Что было с украинским языком при СССР?
На самом деле описанная выше «суперрациональность» СССР является очень серьезной проблемой для его понимания с «нашей стороны». То есть, со стороны иррационально мыслящих обитателей идиократической, «брахманистской» цивилизации - которой является цивилизация западная, включающая и нашу «постсоветскую мысль». В том смысле, что наш современник - как «верное дитя» указанной выше социосистемы - везде ищет «мораль», «нравственность» и эмоции. Кои для «брахманов» очень важны - как элемент «схождения» Высших сил. (Вспомните пресловутых оракулов.) Тогда как СССР изначально стоился на совершенно иных основаниях.
Возьмем, например, столь «любимую» сейчас идею «украинизации бывшей Малороссии». Состоящую в том, что «большевики заставляли обитателей бывших русских земель учить чуждую им «мову». Зачем это было сделано - обычно не объясняют, зато объясняют, что именно это и создало «украинскую нацию». Которая, как известно, «нация антирусская». Правда, это почему-то не мешало вплоть до 1991 года - а точнее, до второй половины 1980 годов - и представители этой самой «антирусской нации» в ту же Великую Отечественную войну гибли на стороне России-СССР. (Количество предателей было ничтожно малым.) И реально «антирусская деятельность» развернулась только после развала Советского Союза.
Однако в данном случае важно не столько это, сколько то, что - как было сказано выше - опускание поиска рациональных причин (любого) явления современным мышлением быстро сводит его к мифологии. Что, как уже говорилось, для СССР - и большевиков, как его создателей - не было характерным. Поэтому, рассматривая данную проблему, стоит отвлечься от разного рода нравственных оценок и обид, и обратиться к «чистому рацио». Данный ход на самом деле позволяет не просто очень быстро найти причину указанного явления - но и понять, к чему же оно вело на самом деле. Тем более, что ничего сложного тут нет - скорее наоборот.
И, прежде всего, стоит указать на тот очевидный факт, что на момент установления Советской власти порядка 80% жителей УССР были - как и везде - крестьянами. То есть, представителями особой, практически неизвестной ни тогдашним, ни теперешним «политическим интеллектуалам», «культуры». (Ну, вспомните Булгакова с «Белой Гвардией», и его указание на «неизвестную страну - деревню».) Однако при этом прекрасно известным множеству этнографов и антропологов, которые давно уже установили ее (культуры) свойство, главным из которых выступает трудность усвоения новых навыков. Ну да: традиционное общество потому и традиционное, что живет «вековыми традициями». (И даже переходя на «новое место», старательно воспроизводит «старые» технологические и культурные методики.)
К языку это, разумеется, тоже относилось. В том смысле, что «говоры» обитателей южнорусских земель изначально довольно сильно отличались от «среднерусских». (На самом деле в «мире традиции» практически каждая деревня говорит на своем наречии, так что это не удивительно.) Разумеется, во времена Российской Империи это никого не волновало: крестьяне в условиях «смеси позднефеодальных и капиталистических отношений» - это самый последний ресурс, о котором надо заботится. Города же «перемалывали» всех приходящих в них в своей среде в некий «южнорусский народ», однако процесс этот был не быстрый, а главное - не работающий при вливании огромных масс. (Превышающих численность «автохтонного» городского населения.)
Надо ли говорить, что для взрывной урбанизации - в процессе которой, скажем, население Мариуполя выросло с 32 тыс. человек в начале 1920 годов до 221 тысячи в конце 1930 - это не подходило. Равно как не подходило и сосуществование «двух языковых систем» - русской и «малороссийской». Поэтому-то и была реализована «украинизация» - внедрение в городскую культуру «украинского языка». (Который более-менее соответствовал малороссийским говорам.) Смысл ее состоял в том, что переучить «на мову» городское население было много проще, нежели обучить русскому вчерашних крестьян. (По крайней мере, в ближайшее время» - порядка десятилетия.)
Впрочем, стоит понимать, что русский, все равно, оставался как язык «союзного общения», а главное - как язык высоко квалифицированных специалистов. (Вне того, как писали вывески и на чем публиковали местные газеты.) Ну, а так как «советский мир» был - как уже говорилось - миром физического, материального производства, это стоило очень дорого. И потому - несмотря на всю «украинизацию» (а так же другие варианта «коренизаций») украинский язык был обречен на исчезновение. В том смысле, что чем совершеннее становилось производственная система, чем модернизированней оказывалось население и чем более важным становилось городская промышленность по сравнению с сельским хозяйством, тем меньшей оказывалась потребность в украинском языке. И никакое обучение в школах изменить это не могло.
То есть, иначе говоря, пресловутое «разрушение русской культуры» за счет «украинизации» в советский период оказалось мнимой. И в действительности никакой «украинской нации» в СССР не создавалось - напротив, пока шел активный производственный рост и развитие, уровень «украинскости», уровень следования «народным традициям» и народному же языку, закономерно падал. А вот когда скорость этого роста начала спадать, то да, процесс перехода к единому русскому языку - и единой русской культуре - замедлился. Ну, а когда в конце 1980-начале 1990 годов эта тенденция сменилась на противоположную, на противоположную сменилась и «филология». И изменить ее - в смысле, сохранить «русскоязычную культуру» без сохранения и развития промышленности - оказалось невозможным.
Но это, понятное дело, совершенно иная история. К Советской власти и СССР не имеющая никакого отношения.
Возьмем, например, столь «любимую» сейчас идею «украинизации бывшей Малороссии». Состоящую в том, что «большевики заставляли обитателей бывших русских земель учить чуждую им «мову». Зачем это было сделано - обычно не объясняют, зато объясняют, что именно это и создало «украинскую нацию». Которая, как известно, «нация антирусская». Правда, это почему-то не мешало вплоть до 1991 года - а точнее, до второй половины 1980 годов - и представители этой самой «антирусской нации» в ту же Великую Отечественную войну гибли на стороне России-СССР. (Количество предателей было ничтожно малым.) И реально «антирусская деятельность» развернулась только после развала Советского Союза.
Однако в данном случае важно не столько это, сколько то, что - как было сказано выше - опускание поиска рациональных причин (любого) явления современным мышлением быстро сводит его к мифологии. Что, как уже говорилось, для СССР - и большевиков, как его создателей - не было характерным. Поэтому, рассматривая данную проблему, стоит отвлечься от разного рода нравственных оценок и обид, и обратиться к «чистому рацио». Данный ход на самом деле позволяет не просто очень быстро найти причину указанного явления - но и понять, к чему же оно вело на самом деле. Тем более, что ничего сложного тут нет - скорее наоборот.
И, прежде всего, стоит указать на тот очевидный факт, что на момент установления Советской власти порядка 80% жителей УССР были - как и везде - крестьянами. То есть, представителями особой, практически неизвестной ни тогдашним, ни теперешним «политическим интеллектуалам», «культуры». (Ну, вспомните Булгакова с «Белой Гвардией», и его указание на «неизвестную страну - деревню».) Однако при этом прекрасно известным множеству этнографов и антропологов, которые давно уже установили ее (культуры) свойство, главным из которых выступает трудность усвоения новых навыков. Ну да: традиционное общество потому и традиционное, что живет «вековыми традициями». (И даже переходя на «новое место», старательно воспроизводит «старые» технологические и культурные методики.)
К языку это, разумеется, тоже относилось. В том смысле, что «говоры» обитателей южнорусских земель изначально довольно сильно отличались от «среднерусских». (На самом деле в «мире традиции» практически каждая деревня говорит на своем наречии, так что это не удивительно.) Разумеется, во времена Российской Империи это никого не волновало: крестьяне в условиях «смеси позднефеодальных и капиталистических отношений» - это самый последний ресурс, о котором надо заботится. Города же «перемалывали» всех приходящих в них в своей среде в некий «южнорусский народ», однако процесс этот был не быстрый, а главное - не работающий при вливании огромных масс. (Превышающих численность «автохтонного» городского населения.)
Надо ли говорить, что для взрывной урбанизации - в процессе которой, скажем, население Мариуполя выросло с 32 тыс. человек в начале 1920 годов до 221 тысячи в конце 1930 - это не подходило. Равно как не подходило и сосуществование «двух языковых систем» - русской и «малороссийской». Поэтому-то и была реализована «украинизация» - внедрение в городскую культуру «украинского языка». (Который более-менее соответствовал малороссийским говорам.) Смысл ее состоял в том, что переучить «на мову» городское население было много проще, нежели обучить русскому вчерашних крестьян. (По крайней мере, в ближайшее время» - порядка десятилетия.)
Впрочем, стоит понимать, что русский, все равно, оставался как язык «союзного общения», а главное - как язык высоко квалифицированных специалистов. (Вне того, как писали вывески и на чем публиковали местные газеты.) Ну, а так как «советский мир» был - как уже говорилось - миром физического, материального производства, это стоило очень дорого. И потому - несмотря на всю «украинизацию» (а так же другие варианта «коренизаций») украинский язык был обречен на исчезновение. В том смысле, что чем совершеннее становилось производственная система, чем модернизированней оказывалось население и чем более важным становилось городская промышленность по сравнению с сельским хозяйством, тем меньшей оказывалась потребность в украинском языке. И никакое обучение в школах изменить это не могло.
То есть, иначе говоря, пресловутое «разрушение русской культуры» за счет «украинизации» в советский период оказалось мнимой. И в действительности никакой «украинской нации» в СССР не создавалось - напротив, пока шел активный производственный рост и развитие, уровень «украинскости», уровень следования «народным традициям» и народному же языку, закономерно падал. А вот когда скорость этого роста начала спадать, то да, процесс перехода к единому русскому языку - и единой русской культуре - замедлился. Ну, а когда в конце 1980-начале 1990 годов эта тенденция сменилась на противоположную, на противоположную сменилась и «филология». И изменить ее - в смысле, сохранить «русскоязычную культуру» без сохранения и развития промышленности - оказалось невозможным.
Но это, понятное дело, совершенно иная история. К Советской власти и СССР не имеющая никакого отношения.