Rauzan - St Maurin: по Аквитании из рук в руки
С моими французскими родственниками я чувствую себя чем-то средним между экзотической монгольской сокровищницей, полной древних знаний, и трогательной матрешкой, которая в жизни не видела раклетницы. Дома у Софи большую часть времени я себя чувствовала все же сокровищницей!, но матрешкину сторону я явственно ощутила при передаче из рук в руки от четвероюродной тети троюродной бабушке - мы все вместе приехали к Кати в Сант-Морэн из Розана, за сто километров. На вопрос что я пью, Софи со Стефаном отвечали за меня хором «не кофе, а чай, и не из маленькой чашечки, а из во-о-от такой большой!» При вручении моих пирожков они стали взахлеб рассказывать, что я все это время спала вместе с огромными кастрюлями, иначе сибирские рецепты не срабатывают.
На самом деле, моя комната была в доме самой теплой, поэтому такое решение мне показалось самым логичным - все под батарею!! Я три дня держала у себя в комнате кастрюлю с йогуртом, из которого я потом сделала творог, а в последнюю ночь поставила к себе и вторую, где поднималось мое тесто. Но теперь, задним числом, я понимаю, почему это выглядело экзотичным - все же людям, привыкшим жить в доме с пятью спальнями с видом на замок, непривычно видеть, что кто-то буквально спит на огромных кастрюлях. Когда Стефан застал меня просеивающей муку через дуршлаг, он просто замер в дверях. - Ты знаешь, - сказал он, - в последний раз я видел, как это делают, у моей бабушки...
Стефан любит готовить. Он это делает всю жизнь два раза в день, обед и ужин. Как и его отец всегда делал. Все трапезы продумывает заранее. Каждый раз - несколько смен блюд. Я впервые осознала, что это - питаться по-французски. Да, салатом могу быть просто порезанные помидоры, но заливается это смесью оливкового масла с дижонской горчицей и специями, и не просто заливается, а укрывается аккуратными волнами. Стефан очень переживал, что я не ем мясо, и хотя бы на рыбу пришлось согласиться. Мы ели огромные куски тунца с овощами, креветки, крошечных моллюсков в раковинках - ле муль... Муль были тоже политы каким-то чудным соусом, с мелко порезанными луком и морковкой - что тут скажешь! Гораздо лучше университетской столовой! Правда, столько я есть не могу. А ведь после двух-трех блюд еще полагается и сыр... Огромное блюдо с камамбером, комте, шевр и прочими прелестями, и я все время про это забываю, и места на сыр в животе не остается. И Софи восклицает - Как! Но сыр - это же не еда! Это десерт! Для десерта есть место всегда! У меня даже присказка появилась. Мы, суровые монгольские кочевники, к такому не привычны.
Монгольские - потому что наш художник Серж Мако особенно прославился в Европе именно своей монгольской серией. Огромные одутловатые человеческие силуэты в красных тонах, обычно лежащие в грозных позах, на заднем плане угадываются юрты... Сыну он говорил, что долго жил в Монголии, да и в интервью газетам упоминается то же самое. Но на самом деле его монгольский опыт ограничивался заимкой его отца Александра на Алтае в селе Черга, там он бывал часто. Загадка эта разрешилась, только когда я стала смотреть в интернете, что именно про эту Чергу пишут. Оказывается, Алтай был присоединен к России только 250 лет как, и когда в Чергу пришли первые русские, там были одни юрты. Вполне логично, что 110 лет назад монгольские обычаи там все еще сохранялись. В общем, благодаря Сержу на манеры кочевников я могу списывать что угодно. Что нам комте трехлетнего созревания! Нет ли у вас кумыса, мон шер кузин?
Впрочем, это все шутки, шуршащие обертки, в первую очередь мы одной крови и делаем общее дело. Сидеть рядом с Софи и переводить ей на ходу тексты открыток 1920 года, написанные ее бабушкой... Вот тут написано, что твой отец не спал, плакал, спрашивал, где папа. А солнышко в Ницце теплое. А это - 1910 год, твоя прабабушка пишет твоему деду, что его отец получил картины и очень доволен. Это не поймешь что, схема печи... постой, вот же имя на конверте! Это твой прадед, мой двоюродный прапрадед, сам пишет сыну, рассказывает, что собирается переехать из Сибири в Киев, и просит писать о Ницце поподробнее. Хороша ли погода? Софи и не знала, что это за конверты с каракулями, многие авторства удалось установить только мне. Здесь ее дед, здесь бабушка, и сестра бабушки, и прадед, и рекомендательное письмо прапрадеду от знаменитого томского золотопромышленника... Мы и не думали, что сто лет назад, когда кто-то уезжал из Сибири в Европу, связь настолько не терялась. Открытки с поздравлениями к праздникам, письма, и вроде как и краски Серж отцу посылал, и картины. Серж в письмах называл свою первую жену «Мой дорогой комарик...» - как это перевести на французский, сохраняя все оттенки нежности? Софи испугалась, как, говорит, почему комарик, он же противный, с хоботком, жужжит, кусается! Нет, нет, он хрупкий, трогательный, и крылышки прозрачные. Мой дорогой комарик.
В последний вечер, когда мы сели за чай, Софи... заговорила по-русски. Подожди, говорит, я вспомнила... глаза, уши, руки, ноги, живот, спасибо, спокойной ночи... Ее отец по-русски говорил и писал свободно, следовал воспитанию своих русских родителей. Она учила русский в школе и разговаривала с бабушкой, но отца раздражала ее произношение - на современный манер, с «аканьем», и французское «р». Он говорил «спасибо» с «о» на конце, а «р» настоящее, раскатистое. Ее русский приводил его в отчаяние, и он переходил на французский. В языке она практиковаться дома не могла, и постепенно все забыла. А теперь - вот я тут, с моим сибирским акцентом, и уверенно рассказываю, что Томск - большой город, и там был основан первый в Сибири университет. Софи меня целует в обе щеки утром и вечером, и говорит, чтобы я не обижалась, что вызываю у нее материнские чувства и желание позаботиться. Ну как на такое обижаться! Тем более человеку без дома и работы!
В машине по пути в Сант-Морэн я уснула, все-таки мы пересекли пол-Аквитании. Проснулась от восклицаний по-французски «Ты замечаешь? Ничего себе!» Открываю глаза - мне тоже говорят, ты видишь? Ты видишь? А что вижу? Ну, тут нет виноградников!! А я не замечаю, когда нет виноградников. Я замечаю - когда они есть...
Ажан, возле которого находится Сант-Морэн, земля уже не виноградников, а слив. Ажанские черносливы - гордость Аквитании, их под этим названием по всей Франции и продают. Пирожные макарон же, как я теперь знаю, изначально пошли из Сант-Эмильона, и только таковые настоящими и считаются. Без прослойки конфитюра, просто большие хрустящие кружки.
После Великого Семейного Обеда я осталась у Кати. Ее улыбки и истории я уже знаю по августу. Но в этот раз у нас гораздо больше времени - мы выходим на улицу крошечного городка, идем в заброшенный монастырь 11го века через дорогу, монастырский сад. Отправляемся с утра на рынок в другой городок в 12 километрах, Овиллар, единственный во Франции треугольный бастид (об этом потом!). В момент, когда я выбираю помидоры прямо у старинного бака для отмеривания зерна на средневековом крытом рынке, звонит мой мобильник. Ты где, как себя чувствуешь, как Париж, что Бразилия?!! Связь ужасная, все время прерывается. Я в аквитанской деревеньке, нет, не в той, где живет моя троюродная бабушка, мы поехали на рынок. В остальное время разбираю семейные архивы, не до Парижа, не до Бразилии, это потом, ну и что, что завтра...
Муж Кати Мишель тоже готовит какие-то невероятные обеды, и салаты с горчицей и оливковым маслом, и борщ с сельдереем, и шпинат с вареным яйцом. И раклет - но сделанный совсем не так, как давно мне знакомый способ в духовке: картошку отварил, построгал, сверху куски специального вонючего сыра, да в духовку. Тут картошка была отварена в кожуре, каждый почистил свою порцию, а сыр был порезан на специальной машинке. Специальная раклетница стояла между нами на столе, в ней шесть лопаточек. Берешь лопаточку, кидаешь на нее пару ломтиков сыра, аккуратно вставляешь в жаровню. И через минуту поливаешь картошку прямо из лопаточки тягучей сырной жижей. Я, конечно, отличилась, машинально сунула грязную лопаточку обратно в жаровню без куска сыра, он перегрелся и запахло горелым. Ах! Эти наши монгольские обычаи! Мы не можем без запаха костра!
Еще мы с Кати ездили на блошиный рынок в другую аквитанскую деревню, и там оказалось, что я не знаю, что такое «тастевэн». Да, я не опознала металлические маленькие плошки с резьбой и короткой ручкой, которые Кати предложила мне купить бразильским друзьям на сувениры. А из таких, оказывается, дегустируют вино. Мы накупили еще всяких фарфоровых коробочек и наперстков, как и тастэвены, это мне обошлось по 50 центов за штуку. Вернее, даже дешевле, потому что Кати везде изящно сбивала цену. Она сама на таких рыночках много торговала, и старыми вещами, и своими картинами. Вот с кем в такие места надо ходить...
Потом мы заходили в бакалейную лавку возле дома, и Кати спросили - это твоя дочка? А она сказала - нет, это моя троюродная внучка. И больше нас ни о чем не спросили. А зря.