И еще раз о Цветоделике - Полевые цветы хореографии
Забавно получается с этим Классом - на половину спектаклей два варианта отзывов, черновик для души и вроде как плод творчества облагороженный))) Но это последнее такое раздвоение. Первый вариант я написала практически только для того, чтобы упомянуть Влада. А детали балета все равно все здесь, так что - наслаждайтесь!))) И фотки другие.
Полевые цветы хореографии
Подобрать краски для Чайковского, Пярта и Пуленка попытался екатеринбургский хореограф Вячеслав Самодуров в балете «Цветоделика»
Звезда Вячеслава Самодурова стремительно взошла на российском балетном небосклоне в 2014 году. Триумфатор прошлогодней «Золотой Маски», в недавнем прошлом премьер Мариинского театра, Национального балета Нидерландов и Ковент-Гардена, а ныне худрук Екатеринбургского театра оперы и балета не потерял ни куража, ни вкуса к экспериментам и в этом году привез на конкурс новый спектакль «Цветоделика», который завершал танцевальную программу «Золотой Маски». Три части этого бессюжетного балета были связаны только идеей преемственности балетной традиции, идущей из XIX века в век XXI, и легким, ироничным почерком самого хореографа, которым он второй год подряд переписывает классические танцевальные паттерны. Команда, работавшая над прошлогодними «Вариациями Сальери» и «Cantus Arcticus», продолжила поиски в заданном направлении.
"Цветоделика"
Часть первая, «Антично-белый / Фуксия» отсылала к образцам сразу всего романтического балета позапрошлого века. Персонажи пасторали резвились под светлую, полетную «Моцартиану» Чайковского. Здесь были все формальные атрибуты - стайка нежных сильфид в белых воздушных «шопенках», каноническое любовное па-де-де центральной пары, подчеркнутой яркой, как у райской птицы, пачкой партнерши, наивно-прелестные пролеты танцовщиц на трапециях, классические перестроения кордебалета памяти Петипа. В переосмыслении Самодурова это воспоминание о золотом веке балета стало образцом чистой неоклассики, в котором академичная лексика, преломленная через призму полутора прошедших веков, лишилась серьезности и драматизма и превратилась в милый игривый парафраз. Танцовщики не доводили до кульминации, не акцентировали ни один из хрестоматийных элементов, легко порхая, они как бы намечали батманы и арабески, прыжки и вращения, девочки-сильфиды перебегали из угла в угол шуршащей и комично топочущей стайкой, на сцене происходила скорее вдохновенная игра в танец. Немало этому впечатлению способствовали энтузиазм и выучка труппы, правда, если первый добавил позитива, то недостаток второй скорее смазал рисунок. Допрыгивания вращений и тяжелые заноски солиста в па-де-де трудно было счесть задумкой хореографа, как и шумные приземления «легкокрылых» сильфид.
"Антично-белый/Фуксия"
Во втором акте под названием «Ультрафиолет» промышленные конструкции зачеркнули воспоминания о флере романтики. Картина XX века развернулась аркадой, опирающейся на индустриальные 30-е, минималистичные 60-е и постиндустриальные 90-е. На заднике сцены воцарилась монументальная, уходящая ввысь стена из плексигласа и металла, напоминающая немытые окна огромных заводских цехов. Поначалу, на контрасте с жесткой графикой декораций, героиня прошла через сцену в платье с пышной кринолинной юбкой. Но дуновение декаданса было мимолетным, и пара танцовщиков - он и она - остались в минималистичных бело-лиловых трико 60-х - и потерялись в промпейзаже. Эта хореография сопровождалась пронзительными, резкими и мощными сочинениями Арво Пярта «Perpetum Mobile» и «Fratres». Точнее не сопровождалась, а пыталась дотянуться до полета музыки, исполняемой оркестром под руководством Павла Клиничева. Маэстро, получивший в прошлом году «Золотую Маску» и снова выдвинутый на премию теперь за эту работу, в полной мере продемонстрировал, чем он вновь привлек внимание экспертного совета. Сложную, пронзительную гармонию, рваный нерв Пярта оркестр обнажал с самозабвением, которое заставляло забыть о происходящем на сцене. Экспрессии музыки соответствовало только масштабное сценографическое решение от английского художника-постановщика Энтони Макилуэйна - индустриальные конструкции окрашивались в тревожно-фиолетовые цвета, на них проецировались кислотные неоновые полосы, музыка взрывалась, декорации подавляли, и только танцовщиков не было видно на этом фоне. Две мелкие фигурки переживали свою частную драму отношений, но ни амплитуда их ломанных, рваных движений не дотягивала до масштаба сценографии, ни экспрессия - до полета музыки.
Солисты с Павлом Клиничевым и Вячеславом Самодуровым
Третья часть - «Цветоделика» - была заявлена как настоящее, а может быть и будущее танца. Она показала, что Самодуров видит это будущее как торжество эклектики. Здесь смешалось все - в музыке «Сельского концерта для клавесина с оркестром» Франсиса Пуленка барочный клавесин выписывал джазовые кривые, у девушек серые гранжевые майки совместились с цветочными юбками на едко-желтой подкладке, молодые люди в серых трико с теми же цветочками изображали брутальность мужского напора, а в рисунке танца царило полное смешение стилей хореографов-симфонистов последнего полувека с акцентом на линии Баланчина. Вот ощущение такого сумбура и осталось от всего происходящего, за исключением, пожалуй, только музыки, где эксперименты с клавесином все же сложились в очень выраженное, четко очерченное высказывание. И хотя хореографию нельзя было назвать ни скучной, ни вторичной, но мощи и законченности мысли в ней не хватало для соответствия музыкальному материалу. Музыка опять победила. Последний спектакль балетного конкурса оставил впечатление прелестного, свежего, но скромного букета полевых цветов после череды пышных садовых клумб от мэтров хореографии.
А при чем тут цветоделика, вообще осталось неясно.
Другие отзывы о театре
Я в Фейсбуке, в Вконтакте, в Твиттере и в Инстаграме
Полевые цветы хореографии
Подобрать краски для Чайковского, Пярта и Пуленка попытался екатеринбургский хореограф Вячеслав Самодуров в балете «Цветоделика»
Звезда Вячеслава Самодурова стремительно взошла на российском балетном небосклоне в 2014 году. Триумфатор прошлогодней «Золотой Маски», в недавнем прошлом премьер Мариинского театра, Национального балета Нидерландов и Ковент-Гардена, а ныне худрук Екатеринбургского театра оперы и балета не потерял ни куража, ни вкуса к экспериментам и в этом году привез на конкурс новый спектакль «Цветоделика», который завершал танцевальную программу «Золотой Маски». Три части этого бессюжетного балета были связаны только идеей преемственности балетной традиции, идущей из XIX века в век XXI, и легким, ироничным почерком самого хореографа, которым он второй год подряд переписывает классические танцевальные паттерны. Команда, работавшая над прошлогодними «Вариациями Сальери» и «Cantus Arcticus», продолжила поиски в заданном направлении.
"Цветоделика"
Часть первая, «Антично-белый / Фуксия» отсылала к образцам сразу всего романтического балета позапрошлого века. Персонажи пасторали резвились под светлую, полетную «Моцартиану» Чайковского. Здесь были все формальные атрибуты - стайка нежных сильфид в белых воздушных «шопенках», каноническое любовное па-де-де центральной пары, подчеркнутой яркой, как у райской птицы, пачкой партнерши, наивно-прелестные пролеты танцовщиц на трапециях, классические перестроения кордебалета памяти Петипа. В переосмыслении Самодурова это воспоминание о золотом веке балета стало образцом чистой неоклассики, в котором академичная лексика, преломленная через призму полутора прошедших веков, лишилась серьезности и драматизма и превратилась в милый игривый парафраз. Танцовщики не доводили до кульминации, не акцентировали ни один из хрестоматийных элементов, легко порхая, они как бы намечали батманы и арабески, прыжки и вращения, девочки-сильфиды перебегали из угла в угол шуршащей и комично топочущей стайкой, на сцене происходила скорее вдохновенная игра в танец. Немало этому впечатлению способствовали энтузиазм и выучка труппы, правда, если первый добавил позитива, то недостаток второй скорее смазал рисунок. Допрыгивания вращений и тяжелые заноски солиста в па-де-де трудно было счесть задумкой хореографа, как и шумные приземления «легкокрылых» сильфид.
"Антично-белый/Фуксия"
Во втором акте под названием «Ультрафиолет» промышленные конструкции зачеркнули воспоминания о флере романтики. Картина XX века развернулась аркадой, опирающейся на индустриальные 30-е, минималистичные 60-е и постиндустриальные 90-е. На заднике сцены воцарилась монументальная, уходящая ввысь стена из плексигласа и металла, напоминающая немытые окна огромных заводских цехов. Поначалу, на контрасте с жесткой графикой декораций, героиня прошла через сцену в платье с пышной кринолинной юбкой. Но дуновение декаданса было мимолетным, и пара танцовщиков - он и она - остались в минималистичных бело-лиловых трико 60-х - и потерялись в промпейзаже. Эта хореография сопровождалась пронзительными, резкими и мощными сочинениями Арво Пярта «Perpetum Mobile» и «Fratres». Точнее не сопровождалась, а пыталась дотянуться до полета музыки, исполняемой оркестром под руководством Павла Клиничева. Маэстро, получивший в прошлом году «Золотую Маску» и снова выдвинутый на премию теперь за эту работу, в полной мере продемонстрировал, чем он вновь привлек внимание экспертного совета. Сложную, пронзительную гармонию, рваный нерв Пярта оркестр обнажал с самозабвением, которое заставляло забыть о происходящем на сцене. Экспрессии музыки соответствовало только масштабное сценографическое решение от английского художника-постановщика Энтони Макилуэйна - индустриальные конструкции окрашивались в тревожно-фиолетовые цвета, на них проецировались кислотные неоновые полосы, музыка взрывалась, декорации подавляли, и только танцовщиков не было видно на этом фоне. Две мелкие фигурки переживали свою частную драму отношений, но ни амплитуда их ломанных, рваных движений не дотягивала до масштаба сценографии, ни экспрессия - до полета музыки.
Солисты с Павлом Клиничевым и Вячеславом Самодуровым
Третья часть - «Цветоделика» - была заявлена как настоящее, а может быть и будущее танца. Она показала, что Самодуров видит это будущее как торжество эклектики. Здесь смешалось все - в музыке «Сельского концерта для клавесина с оркестром» Франсиса Пуленка барочный клавесин выписывал джазовые кривые, у девушек серые гранжевые майки совместились с цветочными юбками на едко-желтой подкладке, молодые люди в серых трико с теми же цветочками изображали брутальность мужского напора, а в рисунке танца царило полное смешение стилей хореографов-симфонистов последнего полувека с акцентом на линии Баланчина. Вот ощущение такого сумбура и осталось от всего происходящего, за исключением, пожалуй, только музыки, где эксперименты с клавесином все же сложились в очень выраженное, четко очерченное высказывание. И хотя хореографию нельзя было назвать ни скучной, ни вторичной, но мощи и законченности мысли в ней не хватало для соответствия музыкальному материалу. Музыка опять победила. Последний спектакль балетного конкурса оставил впечатление прелестного, свежего, но скромного букета полевых цветов после череды пышных садовых клумб от мэтров хореографии.
А при чем тут цветоделика, вообще осталось неясно.
Другие отзывы о театре
Я в Фейсбуке, в Вконтакте, в Твиттере и в Инстаграме