Про литературу. Продолжение
Итак, т.н. «классическая литература» - как было сказано в прошлом посте , а так же говорилось неоднократно до этого - являет собой описание довольно специфического типа человеческого существования. А именно: жизни т.н. элитариев, представителей правящих классов. Которая отличается от жизни всех остальных людей кардинально, поскольку «властители» существовали в условиях отсутствия труда в привычном понимании. (Им надо было только указать цель, а остальное делали их подданные.) И даже «менее значительные» аристократы и богачи, по большому счету, мало уделяли внимания обеспечению своего существования. (Определенные задачи управления своей собственностью они выполняли, но особых сил это у них не отнимало.)
Разумеется, по мере развития «демократии» в обществе - т.е., по мере того, как эксплуатируемые классы вырывали своей борьбой с хозяевами себе хоть какие-то права для хоть каких-то категорий - возникла потребность и в «иной литературе». (И шире - в ином искусстве.) То есть, в произведениях, посвященных не только жизни полубогов и героев, королей и баронов а так же сопровождающих их «прекрасных дам», но и т.н. «обычных людей». Под которыми подразумевались представители Третьего сословия, выбившиеся в «обслугу» правящего класса - чиновники, «лица свободных профессий», представители искусства и т.д. Именно эта необходимость породила «великую реалистическую литературу» XIX-нач. ХХ столетия. (Куда входит и та часть «русской классики», написанной после условного 1870 года.)
Однако эта самая (разночинская - если пользоваться термином, принятым для отечественной истории) литература - несмотря на частую декларацию своей «народности» - вырваться за пределы сложившегося «канона» не смогла. В том смысле, что - показывая в своих произведениях людей, не относящихся к «сословию полубогов» - авторы все равно сводили их жизнь к «полубожественному» существованию. Т.е., к действиях, характерным для очевидных паразитов, грызущихся друг с другом за право драть с народа три шкуры. Разумеется, тут «труба была пониже и дым пожиже» - в том смысле, что те же чеховские интеллигенты показаны живущими много скромнее, нежели пушкинский высший свет - но суть от этого не изменилась. В том смысле, что основные сюжеты и способы их реализации так и остались в рамках наработанных за тысячелетия приемов.
То же самое постигло и еще более радикальную попытку «вырваться за предел» и построить новое искусство, которая была предпринята в нашей стране в 1920 годах. Напомню, что тогда понимание того, чем является «классика» было уже очевидным, и поэтому было решено противопоставить ей настоящее «пролетарское искусство». Правда, о том, чем это «пролетарское искусство» или «пролетарская культура» («пролеткульт») должны быть, представлений практически не было. Однако это никого не остановило: 1920 годы были десятилетием упорных поисков новых форм и направлений. Проявлялось это не только в литературе: например, активные эксперименты шли в театре, в живописи, скульптуре, архитектуре. Собственно, весь раннесоветский авангард «работал» именно на эту задачу - и, казалось, что данная цель вполне достижима.
Однако на практике большая часть «пролеткультовских стараний» осталась бесплодной, или, вообще, породила нечто непотребное. (Как это случилось с «новым театром», который начал вызывать то ли смех, то ли отвращение еще в тех же 1920 годах.) Относительный успех был только лишь в архитектуре - где заложенная концепция «утилитаризма» (конструктивизм) смогла открыть движение к действительно рациональному домостроению. Да и то, актуальным это стало лишь с 1950 годов. Что же касается литературы, то там попытки заменить «классику» уперлись, прежде всего, в то, что создавать качественные тексты в 1920 могли лишь представители … прежних образованных сословий. Думаю, не надо говорить: почему? (Если кто не понимает - то потому, что у всех остальных образовательный уровень был достаточно низок.) В результате получилось что-то вроде дореволюционных творений «a la russe» - т.е., попыток людей, живущих между Петербургом и Парижем писать на тему «русского народа». Только теперь писали на тему «народа пролетарского» или «крестьянского». («Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился».)
Получался замкнутый круг: для того, чтобы появились «новые писатели», их нужно было научить, а учить было не на чем, за исключением пресловутой «классики». Альтернативой было принимать их «неучеными», с околонулевым качеством производимых работ. (То же самое касается всего остального искусства.) Поэтому уже в следующем десятилетии подавляющая часть идей «пролеткульта» была отброшена и «классиков» возвратили на пьедестал, а всех остальным стали советовать учиться у последних. Что, в общем-то, было ожидаемым, но проблему не разрешило. В том смысле, что вопрос соотнесения наработанной веками «господской формы» и «народного содержания» так и остался открытым. И хотя созданный на основании приведенной концепции стиль «соцреализма» оказался довольно плодотворным - он породил множество талантливых творцов, вроде того же Шолохова в литературе или Дейнеки в живописи - но большая часть работ в данном стиле оказывалась или откровенно скучна и неинтересна. («Тот самый» производственный роман.) Или же - слишком «сдвинута» к «классическим» сюжетам, т.е., к «господскому стилю».
Так значит ли это, что создание «новой литературы» является невозможным? И человечество так и обречено существовать среди тысячелетних сюжетов, выработанных еще во времена рабовладения? (Как уже не раз говорилось, тот же шекспировские «Гамлет», «Ромео и Джульетта» или «Король Лир» -ставшие основанием многих произведений классического периода - являются, в свою очередь, переложением античных трагедий.) К счастью, нет! Поскольку путь, способный вывести человечество за указанный предел, все существует. И состоит он в смене «вектора рассмотрения» произведений - который и у «классики», и у древних (античных) творений, и даже, в значительной мере, у «совреалистических» произведений - направлен в прошлое. (Давнее или недавнее - другой вопрос.) А должен был сменен на будущее.
Причина этого состоит в том, что «господская культура», по определению, отсылает ко временам прошлого - временам древних деспотий, когда власть господина была абсолютной по отношению ко всем остальным. (Бывших рабами.) Разумеется, речь идет о довольно условном направлении, имевшем малое отношение к реальной ситуации - скажем, власть тех же монархов времен Абсолютизма была не меньшей, нежели у древних владык - но, в общем-то, сути это не меняет. В том смысле, что Античность неспроста очень долго была «идеалом человечества». (Под коим, понятное дело, понимались лишь «власть имеющие».) И российский помещик-крепостник какого-нибудь 1840 года так же «разыгрывал сцены их римской жизни», как разыгрывал их итальянский феодал времен Возрождения. (А ему, в свою очередь, вторил американский миллионер 1920 годов, так же воображавший себя римским патрицием.)
Культура же «народная» - в смысле, культура осознавших себя трудящихся масс - имеет, разумеется, противоположный идеал. В смысле - она видит свою наиболее полную реализацию именно в будущем, когда эксплуатация будет полностью снята, отчуждение труда снизится до нуля, а количество доступных благ вырастит до бесконечности. (Еще раз: все это экстраполяции глобальных тенденций, наблюдаемых с начала прошлого века.) Поэтому - в противоположность «властителям», желающих видеть себя Цезарями и Александрами - обычный человек объективно должен быть «футуроориентированным». Разумеется, субъективно он может воспринимать себя «несостоявшимся рабовладельцем» - что проявляется в том же фэнтази, где практически все представители живут на уровне господ. За счет магии и прочих «придумок» автора, разумеется. Но сути это не меняет: магии на самом деле не существует, и построить мир, где большинство были бы баронами или принцессами (или, хотя бы, чеховскими актрисами), в действительности невозможно.
Собственно, именно непонимание этого момента - т.е., «футуроориентированности» гипотетического «нового искусства» - и стало причиной неудачи соцреализма. В том смысле, что последний был изначально устремленным именно в будущее: соцреалисты должны были создавать образы не текущего состояния мира, а его «улучшенной», можно даже сказать, идеализированной, формы. (Красивых людей, поведение которых лишено наиболее отрицательных черт современности - пьянства, сквернословия, вороватости, тупости и т.д. На самом деле это, само по себе, была очень серьезная инновация: в том смысле, что люди, потребляя соцреалистический «культурный продукт», должны были видеть то, к чему надо стремиться.) Но - по «реалистической традиции - «прилагался» к текущей реальности. Где все указанное выше прекрасно существовало. (Что неизбежно вело у читателя к когнитивному диссонансу и отторжению.)
Но об этом, а так же о том, как могла быть разрешена данная проблема, будет сказано уже в следующем посте.
Разумеется, по мере развития «демократии» в обществе - т.е., по мере того, как эксплуатируемые классы вырывали своей борьбой с хозяевами себе хоть какие-то права для хоть каких-то категорий - возникла потребность и в «иной литературе». (И шире - в ином искусстве.) То есть, в произведениях, посвященных не только жизни полубогов и героев, королей и баронов а так же сопровождающих их «прекрасных дам», но и т.н. «обычных людей». Под которыми подразумевались представители Третьего сословия, выбившиеся в «обслугу» правящего класса - чиновники, «лица свободных профессий», представители искусства и т.д. Именно эта необходимость породила «великую реалистическую литературу» XIX-нач. ХХ столетия. (Куда входит и та часть «русской классики», написанной после условного 1870 года.)
Однако эта самая (разночинская - если пользоваться термином, принятым для отечественной истории) литература - несмотря на частую декларацию своей «народности» - вырваться за пределы сложившегося «канона» не смогла. В том смысле, что - показывая в своих произведениях людей, не относящихся к «сословию полубогов» - авторы все равно сводили их жизнь к «полубожественному» существованию. Т.е., к действиях, характерным для очевидных паразитов, грызущихся друг с другом за право драть с народа три шкуры. Разумеется, тут «труба была пониже и дым пожиже» - в том смысле, что те же чеховские интеллигенты показаны живущими много скромнее, нежели пушкинский высший свет - но суть от этого не изменилась. В том смысле, что основные сюжеты и способы их реализации так и остались в рамках наработанных за тысячелетия приемов.
То же самое постигло и еще более радикальную попытку «вырваться за предел» и построить новое искусство, которая была предпринята в нашей стране в 1920 годах. Напомню, что тогда понимание того, чем является «классика» было уже очевидным, и поэтому было решено противопоставить ей настоящее «пролетарское искусство». Правда, о том, чем это «пролетарское искусство» или «пролетарская культура» («пролеткульт») должны быть, представлений практически не было. Однако это никого не остановило: 1920 годы были десятилетием упорных поисков новых форм и направлений. Проявлялось это не только в литературе: например, активные эксперименты шли в театре, в живописи, скульптуре, архитектуре. Собственно, весь раннесоветский авангард «работал» именно на эту задачу - и, казалось, что данная цель вполне достижима.
Однако на практике большая часть «пролеткультовских стараний» осталась бесплодной, или, вообще, породила нечто непотребное. (Как это случилось с «новым театром», который начал вызывать то ли смех, то ли отвращение еще в тех же 1920 годах.) Относительный успех был только лишь в архитектуре - где заложенная концепция «утилитаризма» (конструктивизм) смогла открыть движение к действительно рациональному домостроению. Да и то, актуальным это стало лишь с 1950 годов. Что же касается литературы, то там попытки заменить «классику» уперлись, прежде всего, в то, что создавать качественные тексты в 1920 могли лишь представители … прежних образованных сословий. Думаю, не надо говорить: почему? (Если кто не понимает - то потому, что у всех остальных образовательный уровень был достаточно низок.) В результате получилось что-то вроде дореволюционных творений «a la russe» - т.е., попыток людей, живущих между Петербургом и Парижем писать на тему «русского народа». Только теперь писали на тему «народа пролетарского» или «крестьянского». («Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился».)
Получался замкнутый круг: для того, чтобы появились «новые писатели», их нужно было научить, а учить было не на чем, за исключением пресловутой «классики». Альтернативой было принимать их «неучеными», с околонулевым качеством производимых работ. (То же самое касается всего остального искусства.) Поэтому уже в следующем десятилетии подавляющая часть идей «пролеткульта» была отброшена и «классиков» возвратили на пьедестал, а всех остальным стали советовать учиться у последних. Что, в общем-то, было ожидаемым, но проблему не разрешило. В том смысле, что вопрос соотнесения наработанной веками «господской формы» и «народного содержания» так и остался открытым. И хотя созданный на основании приведенной концепции стиль «соцреализма» оказался довольно плодотворным - он породил множество талантливых творцов, вроде того же Шолохова в литературе или Дейнеки в живописи - но большая часть работ в данном стиле оказывалась или откровенно скучна и неинтересна. («Тот самый» производственный роман.) Или же - слишком «сдвинута» к «классическим» сюжетам, т.е., к «господскому стилю».
Так значит ли это, что создание «новой литературы» является невозможным? И человечество так и обречено существовать среди тысячелетних сюжетов, выработанных еще во времена рабовладения? (Как уже не раз говорилось, тот же шекспировские «Гамлет», «Ромео и Джульетта» или «Король Лир» -ставшие основанием многих произведений классического периода - являются, в свою очередь, переложением античных трагедий.) К счастью, нет! Поскольку путь, способный вывести человечество за указанный предел, все существует. И состоит он в смене «вектора рассмотрения» произведений - который и у «классики», и у древних (античных) творений, и даже, в значительной мере, у «совреалистических» произведений - направлен в прошлое. (Давнее или недавнее - другой вопрос.) А должен был сменен на будущее.
Причина этого состоит в том, что «господская культура», по определению, отсылает ко временам прошлого - временам древних деспотий, когда власть господина была абсолютной по отношению ко всем остальным. (Бывших рабами.) Разумеется, речь идет о довольно условном направлении, имевшем малое отношение к реальной ситуации - скажем, власть тех же монархов времен Абсолютизма была не меньшей, нежели у древних владык - но, в общем-то, сути это не меняет. В том смысле, что Античность неспроста очень долго была «идеалом человечества». (Под коим, понятное дело, понимались лишь «власть имеющие».) И российский помещик-крепостник какого-нибудь 1840 года так же «разыгрывал сцены их римской жизни», как разыгрывал их итальянский феодал времен Возрождения. (А ему, в свою очередь, вторил американский миллионер 1920 годов, так же воображавший себя римским патрицием.)
Культура же «народная» - в смысле, культура осознавших себя трудящихся масс - имеет, разумеется, противоположный идеал. В смысле - она видит свою наиболее полную реализацию именно в будущем, когда эксплуатация будет полностью снята, отчуждение труда снизится до нуля, а количество доступных благ вырастит до бесконечности. (Еще раз: все это экстраполяции глобальных тенденций, наблюдаемых с начала прошлого века.) Поэтому - в противоположность «властителям», желающих видеть себя Цезарями и Александрами - обычный человек объективно должен быть «футуроориентированным». Разумеется, субъективно он может воспринимать себя «несостоявшимся рабовладельцем» - что проявляется в том же фэнтази, где практически все представители живут на уровне господ. За счет магии и прочих «придумок» автора, разумеется. Но сути это не меняет: магии на самом деле не существует, и построить мир, где большинство были бы баронами или принцессами (или, хотя бы, чеховскими актрисами), в действительности невозможно.
Собственно, именно непонимание этого момента - т.е., «футуроориентированности» гипотетического «нового искусства» - и стало причиной неудачи соцреализма. В том смысле, что последний был изначально устремленным именно в будущее: соцреалисты должны были создавать образы не текущего состояния мира, а его «улучшенной», можно даже сказать, идеализированной, формы. (Красивых людей, поведение которых лишено наиболее отрицательных черт современности - пьянства, сквернословия, вороватости, тупости и т.д. На самом деле это, само по себе, была очень серьезная инновация: в том смысле, что люди, потребляя соцреалистический «культурный продукт», должны были видеть то, к чему надо стремиться.) Но - по «реалистической традиции - «прилагался» к текущей реальности. Где все указанное выше прекрасно существовало. (Что неизбежно вело у читателя к когнитивному диссонансу и отторжению.)
Но об этом, а так же о том, как могла быть разрешена данная проблема, будет сказано уже в следующем посте.