Образ Реки и тема возвращения домой
Прежде всего нам хотелось бы принести нашим многоуважаемым читателям извинения - перерыв в публикациях в данном журнале всё ж таки выходит за пределы допустимого, мы это в полной мере осознаём и планируем исправиться, но пока что исправление получается не очень:( Ну да ничего. В конце концов, мы ведь предупреждали, что работаем ничуть не быстрее Толкина, который писал "Властелина Колец" в течение чуть ли не двадцати лет. Так что простите уж нас великодушно:)
На данный момент фишка легла таким образом, что объёмный и очень интересный разговор с Евгением Хонтором hontoriel в "Альтерристике" (начало разговора вот здесь) побудил нас к воспоминаниям на тему истории падших домов нашей альтерры - и даже более того, мы наконец собрались с силами, чтобы попытаться изобразить нечто условно художественное касательно жизни и служения Высоких Грифонов. Так что Кира сейчас как раз это нечто условно художественное пытается сварганить, и текст, как всегда, расползается на ходу, увеличиваясь в объёме. Почему-то это у нас всегда так получается, уж не знаем, как оно у других пишущих - а у нас всегда:(
Короче говоря, по ходу этой работы нам пришло в голову, что хорошо бы в таком случае сейчас собрать сюда кое-какие материалы, ко всему вышеописываемому относящиеся, и выложить их предварительно - для, так сказать, создания соответствующего настроения. Кое-что из этих материалов уже было выложено - что-то в "Альтерристике", что-то здесь - а кое-что ещё не выкладывалось. Во всяком случае, нам кажется, что сделать такую подборочку очень даже имеет смысл - тем более что речь в ней пойдёт о таких материях, которые дают ключи к адекватному восприятию жизни нашей альтерры вообще. Образ Реки и тема возвращения домой - это, действительно, такая тема, переоценить значение которой в аспекте философии нашей альтерры попросту невозможно.
В общем, поехали:)
Образ Реки и тема возвращения домой
Образ Реки и тема возвращения домой - исключительно важные моменты, связанные с атлантическим служением, которое наша планета поначалу, в незапамятные времена, несла в качестве космического порта, ну а потом, когда внешние врата Земли Алестры оказались затворены - атлантическое служение было воспринято служением шаманов и исполнялось уже, так сказать, для внутренних нужд обитателей нашего мира. О служении Атлантики мы уже рассказывали на страницах "Черты Мира" - вот здесь:
"Переплетенье мистики и быта. Об Атлантике и о шаманах"
- и сейчас убедительно просим читателей освежить этот текст в памяти, чтобы нам не пришлось здесь цитировать слишком больших кусков, тем более что как раз о Реке-то там ничего не говорится, зато говорится всякое такое, что к теме Реки непосредственно примыкает.
Говоря очень вкратце, служение Атлантики - это служение погребения и служение гостеприимства, служение встречи в новой жизни; применительно к этому служению тема Реки означает прохождение пути сквозь смерть и обновление естества - пути возрождения и возвращения к подлинным глубинам жизни, к глубинам своего собственного естества, своего настоящего, уникального "Я". Возвращение к подлинной жизни - возвращение к тем кто тебя помнит и любит - возвращение к самому себе, какой ты на самом деле есть, каким ты можешь быть, если будешь самим собой - всё это вместе означает ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ.
"…шаманское служение приняло на себя полноту служения Атлантики в те далёкие времена, когда космические врата планеты затворились, так что служение поминовения и гостеприимства стало распространяться по преимуществу на обитателей нашего же собственного мира. Правду сказать, это уже и было тогда более чем актуально - ведь наши Старшие как раз отбывали, связи между разными частями ойкумены стремительно рушились, и многие, очень многие исконные уроженцы планеты оказывались в положении странников и пришельцев, оторванных от всего родного и преисполненных недоумения и боли…" -
и далее в процитированном отрывке говорится о том, что в наибольшей степени шаманское служение процвело на Арийской Территории, однако мы сейчас хотим рассказать о том что было не на Западе, а на Востоке. Потому что именно на Востоке в течение многих столетий жило и действовало погребальное служение на Чёрной - Великая Чёрная Река, полноводная и поныне, была подлинным образом Атлантики, образом пути возвращения домой.
О погребальном служении на Великой Чёрной, называемой также Глубокая и другими титулами, мы уже писали вот здесь:
* * *
Погребальное служение - это вообще такая область мировосприятия и мировоздействия, где хранительство и открывание дверей-между-мирами связаны исключительно тесным и вдобавок исключительно важным образом. Нуждающийся в дверях погребения томим не вдохновением свободного первооткрывателя новых земель - но болью разлуки со всем близким, горечью недоделанных дел, тягостной немотой недовысказанных слов… Кто споёт уходящему путеводную песнь, кто откроет ему новую тропу, как не хранитель тех мест, где плелась доселе оборванная ныне судьба?..
Тропу по лесам и по топям, по вершинам и по облакам, по земным и небесным долам и высям.
Тропу к реке и путь по реке, в свете маяков и костров, лампад и фонариков…
Река и огни, открытые внешнему и внутреннему взору, путеводные песни, слышимые ушами и мысленно, на черте бытия происходящие проводы и встречи - всё это образы, сильнейшим образом значимые для нас, в некотором смысле - ключи к восприятию всей истории нашей альтерры. Река - до замирания узнаваемая Великая Чёрная Река! - то малая, то огромная в крутых и пологих ложах, открытая звёздам и затенённая зарослями… -
Матушка-Чёрная, царица Глубокая, Олова Река, чьи истоки - в студёных родниках Еловоди, а раскинувшееся дивной дельтой устье - в мерцающих водах Великих Озёр; с замшелого Севера до перламутрового Юга катит неутомимо священные волны Чёрная Река - свидетельница обетов и поручительница молений, хранительница памяти, центральная артерия погребального служения ойкумены.
Бессонные Огни на Чёрной звались Очи Спасения - кто видел эти огни, глазами или же сердцем, тому даже в самый тяжёлый час душевного помрачения, когда бытие представляется бессмысленной и безжалостной шуткой, открывалась память о тех, кто любит и ждёт, кто всё плохое отринет как шелуху и примет приходящего домой - лишь бы только добраться до дома! - на свет Бессонных Огней можно в любой момент рвануть напрямик, через жизнь и смерть, преодолевая все земные и преисподние преграды - лишь бы только не терять из виду этот маяк, эту память, этот путь к своим и к себе-настоящему.
Клайра - Светлая - такое имя носила Великая Чёрная Река в местах поблизости от Бессонных Огней; ступать в светоносные воды Клайры мог не каждый - не всякая плоть могла переносить особое состояние этих вод, где плескались огромные черепахи, держащие связь с Океаном, сослужащие Паркам Чёрной Реки в плетении судеб - колыбелей входящим, гнёзд и сеней живущим, паутинок-дорог и канатов-мостов уходящим. По спинам черепах можно было пройти не замочив стопы, чтобы воззвать к Паркам, чтобы лично и прямо поучаствовать в их неутомимом труде - так было когда-то, в древние времена, но и потом, когда в прошлое канули и черепахи, и сами Парки Клайры, свет Бессонных Огней озарял потерявшихся на путях отчаяния и озлобления, хотя высокие пламена их уже не стояли в прибрежных алтарях, да и следов самих алтарей уже было давно не сыскать.
Погрузившийся в суету забвения народ, населяющий берега Чёрной в новое время, предавался то мирным заботам и трудам судоходства, то дрязгам общеполитических разборок; казалось бы, вспоминать о священном прошлом у этих людей было мало повода - однако сама Река, к живым водам которой они прикасались ежедневно, напоминала им не только о прошлом, но и о настоящем - о том, что линии судеб продолжают снизываться из шагов и свиваться из побуждений, о том, что в плетении единого полотна бытия по-прежнему участвуют все, а не только ступающие над водами Клайры по спинам черепах. Река зовёт негромко, Река поёт едва слышно - но голос её достигает сердца и тогда, когда не достигает ушей, и даже тогда, когда не достигает разума. И в какой-то момент всё встаёт перед глазами так ясно, будто видишь потаённое прямо перед собой - переплетающиеся струи тёмных и светлых вод, одинокие лёгкие челноки, путеводный свет немеркнущих огней на берегу - обетование возвращения домой…
* * *
Если же говорить о Западе, то здесь работает вот какой любопытный момент. Специфика Западных земель состоит в том, что там довольно-таки мало крупных рек - реки Запада по преимуществу мелкие, многие из них и вовсе протекают под землёй, выходя на поверхность только временами. Однако же в ментальном пространстве работают те же мыслеобразы, те же, можно сказать, архетипы - не случайно та самая река, на которой стоит Центр, столица Арийской Территории, тоже носит имя Клайра. С реками же Северного Города, второй (и притом своего рода мистической) нашей столицы, Атой и Оатой, связан огромный пласт фольклора на тему живой и мёртвой воды, границы жизни и границы смерти и так далее.
Образ Реки как "белой и чёрной границы", границы жизни и границы смерти, как мерила всего что совершает человек, возникает и среди мифологически-философских образов несколько другого плана - образов Горькой Реки. Одна из наиболее распространённый песен, преломляющих этот образ уже на совершенно современный манер - это Песня про Псалом о Горькой Реке:
Когда я метал золотые на стол
И локоны нежил в руке,
Мне губы ласкал, как пряный настой,
Псалом о нездешней реке,
Псалом о горчайшей реке,
О горькой реке.
Когда же развеял жестокий закон
Все замки мои на песке,
То я, как отраву, пытал языком
Псалом о нездешней реке,
Псалом о горчайшей реке,
О горькой реке.
Теперь мои руки и ноги в цепях,
Но сердце идёт налегке,
И слёзы повисли в зрачках зацепясь
За песню о горькой реке,
Об этой нездешней реке,
Горчайшей реке.
Тема Горькой Реки (впрочем, как и тема "белой и чёрной границы", но об этом будет сказано чуть погодя) идёт от игнов, точнее говоря - от древнейшей культуры нумеронов. Ниже мы приводим более-менее точный перевод самого старого из текстов, где упоминается Горькая Река. Это запись с голоса игнского речитатива, который, по мнению игнов, они сохранили со времён первых людей. Игны считают, что упомянутая река - это так примерно Млечный Путь или какая-то река в очень далёком и погибшем от радиации мире.
* * *
В безводном безвидном краю
В пути сквозь пламя и жар
Губы помнят вкус твоих горьких вод
Сладостный вкус
Пить эту воду смерть
Прикасаться к этой воде жизнь
Жизнь цвела на брегах реки
В стремнинах которой вечный мрак
Светоносные воды твои
Да не забудем в долине неги
Ибо мы помнили этот вкус
Живительной горькой воды
В безводье где плач это смерть
Ибо мы пронесли этот вкус
Живительной горькой воды
Сквозь огонь где речь отнимает жизнь
Ибо язык прикипает к гортани
И не забудем в долине неги
Горькую реку где наш исток
Пусть лучше ноги забудут как ходить
Пусть лучше руки забудут как творить
Чем наш язык забудет её вкус
Если дети наших детей от этой земли
Забудут чёрные воды горькой реки
Пусть земля возьмёт этих детей себе
А мы возьмём в сыновья камни тех берегов
И в сыновья сыновей
Утёсы которые вечно летят на крыльях
Тяжёлой воды стремнин
Ибо прикасаться к этой реке жизнь
* * *
Необходимое пояснение к данному тексту состоит вот в чём. У игнов бытует практика сопровождать все значительные житейские мероприятия пением или чтением нараспев текстов, соответствующих по смыслу, духу или по ещё каким-нибудь параметрам происходящему. Инициативу может проявить в принципе любой из участников, прочие или подхватят, или, если текст незнаком или хотя бы недостаточно заучен, с удовольствием послушают. Не возбраняется спрашивать (как при игре в ассоциации): почему ты захотел сейчас спеть это? - хотя обычно такой вопрос стараются задавать не публично и не сразу, дав себе время на раздумья.
Приведённый выше текст "В безводном безвидном краю…" не является общеизвестным и часто исполняемым, но ценится за древность и многозначность. Его любят декламировать при трудных родах и над умирающим в затруднительных случаях; изредка - при известии о смерти очень близкого человека; в поисках воды во время перекочевки; но возможно и исполнение на празднике - если в радости помнить об испытаниях, то в испытаниях припомнятся радости.
Исполняющие этот речитатив трактуют его как медитацию о мужестве, как напоминание, что тяготы и испытания непременно сменяются отдыхом и благоденствием, если не опускать рук и не прекращать движения, как призыв ценить дары жизни в том виде, в котором они приходят, благодарить за саму возможность помнить тех кого любили и дорогие места. В этом ракурсе Горькая Река представляется символом человеческой памяти, способности чувствовать, любить и страдать: окунуться с головой в воспоминания о былом страдании или любви - значит погибнуть, прикасаться к ним с благоговением - поддерживать жизнь.
У игнов существует обычай отмечать возвращение в места прежних стоянок, связанные с важными этапами в жизни. Несколько человек, рождённых в какой-то местности, могут устроить праздник близким, когда кочевье вновь окажется в этих местах. Человек может пригласить друзей вместе съездить на радостно или горестно памятное ему место. В песнях нередко повествуется о таких поездках, и эти тексты воспринимаются как виртуальные паломничества и, особенно в случае невозможности посетить означенное или аналогичное место, заменяют поющему и соучастникам пения реальное путешествие. "В безводном безвидном краю…" воспринимается именно как такое виртуальное посещение далёкой родины, где жизнь стала невозможна, например, наступили солончаки или пустыня.
Если же говорить об образах "белой и чёрной границы" как "границы жизни и границы смерти", то одна из версий происхождения сего комплекса символов такова. Всё это идёт от философских представлений нумеронов, связанных с нулевой разделительной чертой между "здесь" и "не-здесь". Она мыслилась как нить тоньше волоса, но с одной стороны - белая, а с другой - чёрная, то есть имеющая две стороны и, следовательно, определённое наполнение, как бы расстояние между этими сторонами, не белое и не чёрное. Ставился вопрос: бытие, как мы его понимаем, это "здесь"; в таком случае, "не-здесь" - это не небытие, а инобытие; а что есть небытие - не это ли неизмеримо узкое расстояние между двумя сторонами разделительной линии бытия и инобытия?
В философском фольклоре, таким образом, состояние смерти ограничивалось двумя условными границами, как бы отрицающими предыдущее состояние: чёрная граница знаменовала переход в "не-бытие", белая граница - в "не-не-бытие", то есть в бытие в принципиально иной области, в инобытие. Изначально подразумевалось, что это состояние между двумя границами не имеет протяжённости в восприятии, а значит во времени и пространстве, и означает только переход. В дальнейшем фантазия наполнила эту мнимую протяжённость образами призрачного существования (то есть до некоторой степени перенесла сюда представление об инобытии). В результате стало непонятно, что же происходит с пересекающим белую границу - не означает ли это возвращения обратно в жизнь или, по крайней мере, возвращение коммуникации и возможностей взаимодействовать с областью жизни? В таком толковании это стало ассоциироваться с посмертием праведников, избранников Духов или райским пребыванием святых. При другом прочтении пересечение белой границы окончательно отсекало уходящего от всех отголосков прежней жизни и в таком случае ассоциировалось с окончанием периода прощания живых с умершим.
Поздний фольклор Ойкумены давал этому символу двойной границы ("белее чем ночь и чернее чем сталь") самые пространные и живописные образные наполнения, чаще всего противоречивые и даже намеренно парадоксальные.
Осталось добавить несколько слов о погребальном служении Высоких Грифонов - о которых мы, собственно, и собираемся в скором времени написать более-менее подробно. Отчасти мы уже рассказывали об этом служении в связи с изложением новелл "Князь Преображений" и "О невзрачном юноше и о погибшем отряде". В рассуждениях об этих сюжетах говорится:
* * *
"Отметим особо тот образ действий, который описан, так сказать, в аспекте "индивидуальной психотерапевтической деятельности" героя. Князь Преображений никого не обличает публично - однако наедине обращается к собеседнику с отсылкой на важные для того отношения, напоминает о любви или о предательстве, может даже обратиться к тому от лица потерянного им близкого. Это - приблизительное описание одного из важных атлантических погребальных служений. Если внезапная смерть отрывала близких друг от друга, если они не успевали выяснить отношения, примириться и проститься - то всегда находились особые люди, которые природно, по крови своей, имели дар войти в соприкосновение с душами разлучённых, принять на себя образ умершего и поговорить с близким от лица того, дать прощение и принять прощение. Бывало даже, что такому служителю приходилось провести в облике умершего достаточно долгое время, чтобы исполнить последнюю волю покойного, которую тот не успел никому передать - например, найти кого-то, о ком близким покойного не было известно, и от лица умершего оказать ему помощь, сообщить нечто важное и т.д. Я рассказываю об этом столь подробно по той причине, что на Арийском Западе последних столетий обитало великое множество людей, несущих в себе эту кровь и этот дар - что для эпохи тотальной войны было, как вы сами понимаете, более чем актуально. Последний из приводимых ниже сюжетов (о невзрачном юноше и о погибшем отряде) рассказывает именно об этом."
* * *
"В связи с легендой о Князе Преображений я уже упоминал о служении Высоких Грифонов, способных перевоплощаться в умерших, чтобы исполнить за них то, чего они не успели при жизни, чтобы умершие могли проститься и примириться с близкими и т.п. За многие столетия погребального служения грифоновская кровь широко разбежалась по всей ойкумене - да, вообще-то, и многие другие чёрные к исполнению такого рода служения вполне способны, просто Высокие Грифоны занимались этим, так сказать, профессионально и с полной самоотдачей, так что это накрепко впечаталось в их плоть. Как бы то ни было, людей с подобного рода дарованиями на Арийском Западе всегда было много - а после Стелламарской войны их количество сильно увеличилось за счёт беглецов с моря и с Востока. Для нашей западной жизни, как уже не раз было сказано, такие дарования весьма актуальны; возможность по-хорошему проститься с уходящим - драгоценность не сравнимая ни с чем, в каких-то ситуациях даже более важная, чем надежда на спасение жизни. Особое значение имеет указание на возраст юноши - шестнадцать с половиной лет; шестнадцать лет для Арийского Запада означает возраст гражданского совершеннолетия, и указанное "шестнадцать с половиной" следует понимать как этап самого начала вхождения в полноценный "взрослый" статус. Это же подчёркивается наименованием "мальчик". Герой легенды начинает своё вхождение во взрослость - а именно, в статус Высокого Грифона, служителя погребения, наиболее - увы! - востребованного на нашей земле.
Два слова на тему "невзрачный юноша", он же - "безвидный отрок". Указание на невзрачность героя легенды ещё более значимо, чем указание на его возраст; это - культовый момент, связанный с тем же самым погребальным служением. Высокий Грифон по самому своему существу "невзрачен" (= "безвиден"), ибо он принадлежит не самому себе и представляет/ являет не самого себя - а того, кто на данный момент нуждается в его помощи. Одно из принятых грифоновских имён - Афан / Атан - можно понимать в двух смыслах: "безвидный" и "бессмертный". И то, и другое в равной мере даёт отсылку на это самое служение прощания, преодолевающее безысходность смерти. Образ "безвидного отрока", несущего на себе груз чужих скорбей и грехов, дающего простор излиянию чужих невыплаканных слёз, присутствует в священных текстах разных религий ойкумены - память о самоотрешённом грифоновском служении сохраняется по меньшей мере в символах и архетипах, хоть историческая подоплёка и забыта."
* * *
На сем предлагаем считать тему "Вводная информация в преддверии изложения истории служения и падения высоких Грифонов" раскрытой и просим набраться терпения и ждать многабуквенного текста про эту самую вышеуказанную историю:)
В качестве дополнительного бонуса - стихи, написанные в своё время в дар Лаэрвен и Ильтин, которые, подобно тому как сделал это hontoriel сейчас, вызвали в нас волну воспоминаний о Великой Чёрной.
Плывём Глубокой Осенью
В дар Лаэрвен (Ниллэ) lomenille
и Ильтин elven_luinae
...По этой реке, тёмной и широкой, по ночам,
под низко склоняющимися ветвями
и под звёздами плывут лодки…
В них, как в колыбелях, спят или дремлют те,
кто вышел к реке - или кого вывели…
((с) Лаэрвен, Ильтин)
...Матушка-Чёрная, царица Глубокая, Олова Река! -
свидетельница обетов и поручительница молений,
хранительница памяти…
((с) КираТата)
…вода великого моря (которое зовут Тýман,
и оно живое) капля за каплей утекает
из фундовой руки… Для человека этот ручеёк
представился бы великой рекой;
но живой человек не увидит этого никогда…
((с) Хатуль)
О Чёрная Осень!
Брусничника, сосен
И мхов изумруды - ты в них, как апрель!
О нежная Осень! -
И брошены оземь,
Мы не разобьёмся - нырнём в твою прель;
Пройдя как сквозь горе,
Ненужное сбросим,
На Стиксову гладь листопадом пролив.
(Река ли ты, Осень, -
Иль Тýмана-моря
Агатовый, гиперборейский пролив?)
Усталых мы спросим:
Не рано ли в рай вам? -
Вот-вот из теснин, где тепло и темно,
В весёлую озимь
Пройдя овердрайвом,
Зелёные стяги поднимет зерно.
Не просим, не чаем -
Жизнь дáруешь даром,
Сквозь обморочно-запредельные сны
С седым сенбернаром
И с ноутом чахлым
Твой ток нас выносит к порогу весны.
20.11.2010
Тата Гаенко
=======================
Примечание:
Под "овердрайвом" подразумевается специфическое представление о прохождении через смерть и обновлении к новой жизни, бытующее в нашей альтерре.
(с) отсюда
На данный момент фишка легла таким образом, что объёмный и очень интересный разговор с Евгением Хонтором hontoriel в "Альтерристике" (начало разговора вот здесь) побудил нас к воспоминаниям на тему истории падших домов нашей альтерры - и даже более того, мы наконец собрались с силами, чтобы попытаться изобразить нечто условно художественное касательно жизни и служения Высоких Грифонов. Так что Кира сейчас как раз это нечто условно художественное пытается сварганить, и текст, как всегда, расползается на ходу, увеличиваясь в объёме. Почему-то это у нас всегда так получается, уж не знаем, как оно у других пишущих - а у нас всегда:(
Короче говоря, по ходу этой работы нам пришло в голову, что хорошо бы в таком случае сейчас собрать сюда кое-какие материалы, ко всему вышеописываемому относящиеся, и выложить их предварительно - для, так сказать, создания соответствующего настроения. Кое-что из этих материалов уже было выложено - что-то в "Альтерристике", что-то здесь - а кое-что ещё не выкладывалось. Во всяком случае, нам кажется, что сделать такую подборочку очень даже имеет смысл - тем более что речь в ней пойдёт о таких материях, которые дают ключи к адекватному восприятию жизни нашей альтерры вообще. Образ Реки и тема возвращения домой - это, действительно, такая тема, переоценить значение которой в аспекте философии нашей альтерры попросту невозможно.
В общем, поехали:)
Образ Реки и тема возвращения домой
Образ Реки и тема возвращения домой - исключительно важные моменты, связанные с атлантическим служением, которое наша планета поначалу, в незапамятные времена, несла в качестве космического порта, ну а потом, когда внешние врата Земли Алестры оказались затворены - атлантическое служение было воспринято служением шаманов и исполнялось уже, так сказать, для внутренних нужд обитателей нашего мира. О служении Атлантики мы уже рассказывали на страницах "Черты Мира" - вот здесь:
"Переплетенье мистики и быта. Об Атлантике и о шаманах"
- и сейчас убедительно просим читателей освежить этот текст в памяти, чтобы нам не пришлось здесь цитировать слишком больших кусков, тем более что как раз о Реке-то там ничего не говорится, зато говорится всякое такое, что к теме Реки непосредственно примыкает.
Говоря очень вкратце, служение Атлантики - это служение погребения и служение гостеприимства, служение встречи в новой жизни; применительно к этому служению тема Реки означает прохождение пути сквозь смерть и обновление естества - пути возрождения и возвращения к подлинным глубинам жизни, к глубинам своего собственного естества, своего настоящего, уникального "Я". Возвращение к подлинной жизни - возвращение к тем кто тебя помнит и любит - возвращение к самому себе, какой ты на самом деле есть, каким ты можешь быть, если будешь самим собой - всё это вместе означает ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ.
"…шаманское служение приняло на себя полноту служения Атлантики в те далёкие времена, когда космические врата планеты затворились, так что служение поминовения и гостеприимства стало распространяться по преимуществу на обитателей нашего же собственного мира. Правду сказать, это уже и было тогда более чем актуально - ведь наши Старшие как раз отбывали, связи между разными частями ойкумены стремительно рушились, и многие, очень многие исконные уроженцы планеты оказывались в положении странников и пришельцев, оторванных от всего родного и преисполненных недоумения и боли…" -
и далее в процитированном отрывке говорится о том, что в наибольшей степени шаманское служение процвело на Арийской Территории, однако мы сейчас хотим рассказать о том что было не на Западе, а на Востоке. Потому что именно на Востоке в течение многих столетий жило и действовало погребальное служение на Чёрной - Великая Чёрная Река, полноводная и поныне, была подлинным образом Атлантики, образом пути возвращения домой.
О погребальном служении на Великой Чёрной, называемой также Глубокая и другими титулами, мы уже писали вот здесь:
* * *
Погребальное служение - это вообще такая область мировосприятия и мировоздействия, где хранительство и открывание дверей-между-мирами связаны исключительно тесным и вдобавок исключительно важным образом. Нуждающийся в дверях погребения томим не вдохновением свободного первооткрывателя новых земель - но болью разлуки со всем близким, горечью недоделанных дел, тягостной немотой недовысказанных слов… Кто споёт уходящему путеводную песнь, кто откроет ему новую тропу, как не хранитель тех мест, где плелась доселе оборванная ныне судьба?..
Тропу по лесам и по топям, по вершинам и по облакам, по земным и небесным долам и высям.
Тропу к реке и путь по реке, в свете маяков и костров, лампад и фонариков…
Река и огни, открытые внешнему и внутреннему взору, путеводные песни, слышимые ушами и мысленно, на черте бытия происходящие проводы и встречи - всё это образы, сильнейшим образом значимые для нас, в некотором смысле - ключи к восприятию всей истории нашей альтерры. Река - до замирания узнаваемая Великая Чёрная Река! - то малая, то огромная в крутых и пологих ложах, открытая звёздам и затенённая зарослями… -
Матушка-Чёрная, царица Глубокая, Олова Река, чьи истоки - в студёных родниках Еловоди, а раскинувшееся дивной дельтой устье - в мерцающих водах Великих Озёр; с замшелого Севера до перламутрового Юга катит неутомимо священные волны Чёрная Река - свидетельница обетов и поручительница молений, хранительница памяти, центральная артерия погребального служения ойкумены.
Бессонные Огни на Чёрной звались Очи Спасения - кто видел эти огни, глазами или же сердцем, тому даже в самый тяжёлый час душевного помрачения, когда бытие представляется бессмысленной и безжалостной шуткой, открывалась память о тех, кто любит и ждёт, кто всё плохое отринет как шелуху и примет приходящего домой - лишь бы только добраться до дома! - на свет Бессонных Огней можно в любой момент рвануть напрямик, через жизнь и смерть, преодолевая все земные и преисподние преграды - лишь бы только не терять из виду этот маяк, эту память, этот путь к своим и к себе-настоящему.
Клайра - Светлая - такое имя носила Великая Чёрная Река в местах поблизости от Бессонных Огней; ступать в светоносные воды Клайры мог не каждый - не всякая плоть могла переносить особое состояние этих вод, где плескались огромные черепахи, держащие связь с Океаном, сослужащие Паркам Чёрной Реки в плетении судеб - колыбелей входящим, гнёзд и сеней живущим, паутинок-дорог и канатов-мостов уходящим. По спинам черепах можно было пройти не замочив стопы, чтобы воззвать к Паркам, чтобы лично и прямо поучаствовать в их неутомимом труде - так было когда-то, в древние времена, но и потом, когда в прошлое канули и черепахи, и сами Парки Клайры, свет Бессонных Огней озарял потерявшихся на путях отчаяния и озлобления, хотя высокие пламена их уже не стояли в прибрежных алтарях, да и следов самих алтарей уже было давно не сыскать.
Погрузившийся в суету забвения народ, населяющий берега Чёрной в новое время, предавался то мирным заботам и трудам судоходства, то дрязгам общеполитических разборок; казалось бы, вспоминать о священном прошлом у этих людей было мало повода - однако сама Река, к живым водам которой они прикасались ежедневно, напоминала им не только о прошлом, но и о настоящем - о том, что линии судеб продолжают снизываться из шагов и свиваться из побуждений, о том, что в плетении единого полотна бытия по-прежнему участвуют все, а не только ступающие над водами Клайры по спинам черепах. Река зовёт негромко, Река поёт едва слышно - но голос её достигает сердца и тогда, когда не достигает ушей, и даже тогда, когда не достигает разума. И в какой-то момент всё встаёт перед глазами так ясно, будто видишь потаённое прямо перед собой - переплетающиеся струи тёмных и светлых вод, одинокие лёгкие челноки, путеводный свет немеркнущих огней на берегу - обетование возвращения домой…
* * *
Если же говорить о Западе, то здесь работает вот какой любопытный момент. Специфика Западных земель состоит в том, что там довольно-таки мало крупных рек - реки Запада по преимуществу мелкие, многие из них и вовсе протекают под землёй, выходя на поверхность только временами. Однако же в ментальном пространстве работают те же мыслеобразы, те же, можно сказать, архетипы - не случайно та самая река, на которой стоит Центр, столица Арийской Территории, тоже носит имя Клайра. С реками же Северного Города, второй (и притом своего рода мистической) нашей столицы, Атой и Оатой, связан огромный пласт фольклора на тему живой и мёртвой воды, границы жизни и границы смерти и так далее.
Образ Реки как "белой и чёрной границы", границы жизни и границы смерти, как мерила всего что совершает человек, возникает и среди мифологически-философских образов несколько другого плана - образов Горькой Реки. Одна из наиболее распространённый песен, преломляющих этот образ уже на совершенно современный манер - это Песня про Псалом о Горькой Реке:
Когда я метал золотые на стол
И локоны нежил в руке,
Мне губы ласкал, как пряный настой,
Псалом о нездешней реке,
Псалом о горчайшей реке,
О горькой реке.
Когда же развеял жестокий закон
Все замки мои на песке,
То я, как отраву, пытал языком
Псалом о нездешней реке,
Псалом о горчайшей реке,
О горькой реке.
Теперь мои руки и ноги в цепях,
Но сердце идёт налегке,
И слёзы повисли в зрачках зацепясь
За песню о горькой реке,
Об этой нездешней реке,
Горчайшей реке.
Тема Горькой Реки (впрочем, как и тема "белой и чёрной границы", но об этом будет сказано чуть погодя) идёт от игнов, точнее говоря - от древнейшей культуры нумеронов. Ниже мы приводим более-менее точный перевод самого старого из текстов, где упоминается Горькая Река. Это запись с голоса игнского речитатива, который, по мнению игнов, они сохранили со времён первых людей. Игны считают, что упомянутая река - это так примерно Млечный Путь или какая-то река в очень далёком и погибшем от радиации мире.
* * *
В безводном безвидном краю
В пути сквозь пламя и жар
Губы помнят вкус твоих горьких вод
Сладостный вкус
Пить эту воду смерть
Прикасаться к этой воде жизнь
Жизнь цвела на брегах реки
В стремнинах которой вечный мрак
Светоносные воды твои
Да не забудем в долине неги
Ибо мы помнили этот вкус
Живительной горькой воды
В безводье где плач это смерть
Ибо мы пронесли этот вкус
Живительной горькой воды
Сквозь огонь где речь отнимает жизнь
Ибо язык прикипает к гортани
И не забудем в долине неги
Горькую реку где наш исток
Пусть лучше ноги забудут как ходить
Пусть лучше руки забудут как творить
Чем наш язык забудет её вкус
Если дети наших детей от этой земли
Забудут чёрные воды горькой реки
Пусть земля возьмёт этих детей себе
А мы возьмём в сыновья камни тех берегов
И в сыновья сыновей
Утёсы которые вечно летят на крыльях
Тяжёлой воды стремнин
Ибо прикасаться к этой реке жизнь
* * *
Необходимое пояснение к данному тексту состоит вот в чём. У игнов бытует практика сопровождать все значительные житейские мероприятия пением или чтением нараспев текстов, соответствующих по смыслу, духу или по ещё каким-нибудь параметрам происходящему. Инициативу может проявить в принципе любой из участников, прочие или подхватят, или, если текст незнаком или хотя бы недостаточно заучен, с удовольствием послушают. Не возбраняется спрашивать (как при игре в ассоциации): почему ты захотел сейчас спеть это? - хотя обычно такой вопрос стараются задавать не публично и не сразу, дав себе время на раздумья.
Приведённый выше текст "В безводном безвидном краю…" не является общеизвестным и часто исполняемым, но ценится за древность и многозначность. Его любят декламировать при трудных родах и над умирающим в затруднительных случаях; изредка - при известии о смерти очень близкого человека; в поисках воды во время перекочевки; но возможно и исполнение на празднике - если в радости помнить об испытаниях, то в испытаниях припомнятся радости.
Исполняющие этот речитатив трактуют его как медитацию о мужестве, как напоминание, что тяготы и испытания непременно сменяются отдыхом и благоденствием, если не опускать рук и не прекращать движения, как призыв ценить дары жизни в том виде, в котором они приходят, благодарить за саму возможность помнить тех кого любили и дорогие места. В этом ракурсе Горькая Река представляется символом человеческой памяти, способности чувствовать, любить и страдать: окунуться с головой в воспоминания о былом страдании или любви - значит погибнуть, прикасаться к ним с благоговением - поддерживать жизнь.
У игнов существует обычай отмечать возвращение в места прежних стоянок, связанные с важными этапами в жизни. Несколько человек, рождённых в какой-то местности, могут устроить праздник близким, когда кочевье вновь окажется в этих местах. Человек может пригласить друзей вместе съездить на радостно или горестно памятное ему место. В песнях нередко повествуется о таких поездках, и эти тексты воспринимаются как виртуальные паломничества и, особенно в случае невозможности посетить означенное или аналогичное место, заменяют поющему и соучастникам пения реальное путешествие. "В безводном безвидном краю…" воспринимается именно как такое виртуальное посещение далёкой родины, где жизнь стала невозможна, например, наступили солончаки или пустыня.
Если же говорить об образах "белой и чёрной границы" как "границы жизни и границы смерти", то одна из версий происхождения сего комплекса символов такова. Всё это идёт от философских представлений нумеронов, связанных с нулевой разделительной чертой между "здесь" и "не-здесь". Она мыслилась как нить тоньше волоса, но с одной стороны - белая, а с другой - чёрная, то есть имеющая две стороны и, следовательно, определённое наполнение, как бы расстояние между этими сторонами, не белое и не чёрное. Ставился вопрос: бытие, как мы его понимаем, это "здесь"; в таком случае, "не-здесь" - это не небытие, а инобытие; а что есть небытие - не это ли неизмеримо узкое расстояние между двумя сторонами разделительной линии бытия и инобытия?
В философском фольклоре, таким образом, состояние смерти ограничивалось двумя условными границами, как бы отрицающими предыдущее состояние: чёрная граница знаменовала переход в "не-бытие", белая граница - в "не-не-бытие", то есть в бытие в принципиально иной области, в инобытие. Изначально подразумевалось, что это состояние между двумя границами не имеет протяжённости в восприятии, а значит во времени и пространстве, и означает только переход. В дальнейшем фантазия наполнила эту мнимую протяжённость образами призрачного существования (то есть до некоторой степени перенесла сюда представление об инобытии). В результате стало непонятно, что же происходит с пересекающим белую границу - не означает ли это возвращения обратно в жизнь или, по крайней мере, возвращение коммуникации и возможностей взаимодействовать с областью жизни? В таком толковании это стало ассоциироваться с посмертием праведников, избранников Духов или райским пребыванием святых. При другом прочтении пересечение белой границы окончательно отсекало уходящего от всех отголосков прежней жизни и в таком случае ассоциировалось с окончанием периода прощания живых с умершим.
Поздний фольклор Ойкумены давал этому символу двойной границы ("белее чем ночь и чернее чем сталь") самые пространные и живописные образные наполнения, чаще всего противоречивые и даже намеренно парадоксальные.
Осталось добавить несколько слов о погребальном служении Высоких Грифонов - о которых мы, собственно, и собираемся в скором времени написать более-менее подробно. Отчасти мы уже рассказывали об этом служении в связи с изложением новелл "Князь Преображений" и "О невзрачном юноше и о погибшем отряде". В рассуждениях об этих сюжетах говорится:
* * *
"Отметим особо тот образ действий, который описан, так сказать, в аспекте "индивидуальной психотерапевтической деятельности" героя. Князь Преображений никого не обличает публично - однако наедине обращается к собеседнику с отсылкой на важные для того отношения, напоминает о любви или о предательстве, может даже обратиться к тому от лица потерянного им близкого. Это - приблизительное описание одного из важных атлантических погребальных служений. Если внезапная смерть отрывала близких друг от друга, если они не успевали выяснить отношения, примириться и проститься - то всегда находились особые люди, которые природно, по крови своей, имели дар войти в соприкосновение с душами разлучённых, принять на себя образ умершего и поговорить с близким от лица того, дать прощение и принять прощение. Бывало даже, что такому служителю приходилось провести в облике умершего достаточно долгое время, чтобы исполнить последнюю волю покойного, которую тот не успел никому передать - например, найти кого-то, о ком близким покойного не было известно, и от лица умершего оказать ему помощь, сообщить нечто важное и т.д. Я рассказываю об этом столь подробно по той причине, что на Арийском Западе последних столетий обитало великое множество людей, несущих в себе эту кровь и этот дар - что для эпохи тотальной войны было, как вы сами понимаете, более чем актуально. Последний из приводимых ниже сюжетов (о невзрачном юноше и о погибшем отряде) рассказывает именно об этом."
* * *
"В связи с легендой о Князе Преображений я уже упоминал о служении Высоких Грифонов, способных перевоплощаться в умерших, чтобы исполнить за них то, чего они не успели при жизни, чтобы умершие могли проститься и примириться с близкими и т.п. За многие столетия погребального служения грифоновская кровь широко разбежалась по всей ойкумене - да, вообще-то, и многие другие чёрные к исполнению такого рода служения вполне способны, просто Высокие Грифоны занимались этим, так сказать, профессионально и с полной самоотдачей, так что это накрепко впечаталось в их плоть. Как бы то ни было, людей с подобного рода дарованиями на Арийском Западе всегда было много - а после Стелламарской войны их количество сильно увеличилось за счёт беглецов с моря и с Востока. Для нашей западной жизни, как уже не раз было сказано, такие дарования весьма актуальны; возможность по-хорошему проститься с уходящим - драгоценность не сравнимая ни с чем, в каких-то ситуациях даже более важная, чем надежда на спасение жизни. Особое значение имеет указание на возраст юноши - шестнадцать с половиной лет; шестнадцать лет для Арийского Запада означает возраст гражданского совершеннолетия, и указанное "шестнадцать с половиной" следует понимать как этап самого начала вхождения в полноценный "взрослый" статус. Это же подчёркивается наименованием "мальчик". Герой легенды начинает своё вхождение во взрослость - а именно, в статус Высокого Грифона, служителя погребения, наиболее - увы! - востребованного на нашей земле.
Два слова на тему "невзрачный юноша", он же - "безвидный отрок". Указание на невзрачность героя легенды ещё более значимо, чем указание на его возраст; это - культовый момент, связанный с тем же самым погребальным служением. Высокий Грифон по самому своему существу "невзрачен" (= "безвиден"), ибо он принадлежит не самому себе и представляет/ являет не самого себя - а того, кто на данный момент нуждается в его помощи. Одно из принятых грифоновских имён - Афан / Атан - можно понимать в двух смыслах: "безвидный" и "бессмертный". И то, и другое в равной мере даёт отсылку на это самое служение прощания, преодолевающее безысходность смерти. Образ "безвидного отрока", несущего на себе груз чужих скорбей и грехов, дающего простор излиянию чужих невыплаканных слёз, присутствует в священных текстах разных религий ойкумены - память о самоотрешённом грифоновском служении сохраняется по меньшей мере в символах и архетипах, хоть историческая подоплёка и забыта."
* * *
На сем предлагаем считать тему "Вводная информация в преддверии изложения истории служения и падения высоких Грифонов" раскрытой и просим набраться терпения и ждать многабуквенного текста про эту самую вышеуказанную историю:)
В качестве дополнительного бонуса - стихи, написанные в своё время в дар Лаэрвен и Ильтин, которые, подобно тому как сделал это hontoriel сейчас, вызвали в нас волну воспоминаний о Великой Чёрной.
Плывём Глубокой Осенью
В дар Лаэрвен (Ниллэ) lomenille
и Ильтин elven_luinae
...По этой реке, тёмной и широкой, по ночам,
под низко склоняющимися ветвями
и под звёздами плывут лодки…
В них, как в колыбелях, спят или дремлют те,
кто вышел к реке - или кого вывели…
((с) Лаэрвен, Ильтин)
...Матушка-Чёрная, царица Глубокая, Олова Река! -
свидетельница обетов и поручительница молений,
хранительница памяти…
((с) КираТата)
…вода великого моря (которое зовут Тýман,
и оно живое) капля за каплей утекает
из фундовой руки… Для человека этот ручеёк
представился бы великой рекой;
но живой человек не увидит этого никогда…
((с) Хатуль)
О Чёрная Осень!
Брусничника, сосен
И мхов изумруды - ты в них, как апрель!
О нежная Осень! -
И брошены оземь,
Мы не разобьёмся - нырнём в твою прель;
Пройдя как сквозь горе,
Ненужное сбросим,
На Стиксову гладь листопадом пролив.
(Река ли ты, Осень, -
Иль Тýмана-моря
Агатовый, гиперборейский пролив?)
Усталых мы спросим:
Не рано ли в рай вам? -
Вот-вот из теснин, где тепло и темно,
В весёлую озимь
Пройдя овердрайвом,
Зелёные стяги поднимет зерно.
Не просим, не чаем -
Жизнь дáруешь даром,
Сквозь обморочно-запредельные сны
С седым сенбернаром
И с ноутом чахлым
Твой ток нас выносит к порогу весны.
20.11.2010
Тата Гаенко
=======================
Примечание:
Под "овердрайвом" подразумевается специфическое представление о прохождении через смерть и обновлении к новой жизни, бытующее в нашей альтерре.
(с) отсюда