В июле-августе Париж вымирает. Аборигены вовсю пользуются отпусками. Машин на улицах почти не осталось, французский в центре уже не услышишь, лишь туристы мерно щелкают фотокамерами. Мои любимые бразильские бары перешли на режим с пятницы по воскресенье, а потом и вовсе закрылись. Все остальные - вне туристических троп - опустели. Хор, группа шоро и клуб авторской песни давно ушли на каникулы. На нашем этаже в Институте Биологии появилось гулкое эхо и вечное гудение микроволновки - все кто мог разъехались, а для остальных столовая закрылась до 7го сентября. Как и многие кафе неподалеку, в которые обычно ходят студенты. Впрочем, что кафе! В наш почтовый ящик в Нантерре бросили уведомление, что на неделю отключат горячую воду...
В этот период любой дружеский вечер особо ценен.
И их не так уж мало, вечеров (и я все откладываю "Парижские будни - 3", чтобы когда-нибудь о них рассказать), но сегодняшний - особенный. Просто потому, что я не думала, что такое вообще может быть. Домой к моему шефу Оливье мы отправились уже второй раз, он живет в Мальмэзоне - две станции на поезде от нас. Все эти маленькие домики, аккуратные газончики, дом с садом и камином... Сегодня там собралась почти вся наша лаборатория, в том числе стажер из Египта с мамой. Я как-то уже рассказывала о его медлительном, грустном облике и перепалках с нашим китайцем. Теперь я уже знала, что мама нашего стажера - профессор классической арабской литературы на временной работе во Франции, и что этот 22-летний медлительный мальчик уже написал и издал в Египте свою первую книгу. И что пишет вторую - о жизни египтян во Франции, которая издали кажется его соотечественникам такой безоблачной.
Присутствие арабов оживляет любую французскую вечеринку моментально. Иронически приподнятые брови теряются среди взмахов рук и рассказов наперебой. Мама Мухамеда - Мона - чертила нам буквы арабского алфавита (здесь, во французском университете, она преподает не только классическую арабскую литературу, но и современную, и перевод, и грамматику), и мы смеялись над Мухамедом, который при попытке сделать то же самое три буквы пропустил, и Оливье притащил блюдечко, которое купил в Марокко, и мы хором учились его читать... Потом появилось и второе блюдечко ("А тут что-то написано или это просто рисунок?"), и бесконечные листочки на столе с арабской вязью, и разговоры о России и Бразилии. На вопрос, чем отличаются португальский Бразилии и Португалии, мы с Оливье хором воскликнули "У них очень странный акцент!" Оливье, хоть и француз, вырос в Португалии, и над португальским друг друга мы обычно подшучиваем до полусмерти. Я говорю, что португальцы не произносят до конца ни одного слова и выплевывают их на немецкий манер, а Оливье - что санпаульский португальский просто перевран итальянцами: "Где в "Boa Noite" написано "чи", я вас спрашиваю?" Хотя - ну как вместо певучего "Боа нойчи" можно выплевывать хлесткий "Боа нойт"?
Впрочем, у меня теперь есть коронная история о различиях в наших португальских. Один мой бразильский друг подал на португальское гражданство. Его заставили переводить все документы у официального переводчика, стоимостью около 25 евро за страницу. Когда он получили переводы в руки, оказалось, что переводчик, естественно, ничего не переводит. А просто ставит штампы на каждую страницу, что "содержание соответстует"...
Затравкой душевного вечера для меня абсолютно неожиданно стало представление русского салата "Оливье". Мы договаривались, что каждый что-то принесет, нам выпали салаты, и Бруно машинально решил сделать "русский салат", который в Бразилии знают как "salada russa" и всегда просят принести. В Бразилии этот салат есть во всех ресторанах, но в совершенно духовно нам чуждой версии - с морковкой, яблоком, изюмом и чем угодно еще, и уж конечно без соленых огурцов и репчатого лука (максимально для бразильца возможное попадание лука в салат - это пара колечек по краю миски с зелеными листьями латука). Притаскивая с собой в Сан Пауло русский салат в "правильной версии", я всегда говорила, что произошел он от французского блюда, и что в самой России его называют никаким не "русским салатом", а "Оливье", и всегда делают на Новый Год.
А теперь представьте себе меня, машинально говорящей привычное то же самое, но обнаружившей себя вдруг во Франции и за столом с шефом, одноименным салату... Я осеклась на середине - во-первых, подумав, что салат такой они и без меня знают, во-вторых, что шеф может решить, что я издеваюсь... но, смущаясь, до конца-таки договорила. Оказалось - а) салата такого во Франции нет, и никто никогда ничего похожего с картошкой и солеными огурцами не ел, б) шеф пришел в дикий восторг, и фраза "Дайте-те ка Оливье еще "Оливье"!" стала коронной застольной вечера. Ребята сожрали весь тазик, некоторые брали добавки по четыре раза и записывали рецепт (Боже мой, ну какой там рецепт?!!). Пришли к выводу, что центральный компонент, опять же, это толстые соленые огурцы - французские "cornichons" тонкие, хрустящие и такого соленого сока в салат не дают. А то, что салат называется "Оливье", все же отнесли за милый жест в сторону шефа. Но - честное, честное, честное слово!! - мне и в голову это не приходило, и я сообразила, что происходит, только когда округлили рот для первой буквы "О".
Впрочем, эффектное салатное введение было напрочь перебито для меня результатом моего же скромного заявления, что арабским и Египтом я всегда интересовалась из-за танцев живота. Мона и Мухамед немедленно взяли меня за руки и потянули в сад, чтобы я показала египтянам, как в Бразилии танцуют египетские танцы. В сумраке сада они включили на мобилке арабскую музыку, за ними вывалила вся лаборатория, и вот уже народ хлопает в ладоши и ждет! Я сразу вспомнила, с какой физиономией один дорогой моему сердцу сибирский бард готовился в первый раз петь бразильцам по-португальски. Думаю, у меня была не хуже. Впрочем, Мухамед сказал "Я тебе помогу!" и пошел вперед, подпевая и жмуря глаза от удовольствия. Тут уж смешно смущаться... Танцы - они для радости, а не для оценок. Но - когда бы я думала, что впервые буду танцевать для египтян ночью в саду дома моего французского шефа, в присутствии целой своры молекулярных биологов?
Потом мобильник был брошен на бордюрчик, и Мона стала танцевать с нами, и дочка Оливье сразу присоединилась, и одна французская аспирантка (вторая стояла с мрачной физиономией и скрещеными на груди руками, но это бывает). Мона потом долго не верила, что в Бразилии я училась не у египтян. Русские, которых в Египте полно на разных шоу, танцуют совсем по-другому - очень технично. Бразильцы же танцуют, играя, и это египетским народным танцам гораздо ближе...
Мона дала мне всевозможные телефоны и контакты, и долго убеждала приехать к ней в Египет посмотреть на страну изнутри. Ехать к человеку, профессия которого - арабская культура, может быть, как раз и есть то, что мне нужно. Чтобы побыть не просто глупым туристом, бегая вокруг пирамид. Время подружиться получше еще есть - они уезжают в Египет на этой неделе, но в сентябре вернутся и будут в Париже еще месяц. И поселятся как раз в пяти минутах ходьбы от нас, в Нантерре! Будет много праздников с танцами, я уже пообещала... а арабоговорящих друзей у меня, как вы уже знаете, немало. Чудеснее моих ливанцев найти кого-нибудь трудно. И интересный факт - на вопрос, какого типа люди посещают курсы арабского Моны, оказалось, что многие из них как раз французы, у которых появились ливанские друзья и заинтересовали их другой культурой. Ливанские друзья меняют мир... представляю, каким открытием это может быть для среднего парижанина, когда человеку всегда интересно, как у тебя дела, а то, о чем ты просил, всегда помнится и выполняется с улыбкой. Да еще и смеются беспрестанно вместо сухой иронии.
Никогда не забуду, как наш ливанский хозяин на мое первое признание при поиске квартиры, что французского документа у меня еще нет, сказал, что мне поможет, потому что представляет, как я с этим настрадалась от французских агентств. Как он спешно кормил моего русского друга, зашедшего за нами уже в час ночи на праздник новоселья наших хозяев. Как вез нас на день рождения к своему брату, и мы все дорогу повторяли поздравление по-арабски. Как на сообщение о том, что Бруно нечаянно разбил стеклянную дверь в душевой кабинке, потрясенно переспросил "Надеюсь, он не порезался?" Стыдно рассказать, но Бруно приехал в Париж со стандартным набором предрассудков "никчемные арабы понаехали и теперь из зависти жгут машины белых людей", и даже косился поначалу на них на улицах. Но какова все-таки сила СМИ! В Сан Пауло Бруно бывал со мной и в египетской чайной регулярно, и заходить в ливанскую булочную обожал, и простоквашу у наших друзей арабского происхождения брал охотно... А вышел в Париже - и сразу стал морщиться. Даже аргумент, что, не будь наш ливанец, жить было бы негде, помогал слабо. Хотя над заявлением, что наш телевизор и тумбочка принадлежат приятелю нашего хозяина, которого я видела раз в жизни, он слегка задумался. На французов он к тому моменту уже посмотрел. Лед растаял, когда мы походили на ливанские праздники, и у Бруно сразу появились ливанские ученики гитары. Теперь он каждый день записывает новые арабские слова, и на рынке мы хором говорим "Шукран!" ("Спасибо!") - и горбоносый продавец сразу подсыпает еще вишни и улыбается.
Получила я и еще одно очень симпатичное приглашение, и очень кстати. Я как раз уже начинала волноваться, что Родриго из Гренобля давно уехал, и кататься на горных лыжах зимой будет не у кого.... Оказалось, дочка Оливье как раз переехала в Шамони. Без гор и путушествий она жить не может. Вчера вернулась из Таджикистана. В прошлом году ездила в Якутию. И во всей этой суматохе есть и мой вклад - ведь, представляя меня дочке, Оливье говорит: "Это Аня, ты видела ее на фотографиях у нас дома на Рождество в Гренобле. С ней еще были двое сибиряков, один, который поет босса-нову, и другой, который с бородой, тоже альпинист, который весь вечер нашу малышку месячную на руках держал..."
И потом уже в полночь мы все идем к поезду, и уже на полдороге нас нагоняет велосипедист во всем белом - Оливье нашел мой забытый зонтик, и немедля помчался в ночь...