Прощание с сакральным...
В прошлой теме (о Чатал-Гуюке) упоминалось о том, что одним из важнейших отличий данного поселения от поселений раннеклассового периода являлось отсутствие храма. Вернее, Храма - поскольку именно этот объект, как правило, в течение тысячелетий служил самым главным символом цивилизации. Знаменитые шумерские зиккураты, хорошо известные храмы Луксора, да и сами египетские пирамиды, как известно, служившие именно культовым целям, прекрасно знакомый нам по картинам силуэт Парфенона… Стремящиеся вверх крыши готических соборов Европы, прянично-расписной образ собора Покрова Пресвятой Богородицы на Красной Площади (традиционно именуемого храмом Василия Блаженного), многоэтажные «небоскребы» китайских пагод… Тысячи, тысячи хорошо знакомых нам образов, соответствующих самым разным странам и народам, расположенные по всему миру. Именно по храмам, как правило, формируется представление об особенностях той или иной страны: мало кто способен спутать, к примеру, площадь Святого Петра и храмовый комплекс Кхаджурахо в Индии. Поэтому отсутствие подобных сооружений с глубокой древности было принято относить к явным признакам недоразвитости культуры.
Однако сейчас ситуация поменялась - достаточно посмотреть на сколь-либо современный город в плане господства (или вообще, наличия) в нем культовых сооружений… Поэтому и указанный критерий развитости/неразвитости уже не выглядит столь однозначным. Скорее наоборот - наличие храмов, особенно если они становятся доминантой, как в исламских странах, рассматривается, как признак некоторой деградации. Действительно, огромное количество сторонников той или иной религии (не только ислама, так же странно выглядят, к примеру, сторонники индуизма, исполняющие свои церемонии), публично исполняющие свои обряды, а зачастую и требующие того же от окружающих очень часто вызывают ощущение полной бессмысленности. Ведь кажется странным, что люди тратят свое время и средства на то, чтобы совершить обряды, не имеющие своим результатом никакого материального воплощения. Нет, конечно, можно говорить про огромное психологическое значение религии и про то, что верующие при выполнении обрядов получают огромную психологическую разрядку…
Однако все это будет не то. На самом деле, конечно, религия до сих пор играет огромную роль в процессе поддержания психологического здоровья огромного числа населения, равным образом как и в установлении для них моральных и нравственных норм. Однако так же очевидно, что огромное количество людей прекрасно обходится без всего этого. Возможность светской морали не удивляет уже лет двести, более того, сравнение нашего недавнего прошлого, прошедшего под сенью «государственного атеизма СССР» и светских государств по всему миру, и современного «торжества нравственности» оказывается не в пользу современности. Особенно в некоторых постсоветских республиках и государствах Ближнего Востока, где «возврат к истокам» привел к бесконечным гражданским войнам и массовой резне мирного населения.
* * *
Поэтому стоит понять, что вовсе не желание получить психологическую поддержку, и даже не стремление к установлению справедливых моральных норм привели к появлению храмов и прочих сакральных мест. На самом деле, все гораздо интереснее и важнее. Впрочем, я уже затрагивал данный вопрос, поэтому тут лишь коротко коснусь его еще раз. На самом деле, наличие сакрального, в том числе, и религиозных учреждений, выступает одной из базисных основ классового общества (именно религиозных учреждений, а не религии, как таковой - о чем будет сказано ниже). Более того, они очень сильно связаны с таким важнейшим его признаком, как признание людей неравными. Для многих это может показаться странным: ведь очевидно, что неравенство формируется экономическими причинами. Где же тут место для сакрального? Однако, при всем верности данного утверждения, на деле сакральное играет значительную роль именно в экономическом устройстве общества. Вернее, играло до недавнего времени - ведь как иначе объяснить указанную важность религиозных учреждений в жизни человечества. На самом деле, вопреки современному представлению, эта самая сакральность являлась ни чем иным, как важнейшим инструментом решения экономических задач. К примеру, то же функционирование крестьянского хозяйства еще совсем недавно определялось вовсе не агрономическими решениями, а как раз теми самыми религиозным и мифологическим преставлениями, задающими весь цикл полевых работ.
То же самое можно сказать про любые иные отрасли, от архитектуры до войны, которые неизбежно осмысливались именно в категориях прямого участия «неземных», вернее, «невидимых» сил (поскольку до исторически недавнего времени их «резиденция» была вполне земной, вроде набившей оскомину горы Олимп в Элладе). Подобный этап развития цивилизации был абсолютно закономерен, более того, именно он привел, в конце концов, к появлению современной науки, которая наследует натурфилософии Нового Времени, а последняя, в свою очередь, выступает неким «гибридом» богословия и «магических практик» Средневековья (вроде алхимии). Именно поэтому самое глупое, что можно сделать - это посмеяться надо «недалекими предками, верующими во всякую чушь», как иногда случается. Если же отбросить подобную глупость, то следует признать, что при всей кажущейся абсурдности подобного утверждения, указанный «невидимый мир» играл очень важную роль в истории человечества.
Однако, как уже говорилось в прошлых частях, именно наличие этого «тонкого», вернее, «чувственно неосязаемого» мира и стало основанием для начала деления людей на «касты». Действительно, если наличие духов являлось необходимым условием существующей картины мира, но в реальности таковых не наблюдалось - по понятным причинам - то существовал единственный выход из сложившейся ситуации. А именно - представление о том, что данных представителей «сил природы» могут видеть «не только лишь все». Тем более, что некоторые граждане действительно способны увидеть что-то, чего реально не существует - даже в наше время. Вот только сейчас это явление не просто бесполезное, а скорее даже вредное: мужик, бегающий с топором за мерещащимися ему чертями, может реально кого-либо убить или покалечить. И, следовательно, лучше этих, «проникающих за грань реальности» типов каким-то образом изолировать.
А вот в древности увидеть духов где-нибудь среди деревьев или ручьев - там, где они, согласно логике вещей, должны существовать - являлось несомненным благом. Разумеется, до определенного времени в роли подобных «тайных сил» можно было использовать реальных животных (желательно, относительно далеких от человека, таких, как крупные хищники или большие травоядные) - подобный вид религии, именуемый «анимизмом», судя по всему, был первым этапом религиозного мышления человека. Но гибкость указанной системы была, конечно же, недостаточной: уже в период «развитого охотничьего общества» стало понятно, что поведение реальных животных несколько отличается от того, что следовало бы ожидать от существ, определяющих существование мира. Поэтому уже в данный период наступил переход к более «нематериальным» их «сущностям», возникающим под действием особого рода психотехник, используемых шаманами, особенностями их психики и использованием разного рода психотропных средств. При этом «божества» сохраняли свой зооморфный вид, однако обретали, понятное дело, более пригодные для мифологической картины свойства, нежели реальные звери.
С переходом к сельскохозяйственному производству указанные тенденции стали еще более важными. Ведь если для охотника во многих случаях действительно было возможным выстроить свою картину мира вокруг зверя, то для крестьянина требовалось наличие уже более абстрактных сущностей. В его картину мира необходимо было включать «активные» (т.е., разумные) действия таких явлений, которые вообще не имели никакой «персонификации» - к примеру, дождя, ветра, солнца (и тепла), времен года, способности земли к плодородию и т.д. Тут уж отсылками к тигру или ворону не обойдешься… Поэтому возникла необходимость в полностью «виртуальных» существах, увидеть или «почувствовать» которые нельзя никоим образом. Нет, разумеется, несколько помогало подобному изображение их в виде идолов или рисунков - однако до конца решить проблему не удалось. Ответ на этот вызов был найден на основе уже указанной «практики» впадания в транс и прочих «измененных состояний», доступных (по психологическим причинам) лишь некоторым людям. Действительно, ведь «контакт с духами» не требуется поддерживать каждое мгновение, он нужен лишь в определенных, довольно ограниченных ситуациях - а в остальном вполне сойдет упоминание того, что когда-то это было.
Именно тут лежит причина порождения «жреческого сословия», как особого класса людей, призванных «приносить» в мир «божественный порядок». Ну, или проще - давать указания, что и как следует делать. Стоит понимать, что этот момент отличен от возникновения самого религиозного или магического сознания, как такового. На самом деле, последнее - на порядок старше, оно, по сути, возникает с самого начала появления разума, как попытка создания актуальной модели мира. Но до определенного времени эта магическая, а затем религиозная модель оказывалась доступной каждому - к примеру, каждый член племени мог способствовать удачной охоте, исполняя соответствующие танцы или тщательно исполняя систему табу. Теперь же этот «прямой доступ» к магии оказался невозможным. Единственный способ контакта с божествами теперь лежал через специально особых людей.
* * *
Так родилось сакральное. Недоступное, непонятное для «непосвященных», однако крайне важное в текущей жизни. Принесут ли поля долгожданное зерно или будут сожжены солнцем, удастся ли противостоять наводнению, разрушающему систему ирригации и прочие важные вопросы теперь оказались в руках «специалистов», имеющих «право» на доступ к «божественному миру». И именно жрецы на начальном этапе становления государственных систем стали главными «катализаторами» этого процесса. В отличие от вождей, традиционно избираемых в рамках «военной демократии» (есть добыча в походе - есть вождь, нет добычи - нет вождя), они оказались вынесенными за рамки «человеческого рассмотрения», вписавшись - будучи вполне материальными - в рамки «высших произволений», которые сами же и производили. В итоге получилась самоподдерживающаяся система, причем, совершенно непроизвольно - вряд ли ранние «служители культа» сознательно действовали в плане улучшения своей жизни, скорее наоборот, рассматривали себя исключительно, как инструмент в руках божеств. Но этого и не надо было - достаточно простого предположения, что одни люди ценнее других, чтобы возникло неравенство, которое стало основой всех будущих формаций. (Ну, а переход процесса назначения вождей от массы к «избранным», т.е., присоединение к «брахманам» «кшатриев» так же естественен в данном случае.)
Произошло разделение общества на мир и Храм - собственно, то, что мы именуем «дворцами» в древних цивилизациях, являлось именно храмами, сосредоточиями божественной воли (превращение природных духов в «небесные божества» - так же важнейший процесс в становлении классового общества). И именно Храм стал центром принятия решений и важнейшим атрибутом городской, да и вообще, цивилизованной жизни. Менялось общество, менялись религии, отрезание голов человеческим жертвам сменилось закланием животного, потом и это действие было заменено на еще более гуманную «бескровную жертву». (Забавно, но сейчас, поедая на Пасху особым образом приготовленный хлеб, мало кто задумывается над тем, что этот продукт заменяет того самого ягненка, которому столь часто перерезали горло в древности.) Но одно оставалось неизменным: то, что для общения с божествами все время требовалось особые, не доступный простым смертным, возможности. Правда, с достаточно древних времен данное утверждение так же подвергалось сомнению - самый известный случай, это, конечно, появление христианства с его декларацией равенства, лишающего, по идее, «кастовое деление» всякого смысла. Но финал «христианской революции» был, конечно же, неизбежным - построить «общество равных» при сохранении сакрального оказалось невозможным, и в прямо противоположно ранним идеям, Церковь эволюционировала в жестко иерархическую структуру с четко выделенной элитой.
Впрочем, это самое раннехристианское, «апостольское» стремление к выходу за пределы классового устройства, уже тогда (!) вступившего в период страшнейшего кризиса (приведшего впоследствии к падению Римской Империи), все равно оставалось актуальным. В пику современным мыслителям, уверенным, что разделение на «высших» и «низших» является естественным, сторонники равенства - пусть и в религиозной форме - возникали все время существования христианства. Правда, разумеется, с нулевым результатом, поскольку общество оставалось еще не готово к отказу от указанного деления. Однако именно им суждено было породить первую ласточку, первый луч «нового мира» - речь идет, разумеется, о Реформации. На самом деле, конечно, Реформация не стала переходом к более справедливому обществу - скорее наоборот. Однако тут было сделано самое главное - подвергнута сомнению идея «избранности». Правда, чтобы не дать рухнуть привычному устройству общества (принцип Ле Шателье), тотчас же была введена концепция «предопределенности»…
Впрочем, главным итогом Реформации было вовсе не возникновение «новых религий», а то, что абсолютный авторитет Сакрального был поколеблен, что дало возможность возникновения совершенно нового способа миропонимания - научного. При всей кажущейся несерьезности данного процесса, он значил крайне многое. Наука отличалась от религии тем, что не требовала для своего существования «тонких миров», невидимых и нечувственных «обычным человеком». Поэтому она не требовала существования «избранных», оказываясь доступной каждому. Потенциально, конечно - ибо для овладения той или иной научной дисциплиной приходится учиться, причем порой долго и серьезно. Но это не имеет особенного значения в том смысле, что ученый не рассматривался, как представитель особой «касты», как «брахман», требующий для себя если не рождение в «правильной семье», то, по крайней мере, особой «передачи благодати» со стороны иерархии. Именно поэтому, указанная смена миропонимания, пусть потенциально, но давала возможность построения общества, в котором каждый член мог бы иметь полное представление об устройстве мира - и следовательно, иметь бы возможность самостоятельной «разработки» длинной стратегии.
* * *
Разумеется, потенциально - но это не особенно важно. Важно, что глыба Сакрального, тысячелетиями определявшее деление людей, зашаталась и стала обрушаться. Правда, так же как и ранее, общество предприняло попытку удержать данный базовый признак уже на новой основе. Бесконечные теории, которые можно назвать «генетическими», возникли задолго до генетики, как таковой, и призваны были подтвердить «естественное» неравенство людей. По сути, они были обращением к тому же Сакральному, скрытому под «научной оболочкой». (Вернее, «наукообразной», поскольку никаких научных исследований под нее не подводилось. Более того, даже после открытий того же Менделя, разумеется, никто даже не подумал применять к данной области его «законы расщепления»). Однако вернуться в прошлое в данном случае оказалось невозможным - идея «генетического» объяснения неравенства людей оказалась неспособной стать основанием нового Храма, став лишь одной из научных концепций. Ее можно доказывать, можно даже доказать. Но признать единственно верной, а именно это требуется для сохранения неравенства - невозможно. Поэтому сейчас можно говорить о десакрализованном мире. Вернее, так можно говорить уже лет двести…
В общем, подводя итоги, можно отметить тот факт, что тысячелетия классового общества подошли к концу. Религия, бывшая все это время одной из базовых основ производственного процесса, давно уже отдала свое «первородство» науке. Индустриальный способ производства невозможно построить на основе «божественных откровений» - а, следовательно, «вернуть все взад» возможно лишь при полной деградации производственного процесса, при возврату к традиционному крестьянскому хозяйству в качестве базиса. Но это, понятное дело, означает полную катастрофу для современного мира - настолько серьезную, что она неминуемо значит гибель большей части нынешнего человечества. А значит, единственный способ выжить для него связано с возможностью недопущения возврата в «сакрализованное состояние». И следовательно, с невозможностью возврата к идее «избранности», к идее «абсолютного неравенства» людей. Т.е., человек имеет перед собой два пути: или движение назад, в «новое Средневековье», с массовым вымиранием и деградацией имеющегося хозяйства. Или - вперед, к обществу, все более избавляющемуся от элементов сакрального, а значит, к обществу равных…
Впрочем, даже выбор первого пути не означает конца. В конце концов, Реформация и прочие подобные процессы начались далеко не на пустом месте, поэтому идея о том, что можно «пересидеть проблемы», закрывшись «сакральной броней» (пускай и ценой гибели миллиардов), бессмысленна. Ведь и в данном случае придется, рано или поздно, развивать производство (хотя бы потому, что оно дает возможность создавать более совершенное оружие), а значит - выходить за рамки «теплого» средневекового мира в новое «Новое время». Со всеми вытекающими последствиями. (Равно как суперкризис первого тысячелетия нашей эры, разрешившийся именно падением, через разрушение Римской Империи, все равно пришлось «переигрывать» через тысячу лет.) Поэтому можно сказать, что при любом выборе человечество рано или поздно придет к обществу нового типа. Да, пусть через сотни лет страданий, но все равно неизбежно…
Ну, и еще - на самом деле, указанная тенденция к десакрализации мира имеет смысл не только в качестве банальной антирелигиозной борьбы. На самом деле, последнее - всего лишь один из элементов проявления сакрального в мире, . Она значит и то, что любая попытка построения сакрального неизбежно значит одно: классовое деление. Да, изначально может показаться разумной мысль о том, что имеет смысл разделить людей на «знающих» и «профанов» несет лишь условное значение, связанное с их разной осведомленностью, что в данном случае намного проще реализовывать многие благие цели. Однако итог этого в любом случае будет один: деградация. Это крайне важно понимать для коммунистов, перед которыми данное «искушение» будет возникать постоянно. Впрочем, об этом надо говорить отдельно…
