Ундина. Премьера. Большой театр. 24 06 16. Крысанова, Цвирко.
Прошел месяц, и я снова припала к живительному источнику - выбралась в Большой на премьеру Ундины Вячеслава Самодурова.
Рябь по поводу Шиллера и Шопенгауэра.
Искать ли точную цитату про «германский сумеречный гений», или обойтись лежащими на поверхности представлениями о немецком романтизме и немецкой же классической философии? Шлейф былых образований и увлечений при этих словах требует провалиться в интровертную рефлексию, в глубины подсознания. Требует сделать выбор из сонма идентичностей даже не единственно верной, но той, что хотя бы кажется реальной, из череды сценариев - призрачно вероятного, из веера целей - иррационально влекущей. Туман над мистической зеленой равниной, ветер, колышущий ветви за час до рассвета, одиночество человека, стоящего на пороге мира, который он не собирается познавать, потому что собирается сначала познать в нем себя, и говорящие с ним призраки отражений его самого и других существ, рожденных его же сознанием - вот настроение этой вещи. И ее единственное содержание.
Нет, в принципе там есть едва намеченный событийный стержень, модно обзываемый нарративом: герой потерялся в реальности, пришла дух-Ундина, околдовала, поцеловала и убила. Ну или увлекла в свой мир - лайт-трактовка. И пока она, призрачная, владела чувствами и мыслями героя, он бился среди дюжины своих ипостасей, и она тоже распадалась на дюжину отражений, и все эти двойники-блики проживали свои жизни, преломляясь друг в друге, создавая рябящее озеро воспаленного, ищущего, потерявшего реальность сознания.
Считав эту идею на первых же минутах спектакля, я пришла в неописуемый восторг. И решила писать, что Самодуров - гений, продюсеры постановки обладают уникальным чутьем, что нам явлен новый язык Большого, ценный многократно - и уникальностью своей, и революционностью, и узнаваемым авторским почерком, и прихотливой свежестью и легкостью, и смелостью отрыва от оков классического реноме театра, и собственным, не заимствованным в благословенных Европах, стилем. И пребывала я в этой эйфории где-то с полчаса.
Потому что за эти полчаса - хронометраж одноактника - идея автора была явлена во всех нюансах и со всех ракурсов. А больше он ничего не придумал. Шел второй акт, а герой так же метался среди техногенного пластико-неонового пространства, Ундина так же влекла, отражения так же множились и преломлялись - и не происходило НИЧЕГО. Музыка, написанная на полноформатный балет, кружила в перипетиях ведомого только композитору развития, а на сцене группки танцовщиков колыхались в ее потоке, словно водоросли в волнах, отражая лишь поверхностную рябь, лишенную глубины и смысла.
В третьем акте автор предпринял уж совсем отчаянную попытку натянуть сову на глобус, то есть хореографию на хронометраж, и занялся прямым самоцитированием без привязки к теме балета. Он просто добил время блоком дуэтов и сольных вариаций «первой линии отражений», совершено чужеродным спектаклю, зато очень узнаваемым по его прошлым работам. Кстати, этот блок оказался хореографически самым интересным и вызвал живой отклик в зале и аплодисменты солистам (в основном - мужчинам). Но единственный его смысл можно было выразить словами - «а теперь, ребята, давайте просто потанцуем под музыку». И только на последние пять минут были возвращены главные герои, Ундина доделала свое дело и укатила бездыханное тело Беглеца.
Общее впечатление - Самодуров, самостоятельно создавший либретто, напрасно пренебрег сюжетностью ради абстракции философского высказывания. В итоге он просто не справился с длительностью и энергетической пружиной полноформатной бессюжетной формы. Хотя он обладает прекрасным узнаваемым хореографическим стилем, но мысли на большой спектакль при отсутствии выраженного нарратива (простите))), у него не набирается. Зарисовки настроений, как в Цветоделике, ему удавались, да и сейчас удались. Но большой формат все же требует развития, движения если не действия непосредственно, то хотя бы эмоций и состояний. А его не было вообще.
В главной роли был прекрасен Игорь Цвирко. Екатерина Крысанова оставалась просто собой - деловой и техничной - и ничем не отличалась от Катарины или Рубина. И выглядела несколько слишком «классичной» для неоклассических нюансов хореографа. Труппа же язык Самодурова почувствовала и была очень органична. Декорации - стильные и созвучные изначальному замыслу, такой минималистичный пластиково-неоновый антураж рефлексии современного человека. Фрагменты с балками, с неоновыми лампами и с прозрачными пластиковыми разделителями мне показались визуально интересными, просто же пустая сцена с цветным задником выглядела уже кустарно. Музыка - потрясающе живая, и исполнена на уровне рождения самодостаточных картин в сознании. А вот динамичное либретто к ней все-таки надо было написать. Очень надо!
PS. Перечитала первые абзацы и подумала, что, кажется, я содержание этой штуки написала лучше, чем они в программке))) А то там вообще какая-то экзальтированная ахинея.
Рябь по поводу Шиллера и Шопенгауэра.
Искать ли точную цитату про «германский сумеречный гений», или обойтись лежащими на поверхности представлениями о немецком романтизме и немецкой же классической философии? Шлейф былых образований и увлечений при этих словах требует провалиться в интровертную рефлексию, в глубины подсознания. Требует сделать выбор из сонма идентичностей даже не единственно верной, но той, что хотя бы кажется реальной, из череды сценариев - призрачно вероятного, из веера целей - иррационально влекущей. Туман над мистической зеленой равниной, ветер, колышущий ветви за час до рассвета, одиночество человека, стоящего на пороге мира, который он не собирается познавать, потому что собирается сначала познать в нем себя, и говорящие с ним призраки отражений его самого и других существ, рожденных его же сознанием - вот настроение этой вещи. И ее единственное содержание.
Нет, в принципе там есть едва намеченный событийный стержень, модно обзываемый нарративом: герой потерялся в реальности, пришла дух-Ундина, околдовала, поцеловала и убила. Ну или увлекла в свой мир - лайт-трактовка. И пока она, призрачная, владела чувствами и мыслями героя, он бился среди дюжины своих ипостасей, и она тоже распадалась на дюжину отражений, и все эти двойники-блики проживали свои жизни, преломляясь друг в друге, создавая рябящее озеро воспаленного, ищущего, потерявшего реальность сознания.
Считав эту идею на первых же минутах спектакля, я пришла в неописуемый восторг. И решила писать, что Самодуров - гений, продюсеры постановки обладают уникальным чутьем, что нам явлен новый язык Большого, ценный многократно - и уникальностью своей, и революционностью, и узнаваемым авторским почерком, и прихотливой свежестью и легкостью, и смелостью отрыва от оков классического реноме театра, и собственным, не заимствованным в благословенных Европах, стилем. И пребывала я в этой эйфории где-то с полчаса.
Потому что за эти полчаса - хронометраж одноактника - идея автора была явлена во всех нюансах и со всех ракурсов. А больше он ничего не придумал. Шел второй акт, а герой так же метался среди техногенного пластико-неонового пространства, Ундина так же влекла, отражения так же множились и преломлялись - и не происходило НИЧЕГО. Музыка, написанная на полноформатный балет, кружила в перипетиях ведомого только композитору развития, а на сцене группки танцовщиков колыхались в ее потоке, словно водоросли в волнах, отражая лишь поверхностную рябь, лишенную глубины и смысла.
В третьем акте автор предпринял уж совсем отчаянную попытку натянуть сову на глобус, то есть хореографию на хронометраж, и занялся прямым самоцитированием без привязки к теме балета. Он просто добил время блоком дуэтов и сольных вариаций «первой линии отражений», совершено чужеродным спектаклю, зато очень узнаваемым по его прошлым работам. Кстати, этот блок оказался хореографически самым интересным и вызвал живой отклик в зале и аплодисменты солистам (в основном - мужчинам). Но единственный его смысл можно было выразить словами - «а теперь, ребята, давайте просто потанцуем под музыку». И только на последние пять минут были возвращены главные герои, Ундина доделала свое дело и укатила бездыханное тело Беглеца.
Общее впечатление - Самодуров, самостоятельно создавший либретто, напрасно пренебрег сюжетностью ради абстракции философского высказывания. В итоге он просто не справился с длительностью и энергетической пружиной полноформатной бессюжетной формы. Хотя он обладает прекрасным узнаваемым хореографическим стилем, но мысли на большой спектакль при отсутствии выраженного нарратива (простите))), у него не набирается. Зарисовки настроений, как в Цветоделике, ему удавались, да и сейчас удались. Но большой формат все же требует развития, движения если не действия непосредственно, то хотя бы эмоций и состояний. А его не было вообще.
В главной роли был прекрасен Игорь Цвирко. Екатерина Крысанова оставалась просто собой - деловой и техничной - и ничем не отличалась от Катарины или Рубина. И выглядела несколько слишком «классичной» для неоклассических нюансов хореографа. Труппа же язык Самодурова почувствовала и была очень органична. Декорации - стильные и созвучные изначальному замыслу, такой минималистичный пластиково-неоновый антураж рефлексии современного человека. Фрагменты с балками, с неоновыми лампами и с прозрачными пластиковыми разделителями мне показались визуально интересными, просто же пустая сцена с цветным задником выглядела уже кустарно. Музыка - потрясающе живая, и исполнена на уровне рождения самодостаточных картин в сознании. А вот динамичное либретто к ней все-таки надо было написать. Очень надо!
PS. Перечитала первые абзацы и подумала, что, кажется, я содержание этой штуки написала лучше, чем они в программке))) А то там вообще какая-то экзальтированная ахинея.