Еще раз о сакральном...
На самом деле, все сказанное ниже может показаться чем-то умаляющим нашу Великую Победу - сразу предупреждаю, что это не так. Речь идет не о Победе, а о совершенно иных вещах, не менее важных, но менее очевидных. Собственно, ради этом я и поднял тему сакрального, поскольку сейчас можно отчетливо увидеть, как не только современная власть, но и многие левые совершают те же самые ошибки, которые в свое время стали одним из оснований советской Катастрофы.
Уже довольно давно - в 2009 году - мне довелось посетить знаменитую «Малую Землю. Т.е., мемориал посвященный «Малой Земле» - советскому десанту, высаженному 4 февраля 1943 года на мыс Мысхако (южнее Новороссийска), и сумевшего удержать данный плацдарм вплоть до освобождения города (16 сентября 1943 года). Впрочем, эта операция вошла в постсоветское культурное поле вовсе не благодаря каким-либо военным особенностям - хотя, сама по себе, операция примечательная - а тем, что именно тут в должности политического руководителя воевал Леонид Ильич Брежнев, впоследствии ставший главой Советского государства. Более того - дорогой Леонид Ильич сподобился написать книгу про свое участие в десанте под тем самым названием. (Разумеется - просто надиктовал воспоминания людям, которые затем придали всему этому более-менее приемлемую форму). Ну, а далее - эту самую «Малую Землю» издали миллионными тиражами, распространяя всеми возможными формами - что, впрочем, дало эффект, полностью обратный ожидаемому.
Впрочем, о данном эффекте будет сказано ниже. Пока же стоит сказать следующее: несмотря на все скептическое отношение к «бровеносцу», сама данная операция действительно является проявлением подлинного героизма и невиданной стойкости советского солдата. Ведь что такое «Малая Земля». Эта полностью открытая со всех сторон, абсолютно ровная поверхность, которая прекрасно смотрится в качестве обрамления мемориального комплекса, однако высаживаться тут не пожелаешь и врагу. Вернее, как раз врагу и стоит это пожелать - однако в указанном случае десантировались как раз наши, буквально зарываясь в землю от бесконечных обстрелов и атак. Если при этом учесть, что крупные корабли не могли подойти к берегу, в результате чего, даже без учета непрерывных обстрелов и бомбежек поддерживать постоянные коммуникации было невозможно, то становится понятным, что в реальности тут был ад. Именно поэтому данный десант с самого начала рассматривался как сугубо вспомогательный, отвлекающий немцев от основной операции по захвату Новороссийска, т.е. с самого начала обреченный на неудачу. Но случилось обратное - с освобождением Новороссийска «не срослось», однако эта самая «вспомогательная группа», в состав которой и входил полковник Брежнев, сумела удержаться в течении нескольких месяцев.
Впрочем, тут нет смысла подробно разбирать данную операцию. В конце концов, практически вся история Великой Отечественной войны - это непрерывная серия самых невероятных подвигов. Тут же хочу обратить внимание на другое. На то, что как раз этот самый подвиг совершенно не читался в построенном мемориальном комплексе. Человек, не знающий, что тут было, вряд ли мог увидеть в заросших травой ямах и канавах остатки воронок и окопов, а построенные монументы совершенно не передавали того сверхчеловеческого героизма, который проявляли советских солдаты. Ни ужас войны, не величайший взлет духа совершенно не воспринимался тут - впрочем, так же, как и в бесчисленной массе иных монументов и мемориалов. Впрочем, это не удивительно - памятники, как таковые, являются самым «высоко символизированным» видом искусства, требующим для своего восприятия высокого уровня подготовки. Это для фронтовиков, (включая самое высшее руководство страны), пафос указанных сооружений был вполне понятен. Они четко видели за стелами и монументами реальный ужас, реальную смерть, и реальный подвиг, чувствовали вкус гари и дыма, запах горелого железа и мяса . А главное, могли вспомнить то чудовищное напряжение, благодаря которому наш народ сумел сделать практически невозможное - победить.
Но людям, не прошедшим войну, объяснить все это практически невозможно. Ведь его память не хранит тех самых военных картин, которые должны раскрывать те или иные символы. В самом лучшем случае, не воевавший может вспомнить сцены из фильмов или из книг - т.е., по сути, из тех же самых «искусственных» источников. Но это - в лучшем случае. Обыкновенно же даже среди поколения рожденных после войны мало кто представлял, чем же на самом деле эта война являлась. Впрочем, это беда не только «мемориальной культуры» - на самом деле, ограниченность искусства относится и другим областям, к литературе или кинематографу. Однако для памятников подобный аспект является самым выраженным: если в том же кино хоть как-то смогли решить подобную проблему с передачей сложных образов - итогом чего стали великие военные фильмы, вроде «Летят журавли» или «Судьба человека», то тут такого не произошло.
В итоге чем дальше, тем сильнее становилась «нечитаемость» данного вида искусства. Нет, конечно, внешне все выглядело довольно благопристойно: возлагались цветы, говорились речи. Но чем дальше, тем меньше становилось понимания - что, в конце концов, привело к той ужасной ситуации, которая существует по сей день. А именно - к тому, что все чаще мемориалы становятся жертвой вандализма, включая государственный. (И не стоит думать, что все это результат действий исключительно подонков - конечно, уродуют или сносят памятники. Но при этом масса «обычных граждан», как правило, воспринимает это довольно спокойно - ну, уничтожают теперь то, чему ранее «поклонялись», т.е. раз в год приходили положить гвоздику…)
* * *
Разумеется, тут можно много что сказать на тему о том, что памятники стоит беречь, вне зависимости от того, чего они значат. И что тем более не стоит забывать случившегося 71-75 лет назад. Все это будет абсолютно верным. Только с уточнением того, что, к величайшему сожалению, это самое уважение так и не удалось привить. Огромные средства, вложенные СССР, по сути оказались бессмысленными. Нет, конечно, можно сказать, что та же Родина-Мать в Волгограде стала главной туристической жемчужиной города - но ведь задумывалась-то она не для этого! Вся эта масса «мемориальной культуры» должна была увековечить образ великой Победы в сознании граждан. Для чего это недо - будет сказано немного ниже. Пока же стоит сказать о том, что уже в конце 1970 годов в общественном сознании стали появляться, а затем и стали господствующими полностью обратные идеи. Мысли о том, что война в реальности была не столько временем массового героизма, и даже не столько временем движения от начальной слабости к последующему торжеству, сколько периодом бессмысленной гибели и страданий возникли не сегодня и не вчера. Даже пресловутый Резун-Суворов всего лишь «оседлал» неявно «бродивший» до того в головах граждан образ - именно поэтому он и стал столь востребован в конце 1980 годов.
В итоге еще до перестройки возник жуткий анекдот: «Если бы ты, дед, воевал хуже, пили бы баварское». Тогда же исподволь началась «реабилитация фашизма», прорывающаяся «на свет» в периодическом появлении «нацистских» молодежных групп. (Кстати, «настоящими» нацистами их члены не были, все их высказывания из цикла «бей жидов, спасай Россию» выступали скорее условными лозунгами, нежели реальными призывами к действию. Евреев они не били. Скорее в этом «фашизме» можно было найти отрицание существовавшего в стране порядка, логику в стиле: если официальные лица проклинают фашизм, то значит он хорош. При этом то, в чем заключается его «хорошесть» было не важно.) В общем, получалось довольно странно: официальная пропаганда до самого конца продолжала твердить (по всем каналам) о важности Победы, а гражданам, в самом лучшем случае, было все равно. Ну, праздник и праздник - возможность получить лишний выходной с выездом на дачу (или с выпивкой за столом), не более того.
Что было потом, известно. Можно лишь напомнить, что именно избиение ветеранов 23 февраля 1992 года является до сих пор самой позорной страницей в истории страны - позорнее даже, чем обстрел Белого Дома год спустя. Последнее хоть как-то можно объяснить борьбой за власть, избиение же ветеранов нельзя объяснить ничем, кроме ненависти к ним. При этом били их никакие не фашисты, не вышеупомянутые «наци» - били милиционеры-омоновцы, еще совсем недавно бывшие комсомольцами. И уж конечно, каждый год ходившие возлагать цветы к Вечному огню с пионерского возраста. Поэтому объяснить подобный кульбит «происками Госдепа» и «десятилетиями антисоветской пропаганды» (как это делается сейчас в отношении такой же ситуации на Украине), никоим образом нельзя. Впрочем, не менее печально, нежели само избиение, реакция на него общества, которое равнодушно встретило данный факт. Реально - на окружающей жизни 1992 года данный инцидент не отразился никоим образом - я, к примеру, узнал о нем из книги Кара-Мурзы 10 лет спустя. А ведь показывали по телевизору, писали в газетах... После этого фраза из «демократической прессы»: «Допустим, он (ветеран) несколько смешон и даже ископаем, допустим, его стариковская настырность никак не соответствует дряхлеющим мускулам - но тем более почему его надо теснить щитами и баppикадами?» уже не кажется чем-то невозможным.
Т.е., отношение к ветеранам, как пережитку чего-то старого, мешающего строительству новой жизни, было у многих российских граждан (особенно молодых). Таким печальным оказался итог чудовищных затрат, ушедших на создание «мемориального культа» Великой Отечественной войны. (К счастью, итог этот был не окончательным.) Выстраивая колоссальные мемориальные комплексы и учреждая ежегодные ритуалы, советское руководство надеялось на вечное утверждение в общественной памяти образа Великой Победы, который должен был не просто выступить «цементирующим действием» для общества (определить для всех граждан общие ценности). Но еще и могущего должным образом перенести в «долговременную общественную память» те уникальные в своей эффективности модели поведения, выработанные во время войны. Но вместо этого оно получило тайную насмешку в совокупности с презрением.
* * *
В чем же причина того, что попытка установить «культ Победы» так позорно провалилась? Ведь именно так поступали веками - «идеальные» модели поведения возводились в культ, транслируя их через систему сакрального на всю людскую массу. И всегда это работало - при том, что указанные модели выступали выгодными именно для господствующих классов, для основной массы они были, в лучшем случае, бессмысленными. Тут же делалось то же самое, только на место классовых норм поставили нормы «общесистемные»: героизм советских граждан явился благом для самих граждан, позволив им избегнуть уничтожения или превращения в рабов. Но вот не получилось. Вместо новой «религии» оказалась выстроена новая «антирелигия», давшая результаты, противоположные задуманному...
Причина этого, в принципе, объясняется в предыдущей теме. А именно - сакральное, как таковое, является одним из базовых элементов классового общества, оно диалектически связано с разделением: с одной стороны, именно признание правящих классов «высшими» позволяет им повелевать волей всех остальных. С другой же, созданные механизмы трансляции этой воли позволяют «высшим» становится именно высшими, повелителями, хозяевами. Именно поэтому считается, что «всякая власть определяется божеством», и напротив, существование власти является главным источником формирования образа божества.
Однако, как можно легко догадаться, для социума, в котором указанного разделения нет, подобный механизм работать не будет. Если любой человек может подняться с самого низа наверх, из крестьянина стать директором завода, то его воля будет иметь совершенно иной смысл, нежели воля «потомственного» аристократа. (Кстати, даже капиталист теряет указанный способ удержания «первородства», что заставляет его выстраивать мощную репрессивную и пропагандистскую машину для подавления низов, ненужную ранее. Именно поэтому капитализм можно рассматривать, как формацию «критическую», неизбежно стремящуюся к кризису и замене на социализм, последнюю стадию тысячелетнего классового разделения - но это, понятно, уже другая тема.)
Именно поэтому для советского человека использование «сакрального» оказалось критическим. Нет, конечно, пока основная масса людей еще имела традиционную психологию, восприятие советских властей, как властей сакральных было полезным, однако чем дальше - тем меньше было от этого смысла. Образованные люди, прошедшие через мощнейшие социальные лифты, уже не удовлетворялись прежними схемами, для них важнее было не поклонение, а понимание. И уж конечно, они вряд ли могли увидеть во всех этих памятниках и монументах что иное, нежели архитектурную или художественную ценность. Так что переход от «сталинской» монументальной архитектуре к простоте форм 1960 годов был, по сути, предопределен вовсе не волей начальства…
К величайшему сожалению, данный момент не был адекватно воспринят советским руководством, в частности, по отношению к вопросу о «военной памяти». Идея использовать «трансляцию подвига» казалась разумной и необходимой, тем более, что нарастало понимание о том, что общество входит в критическое состояние (нормальное для «динамически устойчивого» СССР). В итоге в данную сферу были вложены колоссальные средства, затрачены огромные усилия, принесшие, в конце концов, более, чем сомнительные результаты. Самое же плохое тут то, что использование неадекватных для социальной структуры методов (поклонения вместо объяснения) вело не просто к безразличию, но к прямому отторжению массой самых образованных (и самых пригодных для «коммунизации») граждан указанных моделей. На самом деле, во многом именно советская пропаганда «подвига» привела к построению в рамках антисоветизма устойчивого культа «антиподвига», прямого культа предательства, которое столь сильно проявилось потом.
* * *
Ситуацию усложняло еще и то, что, пока активно было «военное поколение», создавалась иллюзия работоспособности метода. На самом деле, как уже было сказано выше, в этом случае речь шла не о трансляции, а о «припоминании», о извлечении из памяти реальных воспоминаний о войне. О «прямом раскрытии символов». На самом деле, это прекрасно работающая технология - но, понятное дело, до тех пор, пока ветераны являлись важной частью общества. Стоило им уйти в тень, сдать высшие позиции более молодым поколениям - и указанные мемориалы и монументы стали «мертвым камнем», имеющим ценность исключительно как украшение местности. Не вызывающие у окружающих никаких эмоций. Причем, как не жестоко это звучит, то же самое стоит сказать и про весь «культ Победы». Нет, конечно, до определенного времени никто его прямо не отвергал. Но чем дальше, тем больше он превращался исключительно в «дело вежливости». Причем, самое главное - для граждан советских по духу, для людей, разделяющих практически все советские ценности, которые могли бы стать главной опорой существующего строя - но стали его врагами.
В итоге реальная ценность всего мощнейшего советского «мемориального механизма», включающего в себя такие дорогостоящие комплексы, как упомянутая вначале «Малая земля», оказалась близкой к нулю. А жалкие по затратам действия врагов страны, вроде пресловутого «Архипелага» или уже упомянутых работ Резуна, превратились в мэйнстрим. Поэтому можно сказать, что единственно важной ролью «советского сакрального» истории является практическое доказательство его полной неработоспособности в условиях бесклассового (пускай и слабо) общества. Это относится и к мемориалам, и к ритуалам, и к пропаганде. Как не странно это звучит, но подобный «эксперимент» действительно ценен, поскольку позволит в будущем избежать столь нерационально потраченных усилий. И одновременно - освободит возможности для использования действительно работающих методов. А они есть - правда, на эту тему надо говорить отдельно.
Впрочем, стоит сказать, что с разрушением СССР и начавшейся деградацией страны роль сакрального опять может стать такой же значительной, что и ранее. Именно подобный момент мы можем наблюдать во многих постсоветских (и непостсоветских) странах, где совершенно неожиданно становятся важными такие моменты, которые еще в 1970 годах казались смешными - к примеру, религия. А теперь, к примеру, никого не удивляет наказание или даже убийство за «оскорбление религиозных святынь», неожиданно ставшее популярным в тех же исламских странах. Особенно странно смотрятся бывшие пионеры и комсомольцы (а порой - и коммунисты), превратившиеся в реальных религиозных фанатиков. Что поделаешь - отказ от социализма ведет к отказу от современного общества, а отказ от современного общества неизбежно приводит к возвращению традиционного общества. Причем, возвращаются такие традиции, которые, как сейчас становится понятным, лучше было бы навсегда забыть.
В общем же стоит понять крайне простую вещь: любые технологии, в том числе и гуманитарные, должны быть полностью адекватны существующей общественной структуре. Иначе они или будут неэффективными, не оправдывающими затрат на себя (и тем вредными), или же они будут «тянуть» общество в строну «своей» (т.е. актуальной именно для этой технологии) социальной структуры. Такое вот следствие из знаменитого закона «соответствия производительных сил и производственных отношений», он же требование «технико-гуманитарного баланса».
Уже довольно давно - в 2009 году - мне довелось посетить знаменитую «Малую Землю. Т.е., мемориал посвященный «Малой Земле» - советскому десанту, высаженному 4 февраля 1943 года на мыс Мысхако (южнее Новороссийска), и сумевшего удержать данный плацдарм вплоть до освобождения города (16 сентября 1943 года). Впрочем, эта операция вошла в постсоветское культурное поле вовсе не благодаря каким-либо военным особенностям - хотя, сама по себе, операция примечательная - а тем, что именно тут в должности политического руководителя воевал Леонид Ильич Брежнев, впоследствии ставший главой Советского государства. Более того - дорогой Леонид Ильич сподобился написать книгу про свое участие в десанте под тем самым названием. (Разумеется - просто надиктовал воспоминания людям, которые затем придали всему этому более-менее приемлемую форму). Ну, а далее - эту самую «Малую Землю» издали миллионными тиражами, распространяя всеми возможными формами - что, впрочем, дало эффект, полностью обратный ожидаемому.
Впрочем, о данном эффекте будет сказано ниже. Пока же стоит сказать следующее: несмотря на все скептическое отношение к «бровеносцу», сама данная операция действительно является проявлением подлинного героизма и невиданной стойкости советского солдата. Ведь что такое «Малая Земля». Эта полностью открытая со всех сторон, абсолютно ровная поверхность, которая прекрасно смотрится в качестве обрамления мемориального комплекса, однако высаживаться тут не пожелаешь и врагу. Вернее, как раз врагу и стоит это пожелать - однако в указанном случае десантировались как раз наши, буквально зарываясь в землю от бесконечных обстрелов и атак. Если при этом учесть, что крупные корабли не могли подойти к берегу, в результате чего, даже без учета непрерывных обстрелов и бомбежек поддерживать постоянные коммуникации было невозможно, то становится понятным, что в реальности тут был ад. Именно поэтому данный десант с самого начала рассматривался как сугубо вспомогательный, отвлекающий немцев от основной операции по захвату Новороссийска, т.е. с самого начала обреченный на неудачу. Но случилось обратное - с освобождением Новороссийска «не срослось», однако эта самая «вспомогательная группа», в состав которой и входил полковник Брежнев, сумела удержаться в течении нескольких месяцев.
Впрочем, тут нет смысла подробно разбирать данную операцию. В конце концов, практически вся история Великой Отечественной войны - это непрерывная серия самых невероятных подвигов. Тут же хочу обратить внимание на другое. На то, что как раз этот самый подвиг совершенно не читался в построенном мемориальном комплексе. Человек, не знающий, что тут было, вряд ли мог увидеть в заросших травой ямах и канавах остатки воронок и окопов, а построенные монументы совершенно не передавали того сверхчеловеческого героизма, который проявляли советских солдаты. Ни ужас войны, не величайший взлет духа совершенно не воспринимался тут - впрочем, так же, как и в бесчисленной массе иных монументов и мемориалов. Впрочем, это не удивительно - памятники, как таковые, являются самым «высоко символизированным» видом искусства, требующим для своего восприятия высокого уровня подготовки. Это для фронтовиков, (включая самое высшее руководство страны), пафос указанных сооружений был вполне понятен. Они четко видели за стелами и монументами реальный ужас, реальную смерть, и реальный подвиг, чувствовали вкус гари и дыма, запах горелого железа и мяса . А главное, могли вспомнить то чудовищное напряжение, благодаря которому наш народ сумел сделать практически невозможное - победить.
Но людям, не прошедшим войну, объяснить все это практически невозможно. Ведь его память не хранит тех самых военных картин, которые должны раскрывать те или иные символы. В самом лучшем случае, не воевавший может вспомнить сцены из фильмов или из книг - т.е., по сути, из тех же самых «искусственных» источников. Но это - в лучшем случае. Обыкновенно же даже среди поколения рожденных после войны мало кто представлял, чем же на самом деле эта война являлась. Впрочем, это беда не только «мемориальной культуры» - на самом деле, ограниченность искусства относится и другим областям, к литературе или кинематографу. Однако для памятников подобный аспект является самым выраженным: если в том же кино хоть как-то смогли решить подобную проблему с передачей сложных образов - итогом чего стали великие военные фильмы, вроде «Летят журавли» или «Судьба человека», то тут такого не произошло.
В итоге чем дальше, тем сильнее становилась «нечитаемость» данного вида искусства. Нет, конечно, внешне все выглядело довольно благопристойно: возлагались цветы, говорились речи. Но чем дальше, тем меньше становилось понимания - что, в конце концов, привело к той ужасной ситуации, которая существует по сей день. А именно - к тому, что все чаще мемориалы становятся жертвой вандализма, включая государственный. (И не стоит думать, что все это результат действий исключительно подонков - конечно, уродуют или сносят памятники. Но при этом масса «обычных граждан», как правило, воспринимает это довольно спокойно - ну, уничтожают теперь то, чему ранее «поклонялись», т.е. раз в год приходили положить гвоздику…)
* * *
Разумеется, тут можно много что сказать на тему о том, что памятники стоит беречь, вне зависимости от того, чего они значат. И что тем более не стоит забывать случившегося 71-75 лет назад. Все это будет абсолютно верным. Только с уточнением того, что, к величайшему сожалению, это самое уважение так и не удалось привить. Огромные средства, вложенные СССР, по сути оказались бессмысленными. Нет, конечно, можно сказать, что та же Родина-Мать в Волгограде стала главной туристической жемчужиной города - но ведь задумывалась-то она не для этого! Вся эта масса «мемориальной культуры» должна была увековечить образ великой Победы в сознании граждан. Для чего это недо - будет сказано немного ниже. Пока же стоит сказать о том, что уже в конце 1970 годов в общественном сознании стали появляться, а затем и стали господствующими полностью обратные идеи. Мысли о том, что война в реальности была не столько временем массового героизма, и даже не столько временем движения от начальной слабости к последующему торжеству, сколько периодом бессмысленной гибели и страданий возникли не сегодня и не вчера. Даже пресловутый Резун-Суворов всего лишь «оседлал» неявно «бродивший» до того в головах граждан образ - именно поэтому он и стал столь востребован в конце 1980 годов.
В итоге еще до перестройки возник жуткий анекдот: «Если бы ты, дед, воевал хуже, пили бы баварское». Тогда же исподволь началась «реабилитация фашизма», прорывающаяся «на свет» в периодическом появлении «нацистских» молодежных групп. (Кстати, «настоящими» нацистами их члены не были, все их высказывания из цикла «бей жидов, спасай Россию» выступали скорее условными лозунгами, нежели реальными призывами к действию. Евреев они не били. Скорее в этом «фашизме» можно было найти отрицание существовавшего в стране порядка, логику в стиле: если официальные лица проклинают фашизм, то значит он хорош. При этом то, в чем заключается его «хорошесть» было не важно.) В общем, получалось довольно странно: официальная пропаганда до самого конца продолжала твердить (по всем каналам) о важности Победы, а гражданам, в самом лучшем случае, было все равно. Ну, праздник и праздник - возможность получить лишний выходной с выездом на дачу (или с выпивкой за столом), не более того.
Что было потом, известно. Можно лишь напомнить, что именно избиение ветеранов 23 февраля 1992 года является до сих пор самой позорной страницей в истории страны - позорнее даже, чем обстрел Белого Дома год спустя. Последнее хоть как-то можно объяснить борьбой за власть, избиение же ветеранов нельзя объяснить ничем, кроме ненависти к ним. При этом били их никакие не фашисты, не вышеупомянутые «наци» - били милиционеры-омоновцы, еще совсем недавно бывшие комсомольцами. И уж конечно, каждый год ходившие возлагать цветы к Вечному огню с пионерского возраста. Поэтому объяснить подобный кульбит «происками Госдепа» и «десятилетиями антисоветской пропаганды» (как это делается сейчас в отношении такой же ситуации на Украине), никоим образом нельзя. Впрочем, не менее печально, нежели само избиение, реакция на него общества, которое равнодушно встретило данный факт. Реально - на окружающей жизни 1992 года данный инцидент не отразился никоим образом - я, к примеру, узнал о нем из книги Кара-Мурзы 10 лет спустя. А ведь показывали по телевизору, писали в газетах... После этого фраза из «демократической прессы»: «Допустим, он (ветеран) несколько смешон и даже ископаем, допустим, его стариковская настырность никак не соответствует дряхлеющим мускулам - но тем более почему его надо теснить щитами и баppикадами?» уже не кажется чем-то невозможным.
Т.е., отношение к ветеранам, как пережитку чего-то старого, мешающего строительству новой жизни, было у многих российских граждан (особенно молодых). Таким печальным оказался итог чудовищных затрат, ушедших на создание «мемориального культа» Великой Отечественной войны. (К счастью, итог этот был не окончательным.) Выстраивая колоссальные мемориальные комплексы и учреждая ежегодные ритуалы, советское руководство надеялось на вечное утверждение в общественной памяти образа Великой Победы, который должен был не просто выступить «цементирующим действием» для общества (определить для всех граждан общие ценности). Но еще и могущего должным образом перенести в «долговременную общественную память» те уникальные в своей эффективности модели поведения, выработанные во время войны. Но вместо этого оно получило тайную насмешку в совокупности с презрением.
* * *
В чем же причина того, что попытка установить «культ Победы» так позорно провалилась? Ведь именно так поступали веками - «идеальные» модели поведения возводились в культ, транслируя их через систему сакрального на всю людскую массу. И всегда это работало - при том, что указанные модели выступали выгодными именно для господствующих классов, для основной массы они были, в лучшем случае, бессмысленными. Тут же делалось то же самое, только на место классовых норм поставили нормы «общесистемные»: героизм советских граждан явился благом для самих граждан, позволив им избегнуть уничтожения или превращения в рабов. Но вот не получилось. Вместо новой «религии» оказалась выстроена новая «антирелигия», давшая результаты, противоположные задуманному...
Причина этого, в принципе, объясняется в предыдущей теме. А именно - сакральное, как таковое, является одним из базовых элементов классового общества, оно диалектически связано с разделением: с одной стороны, именно признание правящих классов «высшими» позволяет им повелевать волей всех остальных. С другой же, созданные механизмы трансляции этой воли позволяют «высшим» становится именно высшими, повелителями, хозяевами. Именно поэтому считается, что «всякая власть определяется божеством», и напротив, существование власти является главным источником формирования образа божества.
Однако, как можно легко догадаться, для социума, в котором указанного разделения нет, подобный механизм работать не будет. Если любой человек может подняться с самого низа наверх, из крестьянина стать директором завода, то его воля будет иметь совершенно иной смысл, нежели воля «потомственного» аристократа. (Кстати, даже капиталист теряет указанный способ удержания «первородства», что заставляет его выстраивать мощную репрессивную и пропагандистскую машину для подавления низов, ненужную ранее. Именно поэтому капитализм можно рассматривать, как формацию «критическую», неизбежно стремящуюся к кризису и замене на социализм, последнюю стадию тысячелетнего классового разделения - но это, понятно, уже другая тема.)
Именно поэтому для советского человека использование «сакрального» оказалось критическим. Нет, конечно, пока основная масса людей еще имела традиционную психологию, восприятие советских властей, как властей сакральных было полезным, однако чем дальше - тем меньше было от этого смысла. Образованные люди, прошедшие через мощнейшие социальные лифты, уже не удовлетворялись прежними схемами, для них важнее было не поклонение, а понимание. И уж конечно, они вряд ли могли увидеть во всех этих памятниках и монументах что иное, нежели архитектурную или художественную ценность. Так что переход от «сталинской» монументальной архитектуре к простоте форм 1960 годов был, по сути, предопределен вовсе не волей начальства…
К величайшему сожалению, данный момент не был адекватно воспринят советским руководством, в частности, по отношению к вопросу о «военной памяти». Идея использовать «трансляцию подвига» казалась разумной и необходимой, тем более, что нарастало понимание о том, что общество входит в критическое состояние (нормальное для «динамически устойчивого» СССР). В итоге в данную сферу были вложены колоссальные средства, затрачены огромные усилия, принесшие, в конце концов, более, чем сомнительные результаты. Самое же плохое тут то, что использование неадекватных для социальной структуры методов (поклонения вместо объяснения) вело не просто к безразличию, но к прямому отторжению массой самых образованных (и самых пригодных для «коммунизации») граждан указанных моделей. На самом деле, во многом именно советская пропаганда «подвига» привела к построению в рамках антисоветизма устойчивого культа «антиподвига», прямого культа предательства, которое столь сильно проявилось потом.
* * *
Ситуацию усложняло еще и то, что, пока активно было «военное поколение», создавалась иллюзия работоспособности метода. На самом деле, как уже было сказано выше, в этом случае речь шла не о трансляции, а о «припоминании», о извлечении из памяти реальных воспоминаний о войне. О «прямом раскрытии символов». На самом деле, это прекрасно работающая технология - но, понятное дело, до тех пор, пока ветераны являлись важной частью общества. Стоило им уйти в тень, сдать высшие позиции более молодым поколениям - и указанные мемориалы и монументы стали «мертвым камнем», имеющим ценность исключительно как украшение местности. Не вызывающие у окружающих никаких эмоций. Причем, как не жестоко это звучит, то же самое стоит сказать и про весь «культ Победы». Нет, конечно, до определенного времени никто его прямо не отвергал. Но чем дальше, тем больше он превращался исключительно в «дело вежливости». Причем, самое главное - для граждан советских по духу, для людей, разделяющих практически все советские ценности, которые могли бы стать главной опорой существующего строя - но стали его врагами.
В итоге реальная ценность всего мощнейшего советского «мемориального механизма», включающего в себя такие дорогостоящие комплексы, как упомянутая вначале «Малая земля», оказалась близкой к нулю. А жалкие по затратам действия врагов страны, вроде пресловутого «Архипелага» или уже упомянутых работ Резуна, превратились в мэйнстрим. Поэтому можно сказать, что единственно важной ролью «советского сакрального» истории является практическое доказательство его полной неработоспособности в условиях бесклассового (пускай и слабо) общества. Это относится и к мемориалам, и к ритуалам, и к пропаганде. Как не странно это звучит, но подобный «эксперимент» действительно ценен, поскольку позволит в будущем избежать столь нерационально потраченных усилий. И одновременно - освободит возможности для использования действительно работающих методов. А они есть - правда, на эту тему надо говорить отдельно.
Впрочем, стоит сказать, что с разрушением СССР и начавшейся деградацией страны роль сакрального опять может стать такой же значительной, что и ранее. Именно подобный момент мы можем наблюдать во многих постсоветских (и непостсоветских) странах, где совершенно неожиданно становятся важными такие моменты, которые еще в 1970 годах казались смешными - к примеру, религия. А теперь, к примеру, никого не удивляет наказание или даже убийство за «оскорбление религиозных святынь», неожиданно ставшее популярным в тех же исламских странах. Особенно странно смотрятся бывшие пионеры и комсомольцы (а порой - и коммунисты), превратившиеся в реальных религиозных фанатиков. Что поделаешь - отказ от социализма ведет к отказу от современного общества, а отказ от современного общества неизбежно приводит к возвращению традиционного общества. Причем, возвращаются такие традиции, которые, как сейчас становится понятным, лучше было бы навсегда забыть.
В общем же стоит понять крайне простую вещь: любые технологии, в том числе и гуманитарные, должны быть полностью адекватны существующей общественной структуре. Иначе они или будут неэффективными, не оправдывающими затрат на себя (и тем вредными), или же они будут «тянуть» общество в строну «своей» (т.е. актуальной именно для этой технологии) социальной структуры. Такое вот следствие из знаменитого закона «соответствия производительных сил и производственных отношений», он же требование «технико-гуманитарного баланса».