После Шестой Малера от Курентзиса - не зашло.
Про эту Шестую я не написала - это было слишком огромно, чтобы искать слова. Такое лучше просто унести в себе и дать улечься, чтобы осознать степень экстраординарности опыта. Тут нет места захлебывающейся экзальтации, «промурашивающему» катарсису, играм в ассоциации или описательному анализу. Если какой-то своей нематериальной ипостасью побывать в эпицентре взрыва сверхновой, где рождаются миры, или в черной дыре, где они умирают - к какой реальности можно привязать такой опыт? Возврат оттуда не осознается и не описывается, это глубинная печать на матрице мировосприятия, которая эту матрицу переформатирует. Просто оказывается, в мире есть и Такое…
Так что вечер сегодня в Большом был лишь принят к сведению. Музыка звучала как из консервной банки - это всегда так было или сейчас кажется? Танец казался избыточным и ненужным дополнением к самодостаточной музыке, как сурдоперевод для слышащего человека. Если уж с его наличием мириться, то под этот звукоряд хотелось не плакатной сюжетности от Григоровича, а тонких абстрактных росчерков от Баланчина. И уж совсем натужной выглядела здесь классическая лексика, особенно фуэте и прочие шене-жете. Кроме того, весь балет казался бесконечным набором самоцитат от Мастера - кусками узнавались пастухи и куртизанки из Спартака, невесты Ивана Грозного, Красс-Тибальд, Шут-Меркуцио, Щелкунчик-принц-Ромео, Маша-Анастасия-Джульетта… Душа просила портала в другой мир, а явлено было крепкое профессионально сделанное развлечение. Не хватило, нет.
Цвирко продолжает радовать - пожалуй, его Меркуцио был самым вдохновенным и живым. Лантратов-Тибальд на мой вкус переигрывал, напомнив раннего, раскритикованного мной Красса. Полное отсутствие актерских способностей у Овчаренко никак не компенсируется изяществом линий, все же ему надо туда, где меньше драмы и больше тела... Капцова была мила, больше нечего сказать. Главным героям я не сопереживала. Короче, все умерли.
Следующая станция - под паровозом с Анной Карениной.