Катманду №8. Сваямбхунатх
- Уже сейчас приток налогов уменьшается с каждым днем, -продолжал Бахтияр. - И недалеко то время, когда оскудеет казна, и мы, приближенные эмира, разоримся, и вместо парчовых халатов мы наденем простые, грубые, и вместо двадцати жен мы будем довольствоваться только двумя, и вместо серебряных блюд нам подадут глиняные, и вместо нежного молодого барашка мы положим в плов жесткую говядину, пригодную лишь для собак и ремесленников!
Л. В. Соловьев, «Возмутитель спокойствия»
Задавшись однажды целью обойти все самые знаменитые достопримечательности Катманду, я тем самым обрек себя на посещение Сваямбхунатха - весьма знаменитого храмового комплекса, находящегося на западной окраине города. Интересен он среди прочего тем, что расположен на верхушке довольно высокого холма, откуда открывается прекрасный обзор Катманду, ближайших пригородов, а в хорошую погоду и отдаленных вершин массива Ганеш Химал.
Разумеется, в 2005 году наша тогдашняя компания посетила это место. Причем сделано это было затейливо и нетрадиционно. Дело в том, что попадать на тот холм следует по парадной лестнице, состоящей из трехсот шестидесяти пяти ступеней. Это символическое восхождение, призванное очистить паломника от буддо-индусских грехов каждого дня последнего года, пошлейшим образом заканчивается у кассы, где продаются закрепительные индульгенции, заодно дающие право войти на территорию храмового ансамбля. И все это было нам известно, за исключением местоположения самой лестницы. В поисках оной мы обходили заветный бугор против часовой стрелки, потихоньку углубляясь в какие-то огороженные заборами дебри, обходя канавы и помойки, мыкаясь по тропинкам местного значения. Лестницы в итоге мы не обнаружили, зато незаметно для себя в какой-то момент оказались в самом эпицентре скопления архитектурных шедевров у подножия купола главной местной ступы. Помнится, я еще подумал тогда, что слухи о величии здешней лестницы сильно приукрашивают реальность: вместо тяжелого, очищающего душу подъема мы получили неутомительную пробежку по слегка захламленной тропинке, лишь местами омрачаемую необходимостью переступать через мутные ручейки каких-то дурно пованивающих нечистот.
Но я не успел даже толком осмотреться, когда ко мне вдруг подошла полицейская женщина и смущенно попросила еще раз показать ей билет. Не припоминая, когда был предыдущий сеанс демонстрации требуемого документа, я был вынужден отклонить ее просьбу, сославшись на отсутствие кассы на моем персональном пути в Сваямбхунатх. Уяснив суть моих затруднений, полицейская женщина поспешила исправить эту досадную оплошность и лично отконвоировала меня к тому самому источнику билетов, которым увенчивается вышеупоминавшаяся лестница. Следом туда же были доставлены остальные мои подельники по нелегальному проникновению в музей. Так восторжествовала законность.
***
В очередной раз выбравшись из Тамела, я взял курс на Сваямбхунатх, но вскоре потерял бдительность, погрузился в мысли, отвлекся от контролирования маршрута и немедленно заблудился. Очнулся я в хитросплетении тесных безымянных улочек, где было не так-то просто даже направление на север определить, а карта почему-то давала на удивление мало пищи для размышлений. Мой старый навигатор так долго искал спутники, что в конце-концов я его опередил и сориентировался самостоятельно. В этом мне нисколько не помогла весьма кстати, казалось бы, встреченная план-схема городских улиц, вывешенная на островке в центре маленькой безымянной площади с круговым движением. Этот, без всяких скидок, художественно-супрематический шедевр, был нарисован от руки неизвестным творцом в манере Сеятеля, разбрасывающего облигации госзайма им. О. Бендера. Впоследствии я сильно пожалел, что поленился сфотографировать ту схему. Большую досаду я испытываю только по поводу оставшегося незапечатленным сортирного объявления о недопустимости убийства мылом дружественных червей из септической бочки.
К счастью, после совсем непродолжительных блужданий, я выбрался на магистральную улицу, ведущую почти строго на запад, к подножию заветного холма. Эта дорога обещала быть очень живописной. Топография Катманду такова, что город с трех сторон омывают воды нескольких речек. Куда ни пойди, в конечном счете обязательно выберешься на набережную Багмати, или какого-нибудь ее притока, вроде Дхоби Кхолы. Причем на кривую Багмати можно выйти, двигаясь как на восток, к аэропорту и Пашупатинатху, так и на запад, в сторону Сваямбхунатха. Так что мне уже скоро предстояла новая встреча со старой знакомой святой речкой, которая до сих пор ни разу меня не подводила в духовно-созерцательном отношении. Так вышло и на сей раз.
***
И вот, добираюсь я до западного сектора Багмати и к своему восторгу обнаруживаю там богоугоднейший свинский курорт!
Со свинским пляжем, как положено.
В дождливое время уровень жижи в реке, похоже, существенно повышается. Поэтому вдоль набережной изредка возведены бетонные уступы, похожие на кремационные помосты в Пашупатинатхе. С них местным жителям удобно добывать речную жидкость, или стирать белье. При мне же эти сооружения отстояли от уреза воды метров на десять. Тем не менее, несмотря на сухой сезон, аборигены не прерывали свою загадочную хозяйственную деятельность в пойменной зоне.
За рекой потянулись не слишком плотно населенные районы Катманду, отличающиеся куда менее интенсивным уличным движением, относительно небольшим количеством торговцев на тротуарах и провинциальным запустением в духе Бхактапура. Уже вскоре над крышами двух-, трехэтажных домов я мог лицезреть доминантные сооружения храмов Сваямбхунатха.
Теперь, когда вторичная потеря курса была невозможна, я стал уделять больше внимания окрестным красотам. Население здешнее, как и повсюду в Непале, в рабочее время предпочитает не сидеть дома в четырех стенах, а жить полноценной жизнью на свежем воздухе. Конечно, кое у кого на улице непременно есть дело - скажем, лавочка, чайхана, или мелкая мастерская. Такие счастливчики выставляют свои Зингеры с ножным педальным приводом прямо на тротуар перед деловым помещением на первом этаже дома, и уже тут работают. Точно так же, как в Покхаре, никто не станет ремонтировать мотороллер непосредственно в гараже. Считается, что там все пространство должны занимать в ожидании своей очереди три неисправных мотороллера, тогда как четвертый, разрушенный гаечным ключом, газовым резаком, пилой и кувалдой, лучше всего реставрировать при ярком свете солнца.
Однако, по моим наблюдениям, далеко не большая часть населения этого спального района столицы, пребывавшая в тот час на улице, была занята каким-либо осмысленным делом. В основном народ предавался праздности, подобно нерадивым дачникам, убивающим время на засиженной мухами веранде и при этом ленящимся даже вздуть себе самоварчик чаю.
***
Должен заметить, овянная славой лестница на поверку не произвела на меня никакого впечатления. По высоте она примерно равна наклонному ходу какой-нибудь центральной станции метрополитена им. Ленина. В иные разы на наших эскалаторах и обезьян скапливается не меньше, чем в Сваямбхунатхе.
И в инвалидных бомжах мы также не испытываем недостатка.
Словом, есть некоторое сходство с метро. С той разницей, что в метро касса располагается перед движущимся вниз эскалатором, а здесь она обнаруживается после подъема по ведущей вверх лестнице.
Тому, кто подобно мне только что набегался по многочисленным каменным лестницам Кхумбу и АСАР’а, стремительный перебор ногами очередных трехсот шестидесяти пяти ступеней, да еще на высоте немногим более тысячи метров, дастся чудовищно легко, и притом на мертвецки разряженном пульсе. Может даже показаться, что само отпущение годичных грехов - сущая дешевка и пустяк. Куда значительнее усиливает сердцебиение многократно вышеупомянутая касса, где мне пришлось оставить, дай Бог памяти, чуть ли не сто рупий. С билетом в руках я, наконец, взошел на вершину священного бугра и приступил к осмотру его духовных и материальных сокровищ.
День был погожий, солнечный, но, к сожалению, безветренный. Это значило, что в долине Катманду ничто не мешало скапливаться смогу. Со смотровой площадки можно было наглядно убедиться в том, что страхи шерпов по поводу отравленного воздуха в столичном регионе вовсе не беспочвенны. Действительно, небо отсюда казалось розовато-сизым и в этой дымке терялись даже не столь уж отдаленные восточные окраины города.
С высоты холма Катманду выглядел, как и ожидалось, весьма непрезентабельно. Бессистемная, низкоэтажная застройка, полное отсутствие каких-либо зачатков градостроительной планировки, хаотическое переплетение улочек и тупичков (многие из которых незаасфальтированы) и вопиющий недостаток зеленых насаждений - вот первое, на что обращает внимание непальская столица при взгляде на нее свысока. Гуляя по улицам Катманду довольно часто приходится встречать старинные храмы, пагоды и скульптуры. Обилие сохранившихся до настоящего времени памятников минувших веков отвлекает от видов грязи, неустроенности, разрухи и нищеты, куда более характерных для этого города. Однако со смотровой площадки, никаких красот уже не видно, поскольку издали все это наследие славных предков совершенно не выделяется на безобразном фоне, образуемом морем современных уродливых, хронически недостроенных домишек. Конечно, это лучше трущоб, но не сказать, чтобы намного.
Еще одной характерной приметой Катманду, как выясняется при взгляде на него сверху, является отсутствие характерных примет. То есть, город полностью лишен каких-либо доминант, привлекающих внимание и выступающих в роли глобальных ориентиров. Нет ни башен, ни высоких зданий, ни садово-парково-дворцовых ансамблей, которые бы отчетливо выделялись из массы обшарпанных бетонных коробок, а все храмы и пагоды имеют сравнимые с массовой застройкой размеры и плотно обставлены со всех сторон соседними безобразными строениями. Сама долина Катманду отличается плоским равнинным дном, так что и выраженными деталями рельефа к востоку от Сваябхунатха город не обладает. Ситуацию исправляют западное и южное направления обзора, где местность обильно всхолмлена.
Оказывается, Катманду интересно разглядывать в телескоп. Воспользовавшись своим самым дальнобойным объективом, я последвательно изучил многие знакомые и неизведанные закоулки города, невзирая на препятствующие наблюдениям знойное марево и пыледымовую взвесь. Мое внимание привлек один из мостов через Багмати, по которому мне еще предстояло в тот день пройти. Ступала моя нога на него и за два года до того, в две тысячи пятом году. Поистине, мосты и реки непальской столицы представляют собой недооцененное по достоинству сокровище, вполне достойное своей строчки в списке памятников наследия человечества ЮНЕСКО, наряду с любым дурбаром.
У холма Сваямбхунатха, как и у некоторых других непальских достопримечательных холмов, есть своя стая крупных хищных птиц. Особенность и статусность столичного бугра подчеркивает тот факт, что парящие над ним орлы относятся к особому виду, отличному, к примеру, от покхарских орлов, реящих над Ступой Мира.
***
Положа руку на сердце, Сваямбхунатх не отличается особой оригинальностью и многими своими деталями похож как на Буднатх, так и на некоторые другие ступоцентрические буддистские святые места Катманду. Крупная ступа в середине комплекса окружена со всех сторон индуистскими храмиками, жертвенниками и молельнями, а также отдельно стоящими символами главных божеств индуизма.
Кругом было полно сувенирных лавочек, а я давно уже собирался приобрести культовый индусский колокольчик и маску буддистского божества. Оба товара были представлены в ассортименте, и оставалось только сторговаться о цене с уступчивым коробейником. Поиск такового - непростая задача, ибо эти лавочники весьма искушены в деле впаривания туристам своих товаров с бесстыжей наценкой. К счастью, на тот момент я и сам уже получил некоторый полезный опыт торговли, подкрепленный осознанием того факта, что мои наличные денежные ресурсы близки к полному исчерпанию. Так что даже к покупке какой-нибудь мелочевки мне надлежало отнестись максимально серьезно, контролируя буквально каждую рупию.
Для начала я выбрал к приобретению колокольчик. Этот сувенир обладает немалыми достоинствами:
* Он сделан вручную из железа, на коленке, в кустарных условиях и с помощью самых примитивных инструментов. Выглядит он поэтому так, словно ему не меньше ста лет, и все это время его нещадно эксплуатировали по назначению. При этом, будучи металлическим, он очень прочен, в нем нечему ломаться, его легко транспортировать.
* Он ничем не отличается от аналогичных изделий, украшающих любой индуистский храм. Их обычно вывешивают под крышами пагод, приделывая к язычку жестяную пластинку в форме листа, чтобы колокольчики позванивали на ветру.
* Широкий выбор типоразмеров - от пудовых до карманных. Последние стоят копейки.
* Внешний вид, форма и отдельные детали непальских колокольчиков не позволяют спутать их с колокольчиками из любой другой страны.
Правда, такой колокольчик издает не столько звон, сколько глухой и неприятный дребезг - к счатью, совсем негромкий. Т.е., по формальному назначению, в качестве источника характерного звука, он не пригоден к использованию, но с основным призванием - быть памятным сувениром, справляется идеально.
Схватка за приглянувшийся колокольчик была непродолжительной, но жаркой. Коробейник ошибочно вообразил, что торгуемый товар слишком незначителен, чтобы иностранец проявил достаточно наступательного духа ради такой мелочи. Я же, напротив, с самого начала действовал агрессивно и неуступчиво, сходу озвучив встречную цену раз в десять меньшую стартовой. Будучи сам жадным, лоточник никак не ожидал, что ему будет противопоставлена еще большая жадность. Потеряв бдительность, он попытался действовать шаблонно, вяло скинув процентов десять или менее. Заданная им при этом дискретность торга составила пятьдесят рупий. Но я не поддержал эту инициативу, согласившись подвинуться всего на десять рупий и продемонстрировав тем самым свою готовность к ведению изнурительной войны на истощение. Тут мой противник был вынужден, наконец, проснуться и пустить в дело оружие, предназначенное для обороны куда более дорогостоящих объектов и товаров. Он попытался убедить меня, что таких цен не бывает, что он с самого начала предложил цену в сто раз ниже себестоимости и что колокольчик - важнейшая часть духовного наследия предков. Были у него и другие, не менее убедительные аргументы, под влиянием которых я согласился поднять свое предложение еще на пять рупий (то есть, примерно на два рубля). Наступил удобный для торговца момент, чтобы отказать мне в продаже товара, коль скоро моя цена и впрямь была для него убыточной. Но вместо этого очевидного хода, мой оппонент попытался продолжить борьбу, не желая притом спрыгивать со старых граблей. Особенно усугубил он свое положение глупыми ухмылками и прямыми намеками на то, что этот паршивый колокольчишко не стоит таких усилий и трудозатрат с моей стороны. Но поскольку эти слова и действия оказались в вопиющем противоречии с только что произнесенной тирадой на тему великой духовной ценности нашего камня преткновения, то я с полным моральным превосходством отмахнулся от жалких аргументов незадачливого барыги, издевательски накинув еще три рупии к предыдущей цене. Это уже было ничем иным, как требованием капитуляции. Теперь у лоточника оставалось только два решения: либо продавать товар по моему запросу, либо отказать мне в этом. Было очевидно, что при следующей его попытке взять свое, я наброшу две рупии, затем одну, и далее по асимптоте. Надо было решать, как выйти из положения, не потеряв при этом лица (очень важно для восточного торгаша!). И выход был найден. «Я знаю! Ты - бедный студент!», как бы отвлекаясь от темы, изрек коробейник. И тут же с чистой совестью продал мне колокольчик за семьдесят рупий (тридцать рублей), тогда как торг начинался с шестисот рупий.
За прошедшие с тех пор годы мне так и не удалось не то что побить, но даже повторить этот торговый рекорд. Связано это, конечно, с тем, что восточная торговля требует от участников постоянного практического совершенствования, что, в свою очередь, возможно только при наличии таланта и искреннего интереса к данному роду деятельности. Но я не обладаю ни тем, ни другим. Напротив, базарный торг вызывает у меня отвращение и стремление покончить с ним как можно быстрее, если уж его невозможно избежать. Однако в тот день на меня снизошло редкое вдохновение, подкрепленное каким-никаким опытом предыдущих посещений непальских сувенирных развалов. Уже скоро эти краткоживущие факторы прекратили существование, но прежде они успели сработать еще пару раз. Сразу после колокольчика мне удалось очень недорого и без особого драматизма приобрести недурную маску Зеленой Тары. Второй случай произошел вечером следующего дня, но об этом в свой черед.
***
Сваямбхунатх также известен как Обезьянья гора. Складывается впечатление, что численность популяции макак на территории типового индусского храмового скопления находится в прямой зависимости от напряженности духовного поля последнего. Поэтому плотность обезьяньего населения на гектар - неплохой индикатор уровня святости культового места. Непальской академии наук непременно следует провести научное изыскание на эту тему.
По сравнению с Пашупатинатхом, Сваямбхунатх больше походил на музей, чем на молельню. Большинство посетителей из числа местных составляли вполне нерелигиозные граждане, или буддисты, чей ритуал ограничивается вращением барабанчиков. Отсутствие садху, погребальных костров, закрытых для неиндусов территорий и засранной речки, как и в случае с Буднатхом, придавало этому месту изрядную толику жизнерадостности и светскости. Даже убеленный сединою, бородатый и хасидообразный старец пришел сюда в незатейливой, в чем-то даже спортивной современной куртке, а не в ритуальном балахоне, или засаленной набедренной ветоши, как его сверстники на берегу восточной излучины Багмати
Или, скажем, красна девица с мобильником. Такие типажи в Пашупатинатхе мне не попадались, хотя Шива и не запрещает им там появляться. Вероятно, они сами чувствуют, где им уместнее быть.
Что уж говорить о совсем юной гражданке с модной сумочкой в тон скромного, но элегантного национального одеяния!
Отсутствие йогов означало полную свободу фотографирования. Те непальцы, которые не йоги, к съемке относятся спокойно и не следят за каждым иностранцем с фотоаппаратом на предмет фиксации неоднозначно истолковываемых действий. Поэтому я некоторое время спокойно делал почти исключительно крупноплановые портреты туземцев, культурно проводящих время в окружении памятников отечественного зодчества.
Большая центральная ступа, как и положено подобному сооружению, окружена каскадом молитвенных барабанчиков. Главная задача буддистского паломника - покрутить каждый из них, сделав как можно больше рейсов по часовой стрелке вокруг ступы.
Как известно, взаимоотношения между буддизмом и индуизмом весьма затейливые, но никак не конфликтные. Стороны сознательно не замечают взаимных различий и противоречий и не конкурируют за прозелитические ресурсы. Выработанный в результате многовекового сосуществования статус-кво требует от сторон полнейшего игнорирования доктринальных расхождений друг друга с одновременным признанием общности происхождения. Для индусов, чья религия даже на базовом уровне не обнаруживает ни малейших признаков теологического единства, понятие ереси существовать в принципе не может, а потому оно не формализуемо посредством наработанного традицией понятийного и терминологического аппарата. Поэтому, с их точки зрения, буддизм является чем-то вроде упрощенного индуизма для тех внекастовых неудачников, кому греховная дхарма не позволила родиться потомком Пуруши. Специально для таких убогих, Кришна, в свое время, инкарнировался в принца Гаутаму и стал Буддой. Таким образом, почитание Будды - есть почитание Кришны, т.е. дело вполне богоугодное и душеполезное. Поэтому в Катманду почти не встречаются буддистские храмы в чистом виде, и любая значимая ступа обязательно обставлена индуистскими культовыми сооружениями. Кроме того, кастовые индусы не гнушаются и буддистского ритуала. Например, они с охотой крутят барабанчики и втыкают свечки и курительные палочки возле буддистских святынь. Так что и в Буднатхе, и в Сваямбхунатхе помимо облаченных в красные мантии тибетских монахов всегда и в немалых количествах можно встретить мирян с разнообразными тиками на лбах.
Но не барабанчики составляют главный предмет интереса для индусов. Коль скоро Сваямбхунатх являет собой огороженную территорию, специально выделенную под святость и духовность, то их долг состоит в постоянной и непримиримой борьбе против любых проявлений чистоты и порядка на этом клочке земли. Ибо невозможно доверить это благородное дело безответственным буддистам.
Множество жертвенников, алтарчиков и храмиков, со всех сторон окружающих сваямбхунатхскую ступу, напряженно эксплуатируются населением по прямому назначению. Суеверные индусы буквально выстраиваются в очереди к практикующим гадателям и жрецам, за предсказаниями, исцелениями и благословениями, равно как и за снятием всевозможных порч, сглазов и проклятий. Вся эта бытовая магия требует в обязательном порядке разведения костров, растепления свечек и принесения недорогих жертв специализированным божествам. Недостаточно просто склониться к какому-нибудь лингаму и обратиться с проблемой к Шиве. Бог останется глух к мольбе, если она не будет сопровождена сожжением разноцветных бумажек. Ганеша не осыпет своего почитателя богатством, и даже не избавит от долгового бремени, если в его честь не разбросать пару килограммов отварного риса пополам с рубленными лопухами. Народ ежедневно поднимает на высоту трехсот пятидесяти шести ступеней целые стога ритуального сена, бочки тичьих масел и бесчисленное количество свечек, чтобы вывалить все это на вершине священного бугра к ногам статуэток своих божков.
Засаленные, занюханные и затертые жертвенники были бы давно погребены под мощными пластами жертвенных отходов, если бы их регулярно не убирали и не чистили. Часть забот по уходу за общественными источниками Духовности добровольно берут на себя сами потребители культовых услуг. Как и в случае по пути из Буднатха, здесь я засвидетельствовал процесс чистки одного из малогабаритных храмов. Молодая жизнерадостная женщина тщательно протирала тряпкой его резные закоулки, где все уже было черно от сильно пропыленных жертвенных масел.
***
Нашлось в Сваямбхунатхе место и для прекрасных араукарий Бидвилла. Они растут на западном склоне холма вдоль ведущей на выход заасфальтированной дорожки. Нижние мутовки одной из араукарий свесились достаточно низко, чтобы я смог до них дотянуться и сорвать веточку. При ближайшем рассмотрении бидвиллова хвоя оказалась похожа на обычную, хоть и мелкую, листву. Однако, в отличие от настоящих листьев покрытосеменных растений, листочки араукарии очень жесткие, почти лишены воды и, как положено хвойному растению, малопитательны. При этом их и без того низкая пищевая ценность низводится к нулю слоем нездоровой городской пыли, которой в долине Катманду покрыты все растения.
