Еще об идеологии...
Некогда, в далекое уже время (года до 2005) я был убежденным антисоветчиком. Антисоветизм мой менялся от либерального в начале 1990 годов до «государственнического» в конце десятилетия, но одно оставалось неизменным. Это отношение к Великой Октябрьской Социалистической Революции 1917 года. Данное событие казалось некоей «черной дырой» в истории России, своеобразными «воротами в преисподнюю», откуда поднялась ужасная нечисть, и уничтожила прекрасную «Россию, которую мы потеряли». Понятное дело, тогда казалось, что если бы Революции не было, то пресловутую РКМП ждал бы необычайный подъем по всем статьям, после которого она могла бы стать одной из развитых стран мира.
Надо сказать, что я не был одинок в подобном отношении. Напротив, приведенное выше было скорее «типовым» мировоззрением постсоветского человека, и большинство окружающих думали более или менее похоже, с уклоном в ту или иную сторону (от национализма до либерализма). Впрочем, разбирать данную постсоветскую особенность тут нет смысла - я неоднократно касался этой темы, и буду делать это в будущем, а пока хочу обратить внимание на некоторые другие вещи. Скажу, например, что даже в самый что ни на есть «либеральный» период я никогда не считал Революцию чисто «экзогенным» явлением. Несмотря на все, было понятно, что одними «немецкими деньгами» тут не обошлось, и имелось еще что-то, что бросило прекрасную «Россию, которую мы потеряли» в революционный кошмар. Даже при самом тщательном «натягивании совы на глобус» невозможно было скрыться от тех проблем, которые испытывала страна в предреволюционные годы.
Даже сквозь «туман 1990 годов» было очевидно, что что-то в ней было не так. Что руководство страны, при всей благости своих намерений (а в 1990 годы Николай Второй казался чуть ли не ангелом) упорно старалось наступить на все «грабли», которые только были возможны. Что огромное количество проблем упорно не решались, а те пути, которые могли бы стать основанием для «русского прорыва» однозначно игнорировались. Что было огромное отставание во внедрении передовых технических решений во всех сферах: от военной до промышленной; что те инженеры и ученые, которые думали о модернизации страны, отчетливо наталкивались на стену непонимания элиты. И напротив, многие архаические явления старательно поддерживались, поглощая немалое количество средств с нулевым, в самом лучшем случае, результатом. Ведь казалось бы, что может быть просто - ну, создай в стране условия для передового капитализма, разрушь архаичную общину (что делал Столыпин), обеспечь внедрение передовых технологий - и революционного взрыва не было бы. А было бы «русское процветание».
Впрочем, так тоже думали многие. Некоторые из них потом на подобные темы книги писали - про всевозможных «попаданцев», которые выводили РКМП из кризиса (но меня Бог миловал. Теперь эти книги являются хорошим памятником человеческой глупости). Но разговор идет не о них. Разговор идет о том, что люди, составляющие элиту РКМП, почему-то, упорно не желали принимать решения, которые кажутся очевидными. Причем даже тогда, когда Революция уже свершилась, и «ужасы ее стали понятны каждому». Белое Движение, ставшее ответом на Революцию, полюбило «прыжки по граблям» едва ли сильнее, нежели дореволюционные власти. Благородные офицеры сделали все для того, чтобы проиграть войну - и все благоприятствование к ним обстоятельств: от ошибок большевиков до помощи союзников - не смогло этому помешать. Белых было жаль - в 1990 годы они казались много лучше красных. Но войну-то они проиграли!
Впрочем, менялось время - менялось и отношение. Например, во второй половине 2000 годов однозначно «черная легенда» истории СССР стала сменяться иным отношением. Некоторые фигуры «советского периода» неожиданно стали менять знак. И вот уже Иосиф Виссарионович Сталин - не «кровавый палач» и величайший преступник в мире, но вполне «эффективный менеджер». Я так же не буду тут рассматривать генезис этого «поворота» и его смысл, а отмечу то, что и в данном случае одна «часть» мышления постсоветского человека осталась неизменной. А именно - и в случае со сторонниками РКМП, и в случае со «сталинистами» было общее одно - крайнее непонимание причин крушения «своей любимой» системы. Если первые не понимали, как же Россия «дошла» до Революции и победы красных, то последние - так же не понимали, как «прекрасная» сталинская система смогла деградировать до современного состояния. Удивительно, но и «рецепты понимания» выдвигали они сходные. У антисоветчиков были виноваты большевики и лично Ленин - правда, затем представления расходились: правые объявляли виновными «либералов»; либералы же вешали всех «собак» на монархистов (и царя) вместе с госбюрократией. У «сталинистов» же фигурой «врага №1» стал Никита Сергеевич Хрущев. При этом полностью игнорировалось то, что данный политик был одним из самых типичных представителей «гнезда иосифового» и одним из самых убежденных сталинистов в свое время.
Хотя обсуждать Хрущева тут тоже нет смысла - это отдельная большая тема. Отмечу только, что распространённость представлений «на смену гению пришел мерзавец и все испортил» крайне велика и не ограничивается вышеуказанными двумя случаями. Еще задолго до Хрущева и даже Революции подобные случаи отчетливо выделялись в истории бесчисленного числа стран: от Древнего Рима до Средневековой Франции, от Китая до Российской Империи - везде созданные своими основателями социумы начинали разлагаться их потомками. Разумеется, скорость разложения была разной - иногда эти общества могли просуществовать довольно долго, иногда нет - но направленность процесса была однозначной. От процветания - к гибели. Элиты всего мира действовали удивительно одинаково: чем выше в социуме находился человек, тем более «утилизаторским» было его отношение к данному социумы.
* * *
Удивительное дело, но вне зависимости от культурного контекста, национального состава и вероисповедания «лучшие люди» испокон веков занимались тем, что обеспечивали себе лучшую жизнь в ущерб окружающим. Воровство и мздоимство элиты является одним из универсалий классового общества, как такового. Столь же распространённой является и борьба с данным явлением, происходящая так же с самого «начала истории». С результатом, близким к нулю. Не помогали этому даже самые радикальные меры, вроде отрубания головы или каких-нибудь еще более жестоких казней. Вернее, помогало, но не надолго. Новый сановник, приходящий на смену казненному, занимался ровным образом тем же, что и старый - а именно, перераспределением богатств из «общего» кармана в «частный». Впрочем, существовали и исключения - о них будет ниже.
Пока же стоит отметить, что одним казнокрадством и прочей «коррупцией» дело не ограничивалось, проблема была гораздо серьезнее. Как известно, любой сеньор занимался тем, что доводил «вверенных» ему крестьян до полного разорения. Разумеется, речь шла не о том, что «нищие крестьяне» являлись идеалом для феодала - нет, напротив, он вовсе был бы за то, чтобы землепашцы были как на подбор зажиточные и сытые, потому, что с нищих брать нечего. Но у сеньора, помимо заботы о крестьянах, были и другие задачи - а именно, успешная конкуренция с соседними сеньорами. А это очень серьезно - если твой замок плохо укреплен, а твои воины плохо вооружены, то благодарный сосед «отконкурентит» тебя по полной. И никакие сытые крестьяне не помогут - ну, разве что, с них легче будет собрать деньги на выкуп из плена. А так - «первичные производители», основа экономики оказывались менее ценны, чем укрепление замка, заключение выгодных договоров с соседями (а это огромные деньги) и «подкармливание» своих вассалов. Конечно, можно возмущаться феодальными пирами, на которые вылетали те средства, которые сдирались «со шкурой» у крестьянина, но надо признаться, что они были единственным способом «расположить к себе (нужных) людей».
Это особенно сильно проявилось в период абсолютизма, когда феодальная система была доведена до предела. Роскошь королевского (царского) двора тут имеет те же корни она давала понять возможным конкурентам, что служба «двору» им выгоднее, нежели попытка у этого «двора» что-то откусить. Разумеется, средства на этот «подкуп» шли от увеличения эксплуатации народа. Давление усиливалось. Ну, и не удивительно, что рано или поздно, но данное положение становилось критическим, и разрешилось оно известно как. Не столь важно, остановила ли этот «путь сеньора» буржуазная гильотина в 1793 году, или пролетарская пуля в 1918. Важно то, что этот «финал» являлся закономерным итогом «игры на повышение», которую предполагает конкуренция. Ведь казалось, что может быть проще - ослабить давление на народ и не допустить перехода ситуации к «критическому разрешению». Но простота эта мнимая - она годится лишь для «сферического правителя в вакууме», лишенного постоянного давления со всех сторон.
То же самое можно сказать и про пресловутых сановников, которые так же упорно готовили Революцию, успешно «топя» все те меры, которые могли бы к ней не допустить, и напротив, способствуя тому, что усиливало степень давления. Каждый из бесчисленного числа представителей элиты Российской Империи существовал не в вакууме, напротив, он жил в условиях непрерывной борьбы за «место под солнцем». Это нам кажется, что сановник должен думать прежде всего о благе народа - но для него важнее было получение очередного чина, ордена или прибавки к жалованию. Не следует удивляться этому - ведь именно это и является основанием для дальнейшего продвижения по службе. Накапливая указанные выше блага, сановник получал однозначные преимущества перед теми идеалистами, которые считали по другому. Поэтому не стоит удивляться, что чем более высокое место занимал человек, тем меньшее значение имело для него общее дело, и напротив, тем большее - его собственное состояние. Идеалисты оставались, в большинстве случаев, в «низких чинах», а Империей «рулили» те, кто думал, в основном, о своем доходе.
Исходя из вышеследующего, финал этой истории не должен удивлять. Напротив, тут можно увидеть проявление универсального правила иерархического общества, о котором я неоднократно писал: чем выше уровень иерархической пирамиды, тем большее значение приобретают «тактические» навыки человека, этот уровень занимающего. Он должен все больше думать о том, чтобы, как минимум, удержать данный уровень, а как максимум - перейти на «следующий». А на глобальные, общесистемные задачи у него банально не остается времени. Это - аксиома, базовый принцип иерархии. Он работает для любых иерархических обществ. Проблема состоит в том, что все методы защиты от «карьеристов» оказываются бесполезными: поскольку мест на «верхних уровнях» всегда меньше, чем на «нижних», попасть туда «автоматически» не получится. А значит, чем «выше» происходит подъем, тем больше сил должен приложить «поднимающийся», и следовательно, тем большее преимущество получает «карьерист» над «трудягой» (который работает на систему в целом). Любые ограничения в данном случае приводят только к одному - к увеличению сил, требующихся на «подъем» (а значит, к снижению «общесистемных» усилий.
Единственное разумное решение тут - сделать «высшие» уровни менее привлекательными (т.е. сделать так, чтобы не было резона стать начальником). Но подобное очень трудно - даже довольно жестокие «репрессии» многих владык против знати не создавали «вакуума» при занятии высоких должностей. Даже риск потерять голову (а он был довольно высок до относительно недавнего времени) не останавливал желающих «приблизиться к трону» (а еще лучше - занять трон). Проблема состоит в том, что чем выше «уровень», тем больше человек, его занимающий, оказывает влияние не только на получение благ, но и на «уровень репрессий», и «ставка» на то, чтобы подняться так, чтоб самому отправлять на казнь является абсолютно естественной. Поэтому проблема «сделать власть непривлекательной» кажется неразрешимой: ведь тот, кто должен это сделать, должен уже быть у власти, т.е., по сути, выступить против себя.
* * *
Получается замкнутый круг: «разложение» иерархической власти неизбежно, т.к. наверх преимущественно попадают люди, заботящиеся о своих, а не общих потребностях. Но изменить систему невозможно, так как для изменения ее необходимо наличие власти, а это означает, что менять ее должны упомянутые «карьеристы-эгоисты», которым, разумеется, все это не нужно. В такой ситуации общие интересы неизбежно оказываются «в загоне», а общественная система обрекается на гибель.
К счастью, этот «замкнутый круг» мнимый. Реально возможны ситуации, при которых возможен приход к власти людей, думающих о чем-то, кроме своего кармана, причем на все уровни «иерархической пирамиды». Разумеется, это не неожиданное «пришествие праведников», скажем из Космоса (как можно подумать). И, разумеется, это не изменение свойств иерархической пирамиды, как таковой - данные свойства системны, и заложены в саму ее основу. Нет, речь идет об особом механизме обеспечения групповых интересов, который обычно называется «идеологией». Да, это та самая идеология, которую Маркс объявлял «ложным сознанием» - что является абсолютно верным. Идеология, как особый культурный «интерфейс» действительно заставляет людей действовать так, будто их интересы совершенно другие, нежели на самом деле. Говоря о вредности идеологии, Маркс совершенно справедливо указывал на то, что она транслирует интересы «эксплуататорского класса» класса классам эксплуатируемым. Но только этим значение идеологии не ограничивается. На самом деле, она выступает таким же важным инструментом государства, как и аппарат насилия, обеспечивая минимальную общность интересов. Не только пролетарии, но и буржуа, как известно, имеют множество антагонистических интересов друг к другу. Идеология позволяет уменьшить этот антагонизм, направить его в одну сторону (например, на внешнего врага в случае национализма) и создать уже из буржуа достаточно сплоченную общественную систему.
На самом деле, данная система, разумеется, имеет ограниченную прочность, и рано или поздно, но конкурентная экономическая основам расколет ее, но какое-то время существования она обеспечивает. Идеология просто смещает вероятность некоторых действий, уменьшая одно и увеличивая другое. Разумеется, полностью победить экономические интересы она не способна: например, во время Второй Мировой войны огромное число компаний из США работали с Третьим Рейхом, хоть идеология диктовала обратное. Но все же какую-то защиту против господства «утилизаторов» она дает. Кроме того, необходимо учитывать эффективность действия идеологии на разные по «мощности» социальные процессы: как правило, в том случае, если идеологические установки противоречат давно установившемся нормам, они практически не действуют. Так, в Российской Империи периода Первой Мировой войны попытка ввести националистическую идеологию для обуздания «аппетитов» элиты полностью провалилась: межэлитарные отношения, построенные на личной выгод,е оказались намного «сильнее» формирующегося национализма. Сановники и предприниматели просто пропускали «мимо ушей» все высокие слова о «благе Отечества», уверенно занимаясь собственным обогащением.
Отсюда становится понятным, что идеология - не универсальный вариант, но, ИМХО, другого метода заставить иерархию работать на общее благо, нет. Поэтому следует понимать, что если нам нужна подобная (работающая на общее благо) иерархическая система, то от идеологии деться мы никуда не можем. А иерархия нам нужна потому, что для перехода к неирархической общественной системе, нам потребуется полная ее социальная перестройка. Причем, как минимум, с сохранением ее сложности и эффективности - что связано с сохранением сложности и эффективности общественного производства. «Упасть» вниз, в анархию, конечно можно, но данный вариант не допустим: поскольку производственная сложность тут очень низка. Следовательно, единственным путем остается указанное выше использование иерархической системы для своей отмены. Данная ситуация кажется парадоксальной, но только до применения диалектики. С диалектической точки зрения это напротив, единственно возможный путь. Именно этим путем и является т.н. «Государство диктатуры пролетариата».
Я не буду тут подробно останавливаться на этом моменте: «Государство диктатуры пролетариата» - это отдельная большая тема. Замечу только, что речь идет об использовании т.н. переходных процессов, которые по своим качествам заметно отличаются от ситуации в «стационарном состоянии». «Государство диктатуры пролетариата» - это не «статика», не формация, а исторически кратковременный процесс, переходный от одного типа общества к другому. В связи с этим оно все состоит из парадоксов, которые в «стационарном состоянии» вообще невозможны, вроде наличия государственного аппарата при отсутствии правящего класса. Просто «время жизни» подобных «парадоксов» мало, и если за это время не будет построено чего-то иного, они распадутся и исчезнут. Впрочем, как сказано выше, это отдельная большая тема. Тут же хочется остановиться на одном моменте этого перехода - на том, что в данной точке как раз идеология приобретает определяющее значение.
Выше уже сказано, что идеология позволяет заставить участников иерархии работать на «общее дело». Правда, сказано так же, что в условиях уже сложившейся системы отношений она малоэффективна - люди «сработались», привыкли жить в условиях ожидания чинов и жалования, и плевать хотели на все остальное. Но Революция предполагает обратное - образование «молодой иерархии», только что сложившейся социальной системы. Вот тут то и наступает «эпоха идеологии» - раз сложившихся связей нет, то именно она становится главным их «формировщиком». Именно сверхидеологизация общества становится основанием для его эффективности - потому, что заставляет членов иерархической системы «думать и действовать» исключительно в определенном направлении. Да, конечно, и тут частные интересы оказываются определяющими, но только в жестко идеологических рамках. Государственный деятель, желающий занять место «повыше», тут так же занимается этим для своего блага, но вот пути, которые он выбирает для этого, заранее предполагают «общее благо» неизменной целью.
* * *
Возьмем самый хрестоматийный пример - Сталина. Как известно, данный политический деятель был весьма успешным «тактиком», занявшим очень высокое место в политической системе СССР. Его борьба за власть может рассматриваться вообще, как эталон подобного «действа»: недоучившийся семинарист смог стать руководителем страны. Впрочем,не это тут самое удивительное - история знает много подобных случаев, когда, как говориться, попадают «из грязи в князи». Главное в этом случае другое: несмотря на все свое властолюбие, Сталин стал таки человеком, который успешно провел модернизацию страны, индустриализировал ее, причем в самых неблагоприятных условиях. Кто бы не говорил «он получил страну с деревянный сохой, а оставил с атомной бомбой», от данного факта никуда не деться. Еще большую ценность данному факту придает то, что индустриализация СССР - далеко не линейный и очевидный процесс, очевидность которого была бы ясна каждому. Нет, даже большинство большевиков не особенно понимали его значимость - о чем свидетельствуют ожесточенные дискуссии в начале 1920 годов. Индустриализация «сталинского», а вернее, советского типа - это особый, крайне нелинейным процесс, который, однако, и был единственно возможным вариантом выхода страны из кризиса. Получается, что Сталин является уникумом в истории - «тактиком» и «стратегом» одновременно. Он успешно боролся со своими противниками и одновременно сумел действовать исключительно в рамках «общесистемных процессов». Тиран и гений в одном лице - ситуация почти невозможная.
Однако, если мы посмотрим внимательнее, то увидим, что Сталин всего лишь выступал исполнителем ленинского плана. Родившийся в самом конце Гражданской войны и выраженный вначале в виде «плана Гоэлро», ленинский путь модернизации оказался спасением для молодой Республики. Ленин, благодаря своему огромному авторитету, смог «прошить» его в формирующуюся идеологию настолько, что несколько десятилетий вообще не возникало сомнений в его правильности. Именно план индустриализации стал ключевым моментом советской идеологии, направляя огромные силы, от просто рабочего до Генерального Секретаря. Вновь созданная государственная машина СССР «по-умолчанию» работала на повышение уровня своего производства, на рост производительных сил.
Разумеется, Сталиным дело не ограничивалось. Пресловутые «сталинские наркомы», об эффективности которых сейчас стали достаточно часто говорить, начиная от «отца атомного проекта» Лаврентия Павловича Берии, так же оказывались вполне «системными» людьми, думающими не только о собственном благе, но и об общем деле. При этом, понятное дело, не стоит представлять себе этих наркомов (и руководителей более низкого звена) «ангелами во плоти», живущими только идеей блага народа. Нет, конечно, это вполне «типовые» «хищники», карьеристы и сволочи, думающие прежде всего о том, чтобы занять как можно более высокое место и «утопить» конкурента. Впрочем, никого другого в иерархической системе быть не может - любых идеалистов «сожрут» и уничтожат в самом начале (и уничтожали, если они оказывались на пути к вершинам власти, что уж тут скрывать). Но страна при этом успешно развивалась, а не деградировала. Росли заводы и детсады, а не дачи и особняки элиты. Прокладывались дороги, а не переводились деньги за рубеж. И даже если некий субъект старался только для себя - а такие тоже встречались, злоупотреблений в 1920-1930 годах было немало - то он, прежде всего, неявно старался «не навредить общему делу». Можно было, например, не давать что-то рабочим, но «сдача объекта в срок» была железным законом.
Я тут опускаю роль репрессивной машины - хотя бы потому, что и эта «машина» в целом есть элемент общественной иерархии, и состоит она из тех же людей, что и остальное общество. Условно говоря, сотрудник НКВД имеет те же соблазны, что и сотрудник полиции по всему миру, и, разумеется, те же возможности. Со всеми вытекающими. Что естественным образом ограничивает эффективность репрессивного аппарата: чем выше его мощь, тем большая вероятность того, что данный аппарат будет работать «на себя», нежели на общество. Т.е., сотрудники НКВД займутся повышением уровня жизни сотрудников НКВД соответствующим образом. Именно поэтому репрессии - не выход, и не ключевой инструмент, они лишь «приложение» к соответствующей идеологической основе. Но, в общем-то, это тоже отдельная большая тема, пока же кратко отмечу, что террор, как таковой, не может выступать методом усложнения общества и, уж конечно, не может быть основанием для его структурной перестройки.
Впрочем, об эффективности террора я уже писал выше. Почти всю историю человечества нахождение наверху общественной пирамиды означала риск своей головой, но это мало кого останавливало: крали, интриговали и убивали, не думая ни о чем, кроме своей выгоды. Страх - слишком простая эмоция, чтобы быть основой усложнения общества. В противовес страху идеология, как сложный комплекс знаний и представлений, как сложный «социальный интерфейс» позволяет «творить чудеса». Разумеется, идеология была эффективна до определенного времени: по мере того, как иерархическая пирамида «старела», в ней появлялись структуры, параллельные идеологическим, выстраивались те самые «связи», о которых сказано выше, и система все более теряла эффективность. Личная заинтересованность однозначно победила общие интересы, она «закапсулировала» идеологические подсистемы, «мумифицировала» их и превратила в чистую симуляцию. Это - тоже неизбежность, как сказано выше, идеология - инструмент переходного, ограниченного по времени процесса.
* * *
«Разложение номенклатуры», а затем ее перерождение в «класс собственников» - вещь абсолютно естественная. Но за время, пока «переходный процесс» был эффективен, была произведена почти полная перестройка общества и, во многом, заложены предпосылки к переходу уже на неирархическую основу. Тут я не буду говорить про эту тему - про то, почему же этого не произошло, почему началось разложение советской системы и что было бы, если бы этот переход удался. Я просто замечу, что построение общества образованных, высококвалифицированных работников с высокоинтенсивной промышленностью- чем и был СССР - является единственным путем к отказу от общественной иерархии, к переходу к бесклассовому обществу. Никакие крестьянские общины тут непригодны. Но перейти к данному состоянию можно только через иерархию, причем через иерархию очень высокого уровня - такая вот диалектика. И никуда от нее не деться.
Поэтому «жесткая идеология» на данном переходном этапе так же неизбежна. Да, «людям Понедельника» идеология не нужна, хоть жесткая, хоть мягкая, они и так с радостью работают на общее благо и не желают для себя ничего другого. Но к миру, в котором «люди Понедельника» возможны, как массовое явление, надо еще прийти. В 1920 годы порывы энтузиастов охлаждались тем, что не было ресурсов на то, чтобы дать им творить. Для этого надо было построить мощнейшую промышленность, модернизировать сельское хозяйство и дать образование десяткам миллионов. Именно для того, чтобы все это сделать, чтобы начальники и «начальнички» всевозможных уровней (а так же банальные воры и воришки) не растащили национальное достояние по своим карманам, и требовалась идеология и идеологическое давление. И как бы всевозможным романтикам не хотелось без этого обойтись - ничего не получится. Переходному моменту идеология потребна, как воздух. Об этом надо помнить.