Иногда не успеваешь совсем чуть-чуть. Я старалась звонить Кати каждые две недели, записывала в планах на день, но иногда что-нибудь случалось и я переносила на другой, еще раз... В те выходные у нас был музыкальный выезд в Жизор, и я позвонить так и не успела. А когда позвонила в понедельник, Мишель испуганным голосом сказал - Кати плохо, я как раз сейчас звоню врачу в Бордо, потом поговорим, целую...
На следующий день Софи мне сказала, что Кати под морфином и врачи говорят, чтобы Рождества не ждали. Мы ждали!, но через неделю она умерла. В понедельник 15го декабря она ушла, в четверг 18го были похороны. Я отпросилась на работе, и в среду мы уже в который раз помчались с Софи и Стефаном 600 км на машине в Аквитанию в Розан, я на заднем сиденье между котом Васко и попугаем Бразза. Похорон как таковых не предполагалось - отпевание и кремация. Жизнь моя так сложилась, что я на похоронах никогда не была, тем более на кремации. Мама даже сказала - смотри, не выкини там какой-нибудь финт, а то я тебя знаю! А какой финт? Купила длинный черный вязаный свитер до пола и черное пальто, обратный билет из Ажана в вечер после кремации. Звонила Мишелю и пыталась понять, когда уезжать, бывают ли во Франции поминки... вроде как не бывают, отпевание в 14 часов, кремация в 16, потом все разъезжаются по домам.
То, что любые переживания за границей сопровождаются этнографическим опытом, немного расслабляет. Cофи мне сказала непременно быть на станции RER C Choisy-le-Roi в 12.15, я торопилась!, встала в Руане в 7 утра, чтобы собраться и успеть на поезд в Париж в 9. С вокзала Сан-Лазар еду до библиотеки Франсуа Миттеран по автоматической 14й линии, там перескакиваю на электричку... Мои меня в 12.15 и забрали, но оказалось, что едем мы на обед. Я не выспалась, рано встала и торопилась, чтобы неторопливо пообедать пару часов перед выездом. Эх, Франция! В моей семье готовит Стефан. Извиняется, что они в спешке после делового собрания, ничего особенного нет. Подаются авокадо, на первое - борщ!, макароны с авторским соусом, непременные сыры на десерт... Открыла наконец один друг камамбера, который я могу есть (простите, жертвы санкций!) - у него та же белая мягкая корка и внутри он текучий, но внутренняя масса с плесенью, похожей на рокфор. Называется Bresse Bleu.
У Софи и Стефана в Розане в соседнем доме живут близкие друзья, Кристин и Жан-Марк. Когда мы выезжаем из Парижа, они идут к Софи и включают там отопление. А если мы приезжаем поздно, то готовят и ужин. В этот раз мы приехали в десять вечера, после семи часов в машине. Стол в гостиной безупречно накрыт - синие фарфоровые тарелки, серебряные приборы. Нас усаживают на диван и первые полчаса угощают аперитивом. Бокалы для аперетива, шесть типов вина, чипсы и орешки. Ну почему нужно есть орешки ночью перед нормальным ужином, когда умираешь с голоду? Нужно. Ритуал. Хотя Софи потом и сказала, что сама немного удивилась, когда увидела, что второй столик под аперитив уже накрыт - все-таки правда было очень поздно.
На первое у нас был суп-пюре из овощей - цукини, морковка, сладкая картошка. Чтобы было вкусно и правильно, он смешивается в миксере прямо перед едой. В конце аперитива мы с Кристин пошли на кухню, она показала кастрюлю, спросила, люблю ли я суп-пюре или хочу бульон. Бульон! Бульон мне сливают в фарфоровый графинчик, к нему дают ситечко, чтобы избежать волокон лука-порея. Остальное взбивается на миксере. О нет, фарфоровая чаша для супа холодная! Греется вода, чаша ополаскивается кипятком. Теперь суп-пюре можно подавать, а макароны начинать варить. После супа - два салата: один из огурцов по-гватемальски, он нарезан соломкой, со специями, другой - очищенные дольки грейпфрутов двух цветов в собственном соку. Время сыров пришло уже в полночь, тут мы уже так устали, что попрощались. С друзьями так можно.
Все утро перед выездом на похороны мы снова завтракали и обедали. Софи написала себе короткий текст - оказывается, в церкви на отпевании родственники говорят речи. От Розана до Сан-Морана 120 км, наверно, мы так едем в последний раз... Кристин поехала с нами. Стефан усадил ее на переднее сиденье - чтобы Софи не делала ему замечания, где лучше поворачивать. Я осторожно выясняла правила поведения и что нас ждет - ничего особенного, делай все, что делают другие. В церкви креститься необязательно, Стефан, например, не крестится. Кремация длится полтора часа, но до конца не ждут - родственникам пришлют урну с прахом потом. А куда потом урну? Это сложный вопрос, до 2007 года можно было держать урны дома, потом закон это запретил. Кристин говорит, что урну с прахом матери все равно дома держит - подписала бумагу, что перенесет в семейный склеп, но кто же проверяет потом. И многие так делают - места на кладбище очень дорогие даже для урн.
Я потом почитала в википедии - во Франции кремируют примерно третью часть умерших. Из них у каждого десятого прах развеивают на открытом пространстве. На это нужно разрешение мэра, запрещается развеивать прах в городских парках, на улицах и возле рек, из которых берется вода для питья. В статье в википедии есть отдельный подзаголовок "Юридический статус праха во Франции".
За поездками, едой и разговорами как-то еще не веришь, что случилось ужасное. Мы ехали довольно весело, вспоминали Кати - Софи и Стефан приезжали к ней на обед за день до того, как ее увезли в больницу в последний раз. Она им приготовила курицу и сама все подавала. Кати долго продержалась!, рак поджелудочной железы очень агрессивный, а она выдержала почти три года. И нашли мы ее только благодаря ее болезни - до этого они с Мишелем прожили годы на острове Реунион, вдали от большой земли. Вернулись, когда Кати поставили диагноз. Вернулись, и к ним приехали в гости их старые знакомые, русские беженцы из Эстонии, которым они очень помогли десять лет назад. Кати рассказала историю своего отца. Их друзья забили в русском поисковике его имя, и сразу нашли мой блог, в котором я писала, что нашла французских родственников в фейсбуке - тогда речь шла о Софи... и сразу послали сообщение. Я помню этот день. Мэйл, указанный в блоге, я смотрю редко, но в этот день просмотрела, был редчайший момент, когда мне было скучновато и я проверила спам... в спаме я это письмо и нашла. Здравствуйте, мы живем в Ажане, у нас есть старшая подруга, дочь русского художника, она нам рассказала свою историю и все совпадает с вашей. Это лучшие люди, которых мы во Франции встречали, вы можете ей позвонить, вот телефон. Через две недели я уже была в Сан-Моране (август, все дико дорого, я добиралась ковуатюражем до Тулузы, а оттуда на машине с другом Мишей), а дальше вы знаете. Потомки первого и третьего браков Сержа Мако знакомятся между собой, я уезжаю в Бразилию, они очень ждут меня обратно, по моему возвращению мы сразу начинаем планировать поездку в Сибирь все вместе... Питер, Москва, Томск, картины Мако в музеях, Алтай... Все мои французы в томской гостиной моего детства, тетя Аня кормит нас мантами на завтрак после перелета, а мама в Ишиме за тысячу километров, стало совсем плохо бабушке...
Я остро почувствовала, что все изменилось, когда мы въехали на центральную (в общем-то, единственую) улицу Сан-Морана. Обычно там нет никого, месяц назад за полчаса прогулок мы встретили только одного старичка. А сейчас там стояли люди, много людей. В том числе в садике при старинной церкви, службы в которой проводятся раз в месяц. Тогда, в ноябре, вечером зазвенели колокола, и мы спросили, кто звонарь, а Кати сказала, что в их деревеньке на пять сотен человек это просто электрический привод. Церковь открывают редко. Одного человека в толпе я узнала сразу, хотя никогда раньше не видела - это сын Кати, мой четвероюродный дядя из Барселоны... усы, борода, посадка головы - вылитый Серж Мако.
Мы открыли дверь в гостиную, и там было не протолкнуться. В комнатке, где мы обедали месяц назад, было несколько десятков человек. На столе стоял поднос с персиковым пирогом, люди тихо разговаривали, потом мы услышали недовольный голос Мишеля - "Не время, не сейчас!" Он коротко нас обнял. Я прошлась вдоль комнаты - вот тот же шкафчик со статуэткой Чехова и берестяными коробочками... дети Кати уже не будут знать, что это такое. Сделанное мною и Николя родословное древо Мако на пианино, фото Сержа Мако, подаренные Софи - я знаю, что среди них лежит открытка от тети Нины из Новосибирска на прошлый Новый Год... Со мной заговорила пожилая женщина, сказала, что она подруга Кати уже сорок лет. Она стала меня спрашивать, кто я, я объяснила, что та самая русская, которая нашла Кати и с которой они ездили в Сибирь. Взяла альбом с газетными вырезками 30х годов о Серже Мако - тот самый, который мы смотрели месяц назад - и поняла, что сейчас начну плакать. Интересно, что вокруг климат был совсем не сентиментальный, люди вовсю знакомились, спрашивали, кто, откуда. В основном пенсионеры из деревень в округе. Кристин сказала - да, тяжело, но сейчас время такое, с возрастом уходит больше друзей, за этот год шестые похороны.
Потом все потянулись в церковь, я осталась в доме одной из последних, нервно поедая персиковый пирог и бросая последний взгляд на картины Сержа и Кати, шишки, фотоаппараты... Все собрались в саду у церкви, потом заиграла веселя креольская музыка, люди пошли внутрь. Софи потом объяснила, что музыку выбирают родственники, Мишель просто выбрал то, что Кати любила. Нас как членов семьи усадили во втором ряду, сразу за Мишелем и его сыновьями. Церковь была полна, наверно, полторы сотни человек, все рассаживаются по скамьям. У алтаря закрытый гроб. Службу ведут гражданские, мужчина и женщина - Софи потом объяснила, что так бывает, священник приезжает не всегда. Интересно, что даже кадилом махала женщина. Церковь 12го века, римского формата, острые углы, витражи... я с самого первого раза хотела сюда зайти, но, конечно, не такой ценой.
Первым говорил Мишель, он нервно читал по бумажке, обращаясь к Кати. Несмотря на весь ужас ситуации, это походило на кадры из фильма - в церкви все сидят, легкая музыка, человек у закрытого гроба надрывно читает текст. Потом говорит - "Я любил тебя", и плачет. Это ужасно. Когда ко мне приходят подружки за сердечными советами, я обычно говорю, что это ерунда, любовь это или нет, поймешь, когда проживешь тридцать лет вместе. А что делать, если да, прожил, и не тридцать, а тридцать пять, и точно знаешь, что любишь, а оно вот так? После Мишеля выходила Софи... обретенная семья, мы познакомились благодаря Ане, у нас было чудесное путешествие в Россию, у меня была замечательная, удивительная, экстраординарная тетя... рисуй же своими красками теперь там, на небе... Жуткое осознание, что прошло всего два года, что их дом тут через дорогу, что мы в той самой церкви, которая всегда была закрыта, что Кати теперь в этом деревянном ящике, а все, что мы вместе пережили, вся радость встреч, открытий и узнаваний - только в нашей памяти. Я не стесняюсь говорить на публике, но в этот раз мне этого не хотелось совсем. Мой акцент, мои истории - в этом всегда есть элемент клоунады, я чувствовала, что мне не место в церкви у микрофона, среди этих грустных пожилых людей в маленькой затерянной в Аквитании деревеньке. Аллилуйя, сеньор подарит свой свет... не помню французских слов, мы вставали и садились много раз, в конце бросали мелочь в специальную коробочку - снова в кадрах безумного фильма. В какой-то момент я ощутила себя совсем чужаком, единственная русская на этой земле... но нет, нет же, где-то здесь тот человек, что написал мне о Кати два года назад. Его жена прислала мне утром смску, что он приедет на службу.
В конце службы снова заиграла легкая музыка, после небольшой заминки первые ряды - а это были мы - встали и потянулись цепочкой на улицу, за ними остальные. Стефан потом объяснял, что что-то было не так, кажется, обычно ждут, когда сначала вынесут гроб. Интересно, что людей в черном было немного - серое, коричневое, бежевые ветровки, даже фиолетовое платье с блестками. Гроб возят в минивэне с прозрачными стенками. После службы люди продолжали знакомиться - а вы кто, а вы кто... К нам подходили подруги Кати, которые знали ее годами. Помните меня, я везла вас в аэропорт? Ну да, когда мы летели в Россию, мы с Николя летели из Парижа, а остальные из Тулузы, встречались на пересадке во Франкфурте. Софи и Стефан тогда гнали от Розана до Сан-Морана, забирали Кати и Мишеля, потом еще сто километров до Тулузы, оставляли машину у друзей Кати и та их уже везла... вот это была та самая подруга. Подошел сводный брат Кати, Тибо... у Кати была сестра и трое братьев, ее мать выходила замуж четыре раза или пять. Мы столько слышали этих историй, а теперь вдруг видим этих людей, которые знали Кати годами. Софи спокойно со всеми разговаривала, но, когда начинали говорить про меня, знакомство и поездку в Россию, я чувствовала, что внятную беседу поддерживать не смогу. Я всегда эти истории рассказывала с такой радостью, а теперь - непонятно как.
После отпевания половина гостей разъехались, а остальные расселись по машинам и поехали за минивэном в крематорий. Он называется Lafox, это возле Ажана. Большая плоская постройка среди полей. Сначала все заходят в зал ожидания, там голубые кресла и стенд с урнами на выбор. Урны красивые, цветные, золотистые, с бабочками и птичками. Софи удивлялась, что в крематории Бордо все точно такое же, даже цвет кресел, наверно, тот же хозяин... Я нашла в толпе Николая, того русского, что прислал мне письмо о Кати, и познакомила его с Софи. Ну расскажи нам, как ты догадался нас найти!
- Кати вернулась с Реунион, мы приехали в гости... она весь вечер рассказывала, что мечтает найти родственников в России, кто-то же должен быть! Ну я и набрал в русском поисковике Сергей Мако, когда мы домой вернулись. Сразу нашел твой блог и сказал жене написать хозяйке.
Этого я не знала, я не знала, что Кати думала о русской семье и именно хотела нас найти. Тогда это была огромная сила желания с двух сторон. Мы встретились, это было чудо, его не могло не быть.
Николай рассказывал, как они приехали беженцами, как оказались в первое время в Сан-Моране, не говорили по-французски, как Кати им помогала... а разговор про поиск семьи зашел через десять лет. Как раз в тот момент, когда Кати вернулась с острова, а я неделю как написала в блоге, что узнала о том, что Сергей Мако уехал во Францию, и нашла его внуков от брака с Марией Мовчан. Мурашки по коже бегут, мы так принялись Николая расспрашивать, что сотруднику крематория пришлось сделать нам замечание - как раз открылись двери в ритуальный зал.
В зале сожжения тоже стоят скамьи, родственников вперед. Мишель с младшим сыном в первом ряду слева, мы справа. Гроб стоит на возвышении. За ним голубая занавесочка. Снова играет музыка - в этот раз энергичный цыганский джаз... не уверена, что я захотела бы переслушать этот диск. Служащий, похоже, джазу удивился, покашлял, перед тем как настроиться. Мы все здесь сегодня собрались, это момент, когда вы можете положить на гроб розу и сделать ваш последний жест. Сначала подходит Мишель, ему выдергивают из ведерка первый цветок. Потом его сын, потом Софи выталкивает меня - я же с краю сижу... Получаю розу, кладу ее на гроб, похлопываю его по плечу... как еще сказать? Многие делают последний жест именно такой, хочется его погладить, попрощаться.
- А теперь я прошу чувствительных людей покинуть зал, сейчас гроб уедет. - Служащий встает, наклоняет голову, нажимает на кнопку, и транспортер уносит гроб за занавесочку в печь. Все выходят во дворик, кто еще не познакомился, знакомится, подруга Кати из городка Сан-Андре пишет мне свой адрес, телефон и приглашает провести летом неделю в их доме на море, забыла где. Кристин рассказывает, что в крематории Бордо раньше занавесочки не было, и было видно, как гроб въезжает в печь. Обнимаю сына Кати Оливье, второй, с которым мы так и не поговорили, в крематорий не поехал. Мишель уставший, задерганный, видно, как ему хочется побыть одному. Говорит Софи, что Кати ей оставила подарок на Рождество, он ей привезет потом...
В 17 часов уже все кончилось, до моего поезда еще два часа. Все разъехались, мы - в Ажан. Я много раз с этого вокзала ездила, а города так и не видела. Оставили машину, пошли гулять по пешеходному центру в рождественских огнях... Со Стефаном безумно интересно, и масонскую символику на кресте покажет, и эпоху застройки угадает, и сушилку под крышей заметит, и фальшивый фасад. Сели в чайном салоне, впервые в жизни заказала ройбуш с имбирем... не знаю, в Томске все постоянно заказывают ройбуш. По-французски пишется rooibos, долго не могла запомнить, как произносится, хотя, в общем, так же, как пишется. Взяла к нему яблочный пирог, Софи и Стефан взяли какие-то круглые печеньки, которые намазывали маслом. Софи налила себе чаю еще до того, как нам на стол поставили песочные часы, и мы над ней хихикали. Стефан всех угостил, а я еще получила в подарок жасминовый чай... уговаривали вернуться с ними в Розан и остаться на Рождество, но меня ждет работа, клетки в инкубаторе и кот.
Мои уехали, а поезд опаздывал на 15 минут, и я еще чуть-чуть походила по вокзалу. Там закрывался рыночек, и я сразу нашла ответ на папин вопрос, сколько стоят трюфели и почему их никто из знакомых не ел - 90 евро сто грамм. Трюфелей, правда, на виду не было, только пустая корзиночка и какой-то куст с листьями. Купила газету "Le Monde" (там был Путин на первой странице), села в вокзальное кафе и взяла стакан розового вина. Не похоже на то, что Кати мне дарила месяц назад - мы потом его пили у меня дома после концерта в Онфлере с друзьями ночью - но все равно заставляет вспоминать. Да, это я вся в черном сижу на маленьком вокзальчике в аквитанском городке с газетой и бокалом вина. Конец долгой истории, и я не знаю, вернусь ли еще в Ажан. Поезд полупустой, я взяла вечерний, дорогой, Ажан-Париж 86 евро. Свернулась на двух сиденьях, в темноте поезд летит, ничего не видно. Приезжаем на Монпарнас в полночь, иду к подруге, утром в Руан на работу, забываю совершенно, что это день рождественского лабораторного обеда... Все что-то приготовили, а я вся в черном и с соком. Все обнимают, сочувствуют, одни девочки позаботились о моих клетках, другие оставили мне на столе заказанные реагенты. Жизнь продолжается.