в гостях у Манзиони и бюрократические дрязги
Иногда я кажусь очень подозрительной. По крайней мере, вахтер смотрел на меня именно так. Что нужно девице в теплой вязаной перуанской кофте с капюшоном, в полночь ломящейся в кондоминиум "Бразилия" на берегу 4-го канала, в двух шагах от океанского побережья Сантоса? Когда оказалось, что спешу я к весьма пожилому сеньору, недавно перенесшему тяжелую операцию, вахтер нахмурился еще больше. Разве же это время для визита? О да! Чтобы навещать Манзиони - самое время!
Я застала собрание, посвященное обсуждению бюрократических проблем и организации ежегодного фестиваля гитары в Сантосе, в самом разгаре. Там были Бруно, другой преподаватель гитары Апсолом и директор гитарного оркестра Эдна. О любимом детище Манзиони - гитарной школе при муниципальном театре Сантоса, в лучшие времена насчитывавшей 2000 учеников в год, и гитарном оркестре при ней - я уже рассказывала здесь. В последние годы курс гитары проходит через массу бюрократических сложностей и дрязг с секретариатом, и все потихоньку разваливается. В этом году, вместе с болезнью Манзиони, заставившей его несколько отойти от театра, наступил апогей.
Школа гитары Манзиони более тридцати лет функционировала на идеях о всеобщей доступности музыки, о том, что изучение музыки нужно и важно совсем не только для формирования профессионалов, но и как инструмент для развития способности к восприятию искусства вообще. Она всегда была открыта людям всех возрастов и уровней социального благополучия. Надо сказать, что в Сантосе муниципальных музыкальных школ нет, и все курсы платные. Кроме школы Манзиони при театре. Еще в прошлом году сюда записались 500 человек новых учеников. А в этом новая шефа ограничила количество мест до 150-и человек, отменила занятия по вечерам (люди, которые работают днем, артистами все равно не станут) и по субботам (в выходные нормальные люди отдыхают). В итоге каждый из трех преподавателей курса гитары дает всего по полтора-три часа уроков в неделю. Им запрещено использовать эти аудитории в другое время, хотя в листе ожидания осталось еще 200 человек. Гитарному оркестру запрещают репетировать больше одного раза в неделю и на каникулах... Хотя, конечно, они скрытно репетируют вне стен театра.
Манзиони лет пятнадцать назад:
Манзиони был выбран Преподавателем года Сантоса в 2001 году, а в 2004 стал Почетным Гражданином города. Его гитарный оркестр выступал на телевидении и ездил с концертами по самым разным местам. Выступление на телешоу у Жо Соареса дало новый толчок - но бюрократическим силам противостоять сложно. Сначала курс загнали в две сырые комнаты с вечными лужами на полу, где все архивы, собранные за 30 лет, покрылись плесенью. Потом объявили, что будут их ремонтировать, и два года ребята репетировали в подвале без окон. Ремонтировать никто ничего, конечно, не стал. Потом стали урезать количество учеников. Сначала ограничили запись на курс двумя днями в году, и запретили заходить в аудитории незаписанным (иначе вслед за записавшимися начинали тянуться друзья и родственники). А потом вообще ограничили количество уроков до пяти классов в неделю на трех преподавателей. Денежного подтекста в этом никакого нет, потому что преподаватели получают независимо от количества часов. И директор никак не может понять, почему Бруно все еще борется за доступ к аудиториям.
В этот раз Бруно говорил о том, что кто-то унес из аудитории шкаф, который в свое время ребята сами притащили, и в котором хранились книги по музыке и архивы. Он нашел книги и бумаги выгруженными горой на железную коляску для перевозок посреди комнаты для репетиций. Секретарь сказала, что шкаф выбросили, потому что он был старый и никуда негодный, и что книги можно раздать ученикам, тогда они не будут занимать место. Манзиони мрачнеет на глазах, и мне всех их безумно жалко...
В гитарном оркестре я провела пять лет, и там обрела четырех настоящих друзей. Двое из них уехали из Сан Пауло несколько лет как, третий женился (в зависимости от того, на ком женишься, это тоже может быть приравнено к отъезду из города), четвертый тоже женился... но на мне. И я очень многому научилась у Манзиони. Я видела его в самых разных ситуациях во время концертов, путешествий и домашних посиделок, и мы проговорили немало часов - в автобусах, гримерках, ресторанах... Ему я прощала даже широкую улыбку при каждом моем появлении на репетиции, которая означала, что сейчас он повернется к аудитории и скажет: "А вы знаете, как в России мяукают коты?! "Мяуовски-мяуовски!" А вы знаете, как там чирикают птички? "Пиовски-пиовски!" А вы знаете, как там лают собачки? "Гауовски-гауовски!" Правда ведь, russa?" И потом мило попросит прощения за всегдашнюю шутку, и крепко поцелует в обе щеки. Иногда, правда, Манзиони менял стратегию и дико кричал при моем появлении "Спасибо, товарищ, хорошо!" - это окончание одного бразильского стихотворения, уж не помню какого.
Манзиони всегда прихрамывал, одна нога его была вечно перебинтована. Еще в далекой молодости - лет в 25 - он как-то отправился на прогулку вместе со своими друзьями и их маленькой дочкой. Неожиданно девочка выбежала на дорогу, и тут же ВДРУГ из-за угла вырулил грузовик. Манзиони прыгнул прямо под колеса - девочку вытолкнуть не успел, а ему переехало ногу... В долгие часы ничегонеделания в больнице он и начал заниматься гитарой. Потом уже он стал учиться у Исаияса Савио, и развил систему коллективных уроков. Иногда у него случались обострения, и тогда концерты проходили без него. Но в этом году с ногой начались совсем серьезные проблемы, и ее ампутировали выше колена.
Это был первый раз, когда я увидела его после операции. На самом деле, это был первый раз с тех пор, как мы организовали в театре Сантоса концерт русской музыки с Ромой Ланкиным и Аликом Алабиным - август 2008 (рассказано здесь - 1, 2, 3). С тех пор, как я ушла из оркестра, в Сантос я наведываюсь редко. В то же время Манзиони -это очень близкий человек, которого я хорошо знаю. И начинаю ощущать вину за редкость этих встреч. Он всегда передает мне приветы через Бруно и напоминает навещать его, а я как-то... так вот...
Манзиони последних лет:
Манзиони тоже вспоминал русский концерт, и как мы сидели потом все вместе в ресторанчике на берегу океана. "Когда приезжали русские музыканты..." стало вехой в истории театра. Хотя до сих пор при воспоминании об этом на меня иногда нападает истерический смех. Невозможно вообразить - Рома из Томска моего детства, Алик из Нью-Йорка вдруг гуляют по Сантосу и общаются с Манзиони, знающим меня с первых моих бразильских шагов... Играют вальс из "Берегись автомобиля" на сцене Муниципального театра Сантоса... Я рассказываю Манзиони, что недавно видела обоих в Нью-Йорке, и он сердечно начинает передавать запоздалые приветы.
После ампутации ноги Манзиони повеселел, его больше уже не мучают боли. Смотреть на него в инвалидной коляске совсем не страшно - он сидит на удивление прямо, поигрывает культей и все время дразнит своего белого пуделька Сол, притворяясь, что хочет подняться и повести его на прогулку. Он убедительно говорит о планах на Неделю гитары в Сантосе, ругает бюрократию и все так же горячо жестикулирует на итальянский манер. Его жена, которая прошла с ним очень долгий путь - лет сорок - не сводит с него глаз. Он говорит, а она смотрит на него с таким обожанием и восхищением, что у меня начинает что-то екать в груди. На следующей неделе Манзиони уже будет примерять протез, и через месяц уже должен начать ходить. Я верю, что так и будет.
Я крепко обнимаю Манзиони на прощание, а он прижимает мою руку к губам. Он поддерживет Бруно в решении уехать со мной во Францию. Хотя это, может быть, означает конец гитарного оркестра в театре. Если Манзиони все-таки не встанет на ноги. Но... надо верить в хорошее. Когда кто-то уходит, это всегда открывает возможность придти новым людям. Если бы Манзиони не верил, он бы не взялся за изучение музыкального инструмента уже в 25 лет. Если бы он не верил, то не стал бы учеником одного из самых известных в то время живущих в Бразилии гитаристов. Если бы он не верил, то не создал бы систему коллективных уроков, на которых с самого начала из класса фомируется оркестр. Через уроки его системы не прошло бы 30.000 человек, многим из которых это изменило жизнь. В том числе и мне...
Я застала собрание, посвященное обсуждению бюрократических проблем и организации ежегодного фестиваля гитары в Сантосе, в самом разгаре. Там были Бруно, другой преподаватель гитары Апсолом и директор гитарного оркестра Эдна. О любимом детище Манзиони - гитарной школе при муниципальном театре Сантоса, в лучшие времена насчитывавшей 2000 учеников в год, и гитарном оркестре при ней - я уже рассказывала здесь. В последние годы курс гитары проходит через массу бюрократических сложностей и дрязг с секретариатом, и все потихоньку разваливается. В этом году, вместе с болезнью Манзиони, заставившей его несколько отойти от театра, наступил апогей.
Школа гитары Манзиони более тридцати лет функционировала на идеях о всеобщей доступности музыки, о том, что изучение музыки нужно и важно совсем не только для формирования профессионалов, но и как инструмент для развития способности к восприятию искусства вообще. Она всегда была открыта людям всех возрастов и уровней социального благополучия. Надо сказать, что в Сантосе муниципальных музыкальных школ нет, и все курсы платные. Кроме школы Манзиони при театре. Еще в прошлом году сюда записались 500 человек новых учеников. А в этом новая шефа ограничила количество мест до 150-и человек, отменила занятия по вечерам (люди, которые работают днем, артистами все равно не станут) и по субботам (в выходные нормальные люди отдыхают). В итоге каждый из трех преподавателей курса гитары дает всего по полтора-три часа уроков в неделю. Им запрещено использовать эти аудитории в другое время, хотя в листе ожидания осталось еще 200 человек. Гитарному оркестру запрещают репетировать больше одного раза в неделю и на каникулах... Хотя, конечно, они скрытно репетируют вне стен театра.
Манзиони лет пятнадцать назад:
Манзиони был выбран Преподавателем года Сантоса в 2001 году, а в 2004 стал Почетным Гражданином города. Его гитарный оркестр выступал на телевидении и ездил с концертами по самым разным местам. Выступление на телешоу у Жо Соареса дало новый толчок - но бюрократическим силам противостоять сложно. Сначала курс загнали в две сырые комнаты с вечными лужами на полу, где все архивы, собранные за 30 лет, покрылись плесенью. Потом объявили, что будут их ремонтировать, и два года ребята репетировали в подвале без окон. Ремонтировать никто ничего, конечно, не стал. Потом стали урезать количество учеников. Сначала ограничили запись на курс двумя днями в году, и запретили заходить в аудитории незаписанным (иначе вслед за записавшимися начинали тянуться друзья и родственники). А потом вообще ограничили количество уроков до пяти классов в неделю на трех преподавателей. Денежного подтекста в этом никакого нет, потому что преподаватели получают независимо от количества часов. И директор никак не может понять, почему Бруно все еще борется за доступ к аудиториям.
В этот раз Бруно говорил о том, что кто-то унес из аудитории шкаф, который в свое время ребята сами притащили, и в котором хранились книги по музыке и архивы. Он нашел книги и бумаги выгруженными горой на железную коляску для перевозок посреди комнаты для репетиций. Секретарь сказала, что шкаф выбросили, потому что он был старый и никуда негодный, и что книги можно раздать ученикам, тогда они не будут занимать место. Манзиони мрачнеет на глазах, и мне всех их безумно жалко...
В гитарном оркестре я провела пять лет, и там обрела четырех настоящих друзей. Двое из них уехали из Сан Пауло несколько лет как, третий женился (в зависимости от того, на ком женишься, это тоже может быть приравнено к отъезду из города), четвертый тоже женился... но на мне. И я очень многому научилась у Манзиони. Я видела его в самых разных ситуациях во время концертов, путешествий и домашних посиделок, и мы проговорили немало часов - в автобусах, гримерках, ресторанах... Ему я прощала даже широкую улыбку при каждом моем появлении на репетиции, которая означала, что сейчас он повернется к аудитории и скажет: "А вы знаете, как в России мяукают коты?! "Мяуовски-мяуовски!" А вы знаете, как там чирикают птички? "Пиовски-пиовски!" А вы знаете, как там лают собачки? "Гауовски-гауовски!" Правда ведь, russa?" И потом мило попросит прощения за всегдашнюю шутку, и крепко поцелует в обе щеки. Иногда, правда, Манзиони менял стратегию и дико кричал при моем появлении "Спасибо, товарищ, хорошо!" - это окончание одного бразильского стихотворения, уж не помню какого.
Манзиони всегда прихрамывал, одна нога его была вечно перебинтована. Еще в далекой молодости - лет в 25 - он как-то отправился на прогулку вместе со своими друзьями и их маленькой дочкой. Неожиданно девочка выбежала на дорогу, и тут же ВДРУГ из-за угла вырулил грузовик. Манзиони прыгнул прямо под колеса - девочку вытолкнуть не успел, а ему переехало ногу... В долгие часы ничегонеделания в больнице он и начал заниматься гитарой. Потом уже он стал учиться у Исаияса Савио, и развил систему коллективных уроков. Иногда у него случались обострения, и тогда концерты проходили без него. Но в этом году с ногой начались совсем серьезные проблемы, и ее ампутировали выше колена.
Это был первый раз, когда я увидела его после операции. На самом деле, это был первый раз с тех пор, как мы организовали в театре Сантоса концерт русской музыки с Ромой Ланкиным и Аликом Алабиным - август 2008 (рассказано здесь - 1, 2, 3). С тех пор, как я ушла из оркестра, в Сантос я наведываюсь редко. В то же время Манзиони -это очень близкий человек, которого я хорошо знаю. И начинаю ощущать вину за редкость этих встреч. Он всегда передает мне приветы через Бруно и напоминает навещать его, а я как-то... так вот...
Манзиони последних лет:
Манзиони тоже вспоминал русский концерт, и как мы сидели потом все вместе в ресторанчике на берегу океана. "Когда приезжали русские музыканты..." стало вехой в истории театра. Хотя до сих пор при воспоминании об этом на меня иногда нападает истерический смех. Невозможно вообразить - Рома из Томска моего детства, Алик из Нью-Йорка вдруг гуляют по Сантосу и общаются с Манзиони, знающим меня с первых моих бразильских шагов... Играют вальс из "Берегись автомобиля" на сцене Муниципального театра Сантоса... Я рассказываю Манзиони, что недавно видела обоих в Нью-Йорке, и он сердечно начинает передавать запоздалые приветы.
После ампутации ноги Манзиони повеселел, его больше уже не мучают боли. Смотреть на него в инвалидной коляске совсем не страшно - он сидит на удивление прямо, поигрывает культей и все время дразнит своего белого пуделька Сол, притворяясь, что хочет подняться и повести его на прогулку. Он убедительно говорит о планах на Неделю гитары в Сантосе, ругает бюрократию и все так же горячо жестикулирует на итальянский манер. Его жена, которая прошла с ним очень долгий путь - лет сорок - не сводит с него глаз. Он говорит, а она смотрит на него с таким обожанием и восхищением, что у меня начинает что-то екать в груди. На следующей неделе Манзиони уже будет примерять протез, и через месяц уже должен начать ходить. Я верю, что так и будет.
Я крепко обнимаю Манзиони на прощание, а он прижимает мою руку к губам. Он поддерживет Бруно в решении уехать со мной во Францию. Хотя это, может быть, означает конец гитарного оркестра в театре. Если Манзиони все-таки не встанет на ноги. Но... надо верить в хорошее. Когда кто-то уходит, это всегда открывает возможность придти новым людям. Если бы Манзиони не верил, он бы не взялся за изучение музыкального инструмента уже в 25 лет. Если бы он не верил, то не стал бы учеником одного из самых известных в то время живущих в Бразилии гитаристов. Если бы он не верил, то не создал бы систему коллективных уроков, на которых с самого начала из класса фомируется оркестр. Через уроки его системы не прошло бы 30.000 человек, многим из которых это изменило жизнь. В том числе и мне...