок цикла _По ту сторону социальной ответственности_). И если адепты либерализма видят в этом состоянии "норму" и, каким-то немыслимым образом, увязывают это видение с духовно-нравственным нарративом, то патриотически ориентированные граждане, проклиная социал.дарвинистские нормативы с позиций своего духовно-нравственного нарратива, зачастую, не менее странным образом, демонстрируют чрезвычайно жизнеспособное существование в полном согласии с этими нормативами.
Здесь мы подошли к другой стороне этически-политической полемики.
Итак, политически акцентированная сторона - условный "Глеб Жеглов" (позиция в статье Мараховского):
отсутствует оформленный «нео-сталинизм» как этико-политическое учение, приспособленное к современным реалиям.
Ну то есть не то чтобы отсутствует совсем. Имеются отдельные кружки, обычно состоящие из харизматических публицистов и групп их читателей - но эти кружки, во-первых, страдают всё той же тягой к историческим медиа-баталиям, а во-вторых, применительно к дню сегодняшнему они постоянно встают каким-то странным боком. В зависимости от приоритетов харизматического лидера - то убегая в слишком далёкое технократическое грядущее, то заезжая в метафизику, то вообще горько празднуя непрерывное наше цивилизационное поражение.
Это тем более странно, что сам И.В. Сталин был стопроцентным практиком и вряд ли признал бы такой нео-сталинизм законнорожденным.
И тут одно из двух.
Либо нео-сталинизма в современной России нет, потому что не существует никакого этического и политического содержания, которое сталинизм мог бы передать современности для полезного использования.
Либо нео-сталинизм в современной России есть, но именно в силу своей адекватности так себя не именует, с портретами генсека принципиально не светится, на публичных дискуссиях глотку не дерёт, а молча использует сталинские наработки применительно к изменившимся условиям - в силу чего как нео-сталинизм почти никем не опознаётся.Значит, коротко, учитывая заданный выше контекст.
Кружки́ - как разновидность корпоративно-эгоистических общностей. Но именно в этой среде, - уж какая есть, не боги горшки обжигают, - должна зародиться куколка субъекта-нарратора, чтобы вскоре превратиться в бабочку партийной элиты нового типа (см. подробнее - о субъектно-смысловой структуре нарратива). Только вот, что касается "харизматических" персоналий, здесь - категорически: встретишь Будду - убей Будду. Или - что нам ближе: не сотвори себе кумира.
Далее. Что касается "технократического далёка", чтобы прочувствовать его "ко мне жестоко", действительно, чего забегать слишком далеко в грядущее - когда уже вот. То бишь: "сделаем имитационно-паразитарный формат предельно высокоточным - чтобы не промахнуться на пути целенаправленного превращения человека в животное" (см. подробнее). Вызов пост-индустриальной технократии, отвечая на который нарративные группы смогут обрести контр-элитную субъектность.
Что же до "горьких празднований непрерывного нашего цивилизационного поражения", об этом как раз в давешнем материале - см. по ссылке в подзаголовке данного поста.
И там же - про "заехать в метафизику". Собственно - в заключительных строках:
старчески-инфантильное состояние превращает общество в разрозненные группы подопечных властного субъекта, который, возникнув вскоре на обломках консервативно-модернизационной "двухпартийности", способен присягнуть чернодырной однопартийности.
И не просматривается - пока даже на горизонте - партийной контр-альтернативы, в которой заключен единственно соразмерный этому вызову ответ. Выдвижение этой контр-альтернативы востребует той идейно-мировоззренческой чуткости, которая скрепит отношения граждан отзывчивостью души живой и жаждой живой жизни.
Ну, ежели кто, ввиду "скромности натуры", стесняется вникать в такого рода концептуальные конструкции, то суть в следующем. Заехать можно куда и во что угодно. Однако вопрос, встающий ребром и неумолимо упирающийся в лоб, таков, что
- либо ехать, и значит - мыслить бытийно-исторические пределы теории и практики, чтобы, в свете первой, вторая имела результатом развитие по восходящей (см. подробнее - об _усвоении трагических уроков советского опыта: мера всесилия, ибо верности революционного учения_);
- либо "об шашечки", что значит, в теории и на практике, с метафизикой или без неё, а всё одно - впотьмах и кубарем по нисходящей (см. подробнее: _откуда приходит детство-2: феномены кухарства и кубарства..._).
То есть это - непосредственнейшим образом - к вопросу о (не)существовании в современной России этического и политического содержания, которое сталинизм мог бы передать современности для полезного использования.
Потому что, вот, в упор не понятно, о чём это, вообще?!... Вот это вот - про то, что, если нео-сталинизм в современной России таки есть, то он, "именно в силу своей адекватности, таковым себя не именует", и вообще, "никак не отсвечивает" и "никем не опознаётся", но "молча использует сталинские наработки применительно к изменившимся условиям"... Это, вообще, как?... Дескать: "Штирлиц преследовал машину Бормана, двигавшуюся со скоростью 100 км/ч, и делал вид, что не спеша прогуливается"?... "хитрый план"?...
Впрочем, как бы то ни было, учитывая то, что двусмысленность, является системной и, более того, системообразующей, в конце концов, приходится признать (заключительное в статье Мараховского):
Крайне трудно представить себе такое понятие, как «либеральный консервативный сталинизм» - а именно так пришлось бы описывать текущую государственную политику.
Это не значит, что нео-сталинизм вообще невозможен. Это значит лишь, что он, будучи учением очевидно мобилизационнным, направленным на сверхконцентрацию усилий - в настоящий момент властью не востребован, а большинство граждан эту власть вполне поддерживает.
Но если мир будет продолжать нестись по кочкам в нынешнем своём темпе и однажды поставит страну в действительно экстремальную ситуацию - глупо исключать вариант, при котором из исторического опыта будет извлечено и примерено на реальность именно это весьма практичное учение.
Другое дело - что идеологи нынешнего, ностальгически-эстетического «сталинизма» в процессе едва ли примут участие.И ещё - кстати о "ностальгически-эстетическом «сталинизме»" и супротив того (оттуда же - дельное!).
Чтобы выяснить - хотя бы приблизительно - ситуацию, стоит для начала просто понять, как опознать сталинизм сегодня.
Сталинизм вообще - это в первую очередь отнюдь не его методы. Хотя бы потому, что методы с 1927 по 1953 год менялись неоднократно и сильно зависели от обстановки (другое дело, что обстановка в ту эпоху обычно была экстремальной даже в странах, не перепаханных войной и революцией. Поэтому массовые лишения, санкционированные государством убийства, репрессии и лагеря с колючкой встречаются в первой половине XX века всюду от США и Британской империи до Японии).
Сталинизм - это тем более не эстетика (она тоже была привязана к историческому контексту, поэтому колосья, кующие солнце титаны в спецовках и уступчатые высотки встречаются в середине XX века всюду от США до Ближнего Востока).
Собственно же сталинизм - это вовлечение по возможности всех граждан в решение ключевых задач, стоящих перед государством. При этом ключевой задачей исторического сталинизма были непрерывное развитие военной и экономической мощи государства как единственного условия его сохранения. Исторический сталинизм предполагал, что лишь непрерывно усиливающаяся по всё новым направлениям держава - способна обеспечивать своим гражданам условия для роста благосостояния, культурного развития и возможностей реализации.И далее, что касается возможности - извлечь этико-политическое учение из исторического опыта и примерить его на современную реальность - в действительно экстремальной ситуации.
И ещё, разумеется - сталинизм, что исторический, что «вообще», не видит проблемы в принуждении.
В том смысле, что если государству нужна индустриализация, а денег на неё взять неоткуда - то можно усиленно эксплуатировать крестьянство. Если писатель хочет греться на Капри и писать о дьяволе, а стране нужно воспеть индустриализацию - то свободу творчества писателя грубо нарушат. Если академик хочет работать в Лондоне, где у него условия и есть с кем поговорить, а стране нужна фундаментально-прикладная наука - то никто академика никуда не выпустит.
...Применив к дню сегодняшнему эти основные признаки (вовлечение всех граждан в ключевые задачи, обеспечение роста государственной мощи и, таким образом, роста благосостояния/уровня развития плюс готовность к принуждению, в том числе массовому) - мы как раз и получим примерный нео-сталинизм.Однако, в том и состоит (должна состоять) возможность достижения синтеза этического и политического начал в общественно-государственном устройстве, чтобы самое́ принуждающее - и в смысле императивного содержания, сообщаемого властным принуждением, и в смысле вменяемости граждан, воспринимающих это содержание, - обреталось бы в милосердии. То есть - в императивах, идущих от сердца, восприимчивого ко всему, что востребуется историческими вызовами, с которыми сталкивается родная страна.
То есть, совершенно не понятно, что это значит, что, с одной стороны, крестьянин, писатель и учёный хотят чего-то - безотносительно той реальности, в которой они живут и трудятся, которую постигают и с которой взаимодействуют; с другой стороны, властный субъект ставит задачи по развитию конкретных сфер жизни ввереного ему общества - безотносительно той, обращенной уже ему самому, задачи, которая состоит в предварительном формировании, отборе и организации конкретных коллективных субъектов для работы в этих сферах.
И, наоборот, понятно, что, с одной стороны, когда хозяйственная жизнь, культура, наука и все ключевые институты общества предоставлены самим себе с минимумом средств к существованию, это свидетельствует о том, что властному субъекту невнятны духовные императивы и что ему по барабану, кто чего хочет в этом, вверенном ему, обществе; с другой стороны, прибирала / партия / к рукам, / направляла, / строила в ряды - это свидетельство вменяемости властного субъекта относительно духовных императивов, а значит, его милосердности.
Такое вот, если угодно, искусство возможного. Диалектика - с заездом в метафизику.