Юго-Восточая Азия: иная философия существования
Это этнографический рассказ о жизни горных племен Лаоса, в частности - народности акха, проживающих на севере страны и обладающих высокой степенью адаптивности без какой-либо существенной социальной иерархии. Уклад жизни этих племён наравне с подобными им в мире сохраняет традиционность без серьёзных потрясений вот уже несколько тысяч лет. В последнее время, уживаясь и с цивилизацией. Заглянув туда, в эти горы провинции Пхонгсали случайно, я был очень впечатлён экзотикой от увиденных первобытных картин жизни и написал несколько материалов на тему. Эта монография - обобщающий и переработанный материал дневников заметки по диким углам ЛАОСА.
Содержание:
День в лаосской деревне
Жизнь в коммуне
Вьётся дорога
Кухня
О жертвоприношении, просвещении, и не только
Отношение к природе и современность
Вступление:
Азия - какова она изнутри? Туристическая поездка по путёвке если и приоткроет завесу, но не избавит от фонограмм. Кто они, азиаты, жители сказочных королевств, или жестокие дикари? Кто мы, живущие на перепутье между Европой и Азией? Стоит ли покидать уютный отель и отправляться в самостоятельное путешествие? И, если вы решитесь на этот шаг, что увидите? Как будете себя чувствовать? Как к вам отнесутся жители чужой страны? Что вы поймёте в дороге? Чем эта жизнь будет отличаться от уже известной вам? Путешествуя самостоятельно, я старался быть исследователем по сути, задаваясь вопросами. Результат - этот своеобразный этнографический материал, построенный на фоне путешествий по Лаосу, - страны, в которой до сих пор преобладают первобытно-общинные отношения. Я надеюсь, что мои изыскания будут полезны особенно тому читателю, кто интересуется взаимоотношениями Европы и Азии.
День в лаосской деревне
Деревенская жизнь, конечно же, не легка, но на лицах лаосцев я не заметил смертельной печали больших городов. Утро в деревне начинается рано. В дом стремительно рвутся курицы и собаки, петухи вопят под самым ухом, как специально пристраиваясь.
Первыми просыпаются женщины, начинают кормить зверьё: в чугунных котлах варят какой-то страшный отвар; деревянной дробилкой, напоминающей качели и расположенной здесь же, под крышей жилого помещения, молотят рис. Потом, когда просыпаемся мы, - мужчины, - приходит время завтракать. Женщины едят отдельно, жена с детьми вообще бытует на другой половине дома, но у комнатушек есть соединяющая мужскую и женскую половины подсобка - этакий тоннель. После завтрака, - а это часиков в 9, - все разбредается по сопкам на 1-5 км: кто в поля, кто за скотиной, кто за дровами, корнями и травами, кто заготавливать бамбук, кто на охоту. Работы всем хватает и в сухой сезон: руби, жги (до сих пор преобладает подсечно-огневое земледелие), подготавливай площади под посевы, ведь рис - основа благополучия не только самой семьи, но и деревни. Правда, свиньи и петухи часто пасутся бесконтрольно, шатаются по окрестностям, даже дичают. Но нисколько не вредит экономике лаосской деревни. Одичали - так что ж с ними поделать... Не ловить же их, каждый раз возвращать обратно! Среди непростых трудовых будней здесь сохраняется и некоторая безалаберность, и здоровый оптимизм. Задорный шум сопровождает жизнь любой горной лаосской деревни, и в большой степени это детский смех. Ничего удивительного, ведь в Юго-Восточной Азии теплынь круглый год.
В перерывах между работой у лаосцев обед. Меню традиционное для всех: рис (чаще всего клейкий, «стики-райс»), набранные в лесу молодые побеги бамбука (тут же запечёные или отваренные), каша из листьев (собранных там же, в лесу), свинина или курятина по праздникам. В качестве приправы соль с красным перцем, и в лучшем случае это меню дополняется беспозвоночными из речки, амфибиями, рептилиями, мелкой рыбёшкой. Приём пищи происходит коллективно, семьёй, группой, с общей «скатерти» - например, срезанного бананового листа. Конечно, еда готовится только на костре. Вообще открытый огонь - часть неотъемлемая жизни горного лаосца. Как и дали, - Лаос горная страна, - которые он созерцает ежедневно. Вот почему у лаосцев острое зрение! Правда, живут в деревнях частенько без электричества, освещение от очага. Используют также лучины и редко свечи, предпочитая с сумерками уже укладываться спать. Деньги не играют в лаосском обществе привычной нам роли, люди и в самом деле близки к первобытной жизни, в частности - прямому обмену товарами и услугами.
После работы, часам к 5-6 вечера, трудяги собираются на дороге. Редко кто возвращается в деревню поодиночке, чаще опять же - группами, семьями, по возрасту. Одни ждут других, и, когда собираются все, отправляются в путь.
Мало кто идёт порожняком. Одни в плетёных заплечных корзинах несут дрова, другие дары природы - корни и листья. Встретилась бабушка с колодкой на шее, идет по дороге и вяжет на ходу, прикрывшись банановым листом. Вот, на дорогу из леса выходят охотники. Ружья у них самодельные: приклад, длинная трубка, кованный спускной механизм. В трубку засыпается порох, дробь, шомполом вдавливается пыж. «Да это же пищаль!» - удивляешься вдруг. В руке охотник несет лесных крыс, которым выломали передние резцы. Крысы ещё живы, посверкивают злобными бусинами глаз, через окровавленный рот продета лычка. Лаосец улыбается, завидев меня на дороге, но рука его крепче сжимает ружьё. Одет охотник обыкновенно: рубашка, кепка, часы на руке. Но приветствует боязливо, ведь повстречать «фаранга» подальше от обжитых мест, это редкость. Поэтому охотник спешит поближе к своим. Я иду немного поодаль.
Наконец, из-за горы показывается и деревня, очерченная тенями низкого солнца. Лаосцы стекаются к домам с разных концов. Они улыбаются, поют песни. Приятно возвращаться с работы, шагая вниз. Деревенька встречает ровным шумом сельской жизни, лишь немногим выбивающимся из окружающей тишины и смолкающим за сутки на какие-то 3-4 часа.
Интересно вечерком прогуляться по деревне. Вот, на проезжей части дети играют в волчок. Другие катают деревянное колесо на шесте, или гоняют палками по кругу драные покрышки от мотоциклов. Вот, мужик мастерит деревянную прялку. Женщина крутит жернов каменной зернотёрки. Задымили очаги: жители принялись за ужин. Варят рис в самодельных, плетёных корзинках, на пару. Тут кузня, там самогон. Где-то опий курят. Но пьяных воплей или потасовок здесь не бывает, это мирная жизнь.
К темноте возвращаются все. Отужинав за круглым самодельным столиком, напоминающим скорее поднос, чем стол, и напившись чая - отвара из трав и кореньев, семья к 9 вечера укладывается спать.
Источники:
https://ardm.livejournal.com/34086.html
https://ardm.livejournal.com/43833.html
Жизнь в коммуне
У детей, не смотря на тяжёлый физический труд, здесь есть детство. Ребёнок проводит жизнь на ногах, в общении со сверстниками, а не с виртуальными героями в борьбе с несуществующими монстрами за мёртвые земли. Так сложено, что дети вырастают на открытом воздухе, природе. Они держатся вместе, из школы шагают рядом, держась за руки, не ругаются, не дерутся и не подстраивают друг другу подлянки: старший не довлеет над младшим, не затягивает шнурки узлами потуже; здесь нет «ботаников», а слабому обязательно помогают. В поля, на рыбалку ли, играть или работать - мысли детей созвучны. Пока ребёнок не может ходить, он путешествует на спине матери, старшего брата или сестры, наблюдает и пытается повторять, что делают другие. Потом постепенно начинает принимать участие в полевых работах. Если у девочки на спине вы видите ребёнка, это не значит, что она его родила. Возмущение европейцев, увидевших «молодую маму», основывается на скороспелых выводах: у азиатов вступление в совместную жизнь ничуть не менее серьёзный шаг, чем у европейцев, если даже не более, и особенно в деревнях. А вот старухи да, рожают, пока позволяет здоровье, ибо плодовитость почётна. Встретить старуху, кормящую младенца грудью, не редкость.
Стройки в деревнях общественные, даже сараюшки из пальмовых листьев в полях возводят сообща. Дети 9-12 лет обычно продают на рынке то, что добыли их старшие братья-сёстры в лесу. В семьях редко 1 ребёнок, чаще 2-3, а у кого-то и 15 детей. В ЮВА даже в мегаполисах дети не считаются обузой, их не сдают нянькам на поруки. Внешняя нищета жизни, подчёркиваемая рваной одеждой и босыми ногами, скрывает истинное богатство - наследие. Для лаосцев главное - дети, а потом уже важно, во что и как ты одет. Если в пиджаке, лакированных ботинках, а семьи у тебя нет, в глазах деревенского жителя отразится только сожаление. И, наоборот, в рваной майке, дырявых тапочках, но отец многодетной семьи, ты будешь на высоте общественного мнения. Считать, как водится в России, что дети - обуза, здесь вызовет непонимание! А внешняя сторона жизни, такая неприглядная, порой даже ужасающая, обманчива и скрывает прочную основу жизни. У нас предпочтение отдаётся именно внешней её стороне, и приходиться «крутиться», чтобы твой ребёнок выглядел «прилично». В Лаосе «прилично» не выскакивает за рамки необходимого, условия диктует сама природа. И нет бОльшего преступления, чем нарушить законы общины. Перестать трудиться, относиться к соседям вежливо, отказываться помогать - или использовать чужой труд в корыстных целях. Иной человек здесь просто не выживет! Он быстро станет изгоем.
Чтобы быть лаосцем, жить здесь, надо уметь не отношения строить «через печёнку», а дом, плести не интриги, а из бамбука, обрабатывать не мозги, а землю. Не новый айфон, а мотоцикл единственный необходимый предмет после крыши на головой. В Камбодже на мотобайках (так называют мотоциклы в ЮВА) перевозят даже свиней, это 200-300 кг. Поэтому мотобайк здесь, это предмет роскоши, прировнённый к необходимости. Без такой необходимости сама по себе роскошь непозволительна, бессмысленна, она не нужна. Дороги в деревни поднимаются до высот 1000 метров, авто редки, на некоторых участках, иногда в зависимости от сезона и на основных, ездят только мотобайки. Инструмент в хозяйстве также используется наипростейший: мачете, мотыга, лопата, вёдра. Этим и сплетают лаосцы стены своей жизни.
Бамбук, из которого заборы и дома буквально вяжут, сильно облегчает жизнь не только лаосцам, но и всей Юго-Восточной Азии. Бамбук плющат молотком, выравнивают - вот и стена готова, а из тонких бамбуковых жердей вяжут полати. Дом поднимают на сваях, крыша из пальмовых листьев. Вместо гвоздей используются скрутки из того же бамбука, расщеплённого на тонкие полосы. Металлическая ёмкость для готовки по цене в 2$ да мачете с лопатой, вот и все предметы, которые тебе необходимо приобрести для хозяйства. Очаг размещают здесь же, под крышей, напротив полатей, на земляном полу или даже на дереве - на песчаной подложке. Таких самодельных домов по всему Лаосу тысячи тысяч.
Самодельный билдинг, это отдельная часть культуры Лаоса. Ещё в древности, видимо, людьми было определено, что бамбук, это универсальный материал. Он прямой, прочный и волокнистый. В ЮВА около 100 видов бамбука, некоторые растут по 30 см в сутки. Поэтому бамбук годится буквально для всего, в любой момент и количестве:
- плоский, из расплющенных стволов, на постройку заборов, стен, кроватей;
- прочный - для изготовления орудий труда;
- волокнистый на сумки, корзины, веревки, даже пробки для термоса.
С тех же времён, скорее всего, и сохраняется традиция строить дом самому. В последнее посещение Лаоса мне довелось даже увидеть, как осваивается новый посёлок.
Вот, Энгу 31, он строит дом. Сам, своими руками, не нанимая работников - так положено. Он, жена, двое детей, вся семья ютится во времянке. Строительство дело затяжное, и не известно, сколько времени понадобится. Сколько семье бытовать на отрытом воздухе, подвергаться ветру, дождю и туманам. И женщина не унывает. Она поднимается с рассветом, чтобы отправиться в лес за дровами - их никто не принесёт и не привезёт. Потом готовит завтрак для всей семьи, присматривая попутно за детьми, а муж тем временем строит.
Энгу, его семья и дом
Пища простая: отваренные растения, рис, какие-то квашенные овощи. В ступе натолок воды (ну как в поговорке, право!) с солью, перцем, травки добавил - вот и приправа! С овощами она, это основное блюдо к гарниру-рису. Никаких изысков, опять же, никто не будет даже заморачиваться! Наблюдая повсеместно эту неприхотливость, удивляешься, как всё в жизни лаосцев устроено благоразумно, гармонично и благозвучно. Семья не представляет, сколько им еще времени так жить, да и не сильно хотят представлять, стараясь вкладывать время и энергию (эмоции) в текущую ситуацию. Здесь не услышишь от женщины «я устала, мне жарко». А от мужчины не бывает повода его упрекнуть. Здесь, в этой дикой горной окраине, ну совсем отличная от привычной европейцу, азиатская жизнь. И несмотря на её «тяжесть», у иных посреди рабочего дня есть время и кино глянуть по ТВ, и поиграть на гитаре. Несмотря на то, что у каждого по 3-6 детей!
Одним словом, если вы задумали воспитать себе хорошую жену, смело везите её в Лаос, в трекинг по деревням. Эта незатейливая жизнь полезна на заметку любому.
Антисанитария - ещё один европейский миф о «шокирующей Азии». Да, самые простые медикаменты в деревнях отсутствуют, но вода везде, и каждый вечер вся деревня устраивает помывку. На том и заканчивается трудовой день, наступает время отдыха.
Источник:
https://ardm.livejournal.com/42892.html
https://ardm.livejournal.com/43833.html
https://ardm.livejournal.com/44633.html
Вьётся дорога
Раннее утро. Слышу, как кто-то поёт. Молодой парень шагает из деревни по тропинке в поля. В Лаосе и мужчины часто поют песни. На поясе крестьянина неизменное мачете, за плечом самодельный вещмешок, перекроенный из куска того, что у нас называют «мешок из-под сахара». Тропинка поднимается до высот 1000 метров, и где-то там, за чередой сизых вершин, располагаются другие деревни, которых и на картах нет. Иногда тишина такая, что за несколько километров слышишь, чем деревенька живёт. Между деревнями дороги или тропинки, коих великое множество. Здесь нет указателей, ты должен знать, куда свернуть. Если располагаешь временем и нет особой цели, ты можешь неделю шагать по тропинкам, перейти из одной провинции в другую. Путешествовать пешком интересно: то по самодельному бамбуковому мосту перебежишь скалистый ручей, то вдруг из зарослей покажутся тетушки с квочками и пеушками в заплечных корзинах. Тетушки собрались на ярмарку и оделись красиво: домотканые синие, обшитые золотистым, распашные юбки, и что-то наподобие кафтанов. У одной в зубах трубка на длинном мундштуке. Со встречным надо обязательно поздороваться. На меня смотрят с любопытством. Я тоже стараюсь не упускать случая, быть наблюдательней. Как-то встретил мужичка, а у него за плечом деревянная бутыль из сегмента бамбукового ствола, заткнутая банановым листом. Оказалось, емкость для переноса воды! Пластиковые бутылки здесь ещё не распространены. Люди бывают пугливы и боятся фотоаппарата. Но за денюшку не прочь попозировать.
Путешествуя пешком ты начинаешь видеть жизнь в её размеренном темпе: вот, снова слышу я песню. Это мама шагает в гору и поёт своему младенцу что-то. За плечами у неё плетёная корзина, зелень, дровишки, зонтик, а дитя приторочено у груди. Я не понимаю слов песни, но ловлю её настроение и вдруг мне становится ясно, о чем она: о лесе, природе и том, что младенец пока ещё не осознаёт. Женщина возвращается из леса и не замечает меня, спускающегося со склона. Её жизнь в поле и деревне неразрывна с младенцем, которого она повсюду носит с собой для того, чтобы он наблюдал эту жизнь, учился чувствовать её. Женщина убила змею и понесла её домой к ужину. Жизнь и смерть - вот такие контрасты.
Молодёжь, встречаемая мной на дорогах, частенько разбегается. Бросают корзины, мачете и прыг-прыг в кусты, как стайка диких оленей. Вторыми в этом списке бабы, которые убегают с воплями, но все как одна - не бросают добра. Как-то встретилась старушка с бревном на плече, увидела меня и побежала прямо с этим бревном. В другой раз разбежалась вся школа, учитель заперся в классе вместе с учениками, заблокировав входную дверь изнутри партой.
Когда ты ступаешь в деревню, там уже знают. Самые первые встречные-поперечные, это конечно же глазастая ребятня: детишки вьются гурьбой за тобой, но близко не подходят, боятся, зато смотрят во все глаза. Мальки, на которых я задерживаю взгляд, начинают плакать от страха даже будучи на руках у родителей. Древня от деревни разнится. Одна молчалива и скупа, заборы дремучи, люди прячутся по углам. Другая, наоборот, светла и приветлива, пристройки горделиво упираются в дома как руки в боки, ребятня бежит навстречу, машет ручонками и кричит «Сабайди!», и ты мгновенно превращаешься в телевизор. Детишки, засматриваются: в округлившихся глазах страх, восторг, бездна любопытства! Ведь многие из них белого человека живьём не видели, а тут неожиданно столкнулись с ним воочию. Дети добрые, как и их родители, насмешек или презрения вроде «fuck you» здесь не услышишь. Частенько приглашают в гости. Почти в каждом доме можно переночевать.
Девки!
Детишкам интересно, они наблюдают за мной. Выглянул из-за угла, сказал «Сабайди!», и спрятался: такая у них игра. Иного европейца это бы вывело из себя, мол смотрят - зачем? Хотят что-то стащить? Над чем смеются? Не дают сидеть спокойно. Одеты в рваную, пачканную одежду, а может быть даже больные, заразные... Но у меня таких мыслей не возникает. Я не отстраняюсь, наоборот, даже поддерживаю их игру, мне тоже забавно на них смотреть. Наверное, я уже другой европеец, а может быть, русский человек, рожденный на перепутье между Европой и Азией в принципе ни тем, ни другим быть не может, всегда остаётся только собой. В этом, наверное, и кроется корень нашей самобытности, который умом не осилить.
Я - телевизор
Пройдёмся по деревне. Кочкастые тропинки между домами, грубо стиснувшие глиняные склоны, завалены утрамбованными бытовыми отходами как Хитровка Москвы конца XIX века. Буйволы, свиньи, собаки и петухи, вся эта чихарда ряженых, непрерывно кочует по деревне толпой, мешается на дороге и путается под ногами. Не исключение и наш кот Васька, но в отличие от своих русских собратьев, сметаны от в глаза не видит, на «кыс-кыс» не отзывается, а ест... рис!! Отдельная статья деревенской жизни принадлежит лаосским свиньям. Эти оккупиовали деревню и залегли вдоль бамбуковых заборов в самых естественных позах. Огороды от непрерывно соседствующего в свободном порядке зверья лаосцы прячут за оградами или на высоте - сажают лук и другую зелень в сбитые наспех кадки или в половины разрезанных вдоль старых автомобильных покрышек, лук растёт на пеньках. Деревня выглядит для непривычного взгляда сурово: думается, что её населяют, конечно же, люди, но без сомнений - первобытные.
Особенно сердце замирает, когда наблюдаешь этих людей, одетых в рваную и грязную одежду, испуганных, лохматых, с пятнами сажи на лице, страшновато улыбающихся, вооружённых мачете. Заглянув в один дом, ты видишь хозяйственную его часть, где в огромных котлах готовится «колдовское варево» - пища для животных и сложен очаг из камней, с которой соседствует спальная половина. Вся жизнь этих людей проходит на земляном полу, вместо кроватей приподнятые над этим полом надстройки. Если вы видите, как из-под крыши валит дым, это не значит, что дом горит, просто варят обед. Сидят в доме вкруг очага - проще говоря, у обыкновенного костра, на низких скамеечках, дым валит под потолок и выходит в отдушины. Там, во тьме под потолком, в тусклом свете поблескивает свисающая струпьями сажа; отношение лаосцев к хозяйству такое же, как к одежде. Несомненно, лаосцы чистоплотны, принимают душ минимум раз в день, но вымывшись, они напяливают на себя всё ту же одежду. То же самое видится и в доме: вот телек, DVD, чистое постельное бельё - чувствуется домашний уют, но задери ты голову вверх и увидишь там паутину сорокалетней давности, а обои на стенах - плакаты ли, или страницы из журналов, от старости пожелтели. Нет, они не неряхи; скважины и источники в каждой деревне. Женщина следит за жильём, готовит и убирает, ходит в лес за дровами, кормит зверьё, а в свободное время шьет - ни ленивой, ни бесхозяйственной её назвать никак нельзя. Но паутина висит годами. Для европейца эта неряшливость тихий ужас, но для азиата - даже смысл жизни. Потому что паутина, это мир духов, отвечающий за благополучие дома и хозяйства. Его ни в коем случае нельзя тревожить.
При этом встречаешь немало примеров и системной небрежности к порядку и внешнему виду. При общем, это очевидно, крепком деревенском подходе, присутствует у азиатов вот эта вот противоречащая черта - не придавать большого значения форме, нацеливаясь на содержание. Как я уже говорил, а Азии внешняя сторона жизни не довлеет над человеком, не поглощает его внимание. Твой социальный статус здесь это прежде всего семья, потомство, а потом уже работы и мотоциклы. Только представьте: днём дом твой это кафе или магазин, а вечером убирают столики, сворачивают скатёрки и стелют на пол матрацы, - вот уже и спальня для всей семьи. А то и мотоцикл, машину загонят: дополнительно гараж. Но это различие для азиата несущественно: кафе ли, спальня, гараж, главное - семья.
Возможно, причина такого безразличия к обстановке заложена буддизмом, в котором основой всех несчастий считаются страдания, и самое главное из них - внутренние мучения человека. По буддийскому канону, азиат не должен страдать, он обязан освобождать себя от волнений, гнетущих чувств и идти вперёд с высоко поднятой головой. Жить рука об руку с внутренней свободой, не уставая улыбаться. И, следственно, эта позиция проявляется, прежде всего, в отношении к жизненным трудностям. А в частности, в некотором абстрагировании от них, в том числе и трудом, где подсознательно человеком начинает приниматься за существенное только необходимое. Эта необходимость и позволяет придавать больше значения содержанию, а внешней стороне жизни.
Это свойство, по моему мнению, является коренным различием между европейцем и азиатом: между представлением христианина о «грехе», который считается навязываемой волей злых сил и которым человек неволит себя, и представлением буддиста о желании - неотъемлемой части человеческой природы, которую человек, следующий канону буддизма, должен приспособить (путём медитации, например, труда или улыбки) для своего развития. Между абстрактными «раем» и «адом», которые находятся «где-то там», и сегодняшней твоей жизнью, качеством которой определяется твоё следующее воплощение на Земле. Это различие - тот редкий пример, когда не только «бытие определяет сознание», т. е. управляет бессознательным, но и само сознание участием личности, пусть и исторической, - я говорю о Сиддхардхе, - меняет бытиё людей в лучшую сторону тысячи лет, положительно воздействуя не только на коллективное бессознательное, но и точечно на его серую массу, взращивая личность.
Но вернёмся в деревню. Вот другой дом - в нём поселилось счастье. Среди чёрной от дыма самодельной мебели, потускневших бутылок. Меня сразу пригласили в дом, к огню, чаю, рису. У женщины сыночек, и ожидается ещё дитя, она счастлива, улыбается и хочет услужить. Среди чёрного от копоти бессветного жилья, где самодельные кровать и столик - вся мебель, соседствуют с тем, что трудно назвать в нашем понимании кухней, - стремительно бьется за жизнь лучик уличного света. «Именно так жили любящие сердца когда-то в пещерах, среди безмолвия стылых стен, борясь за крохи тепла», - подумалось мне тогда.
Источник:
https://ardm.livejournal.com/43411.html
https://ardm.livejournal.com/43557.html
Продолжение: Народность Акха: ценности акефального общества