Лезвие бритвы, как оружие будущих битв…
В прошлых темах я затрагивал вопрос о закономерностях социального развития, приводя в качестве примера разбор их в произведениях известного советского ученого и писателя Ивана Антоновича Ефремова. Это связано с тем, что работы Ефремова, несмотря на их принадлежность к жанру фантастики, на самом деле во многом посвящены как раз указанной задаче, и представляют собой не что иное, как изложение взглядов и теорий Ивана Антоновича. В них в самой увлекательной форме поднимаются сложнейшие вопросы человеческой истории - и даются ответы. Поэтому я довольно часто обращаюсь к творчеству Ефремова, считая его важным источником в вопросах понимания развития общества. Именно этой теме и будет посвящен данный текст.
Роман Ивана Антоновича Ефремова «Лезвие бритвы» вышел из печати в 1963 году. Впрочем, писать его автор начал вскоре после потрясающего успеха «Туманности Андромеды», с 1958 года. Уже этот факт, сам по себе, показывает, что Ефремов возлагал на роман большие надежды. Время написания «Лезвия» - 5 лет, больше, нежели время написания «Туманности» (1955-1956 годы). И уж конечно, на намного больше, нежели время написания «обычного» приключенческого романа «обычным» писателем (даже тогда, сейчас вообще по две-три книги за год пишут, а то и больше). Причем, в течении всех этих лет Иван Антонович крайне напряженно работал, собирая обширный материал для «легкого», на первый взгляд, жанра. Обширные сведения по йоге, и вообще, восточных учениях, множество статей и работ по теории искусства, по человеческой анатомии и физиологии, по работе человеческого мозга были отобраны и прочитаны Ефремовым. При этом следует брать поправку на «то время», когда уровень информационной обеспеченности общества был намного ниже современного («Интернета не было»), и за каждой статьей приходилось еще «поохотиться» в библиотеках…
Результатом данной работы и стало «Лезвие бритвы». Сюжет романа, если честно, то не слишком оригинален и похож на большинство сюжетов приключенческой литературы. А именно - в нем показано несколько линий, объединенных вокруг неких загадочных камней, обладающих «психотропными» свойствами. В частности, линия советского ученого Гирина, изучающего скрытые возможности человеческого мозга, линия итальянских искателей сокровищ, и линия индийского художника, занятого спасением своей возлюбленной. Все это делает роман достаточно интересным, привлекающим читателей, тем более для ситуации середины 1960 годов, когда количество подобной литературы было недостаточно. Правда, среди этой развлекательной основы иногда встречаются странные отступления, «лекции», посвященные той или иной научной проблеме. Данное сочетание сюжетной и «научной» части является самой значительной особенностью романа, отмеченной самим писателем, обеспечивающей данному произведению нужное сочетание читательского интереса и просветительских свойств.
Впрочем, все вышесказанное давно известно, и особого интереса не представляет. Указанная новационная форма произведения с самого начала подверглась определенной критике, утверждавшей, что она абсолютно искусственна, и ничего нового не приносит. Да и вообще, идея совмещения «научпопа» с приключениями не приносит ничего полезного. Читателям, впрочем, было глубоко наплевать на мнение критиков, и они скупали роман во всех доступных тиражах. Более того, они буквально забрасывали Ивана Антоновича письмами, прося дать им информацию об описываемых в книге явлениях, прежде всего, о показанных там «сверхвозможностях» человека. Более того, к писателю явно стали относиться, как к реально практикующему «йогу» (с учетом того, что о йогах в 1963 году средний советский человек имел весьма сомнительное представление), или еще какому-нибудь «восточному мудрецу». Ивану Антоновичу пришлось даже написать соответствующее предисловие к последующим изданиям романа, чтобы развеять данное убеждение…
Однако следует понимать, что вряд ли Иван Антонович, работая над романом, надеялся исключительно на литературный успех. Если бы это было так, то вряд ли он позволил бы себе столь потратить на данное произведение столь длительное время, тщательно отбирая материалы по самым различным темам. Ведь, как известно, литературные произведения, тем более фантастические - не научные труды, они позволяют использовать гораздо менее «твердые» предположения, а порой вообще заменять их на собственные фантазии. Однако Ефремов уверенно выбрал противоположный путь. Это значит, что он, помимо естественного желания завоевать внимание читателей, надеялся еще на что-то… Было ли этим «что-то» только желание просвещения? Разумеется, нет. Да, писатель в своем произведении подробно рассказывал о работе человеческого мозга, о формировании чувства красоты, об эволюции, об индийских йогах, об истории и географии различных мест Земли.
Но и банальная передача знания вряд ли могла рассматриваться, как основная цель «Лезвия бритвы». Поскольку даже объем указанного романа является для этой цели явно недостаточным - требовались тома научно-популярной литературы. Однако Ефремов имел в виду совершенно иной просветительский механизм - а именно, информация, сообщенная в романе, являлась лишь «ключом» к тем знаниям, которые читатели должны были собирать самостоятельно. Он лишь давал указание, где и что искать - а уж читатели должны были делать соответствующие выводы. Они и сделали - по крайней мере, именно «Лезвие бритвы» стал одним из источников формирования в нашей стране интереса к йоге и иным восточным учениям, представления о которых до того находились на уровне сказок и анекдотов.
Однако только этим цели романа не ограничивались. Как известно, «Лезвие» являлось второй «большой» книгой Ефремова после «Туманности Андромеды». «Туманность» же, сама по себе, выступила важнейшим явлением в советской фантастике (и, ИМХО, советской литературе, как таковой). Эта книга являлась первым реальным образом коммунистического будущего. (Все, что было до того написано на данную тему - являлось сильным упрощением, созданным с переносом в «коммунизм» большинства текущих реалий.) Поэтому именно с «Туманности Андромеды» можно говорить о наступлении эпохи «коммунистической» (не социалистической или советской) фантастики. Однако при всех своих достоинствах данная книга имела и один важный недостаток. А именно, в «Туманности» почти не было сказано о том, как от имеющегося в распоряжении «советского мира» перейти к описанным там реалиям. Как достичь того уровня развития героев и их отношений, который оказался так привлекательным для советских читателей. А ведь как раз этот момент и казался для критиков романа самым большим его недостатком, они понимали, что никакие партийные программы или иные государственные действия не превратят «наших» «Иванов Ивановичей» в «Дар Ветров».
Но для самого Ефремова данный вопрос не являлся загадкой. Он, прошедший через множество экспедиций и знавший множество людей самых разных профессий и национальностей, прекрасно видел те зачатки в существовавшем обществе, которые, в будущем, могли бы дать тот самый «мир Туманности». Именно на развитие их и был направлен следующий большой роман. Основная задача «Лезвия бритвы» состояла вовсе не в развлечении читателей. И даже не в просвещении их. Основная задача его была в том, что роман должен был показать людям тот путь, который - по мнению автора - должен был в конечном итоге привести к построению столь желаемого общества.
* * *
Именно этой задаче и была посвящена основная фигура романа - советский ученый Иван Гирин. Собственно, весь «эзотерически-приключенческий» антураж романа и нужен для того, чтобы показать этого персонажа и его действия. Именно Гирин, в конечном итоге, становится той точкой сборки, вокруг которого стягиваются самые разные линии романа - «советская», «индийская» и «итальянская». И именно он, в конечном итоге, выступает «разрешителем» всех указанных проблем. Поэтому неудивительно, что именно с образом Гирина Ефремов связывает разбор самого важного момента в романе: какие условия необходимы для устранения господствующего в мире зла. И, в частности, очень важный для нас вопрос, а именно - возможно ли то, что в христианстве именуется «личное спасение». То есть - возможно ли «персональная победа» над злом, личная возможность стать «совершенным», при сохранении несовершенства общества. Этот вопрос, как не странно, является ключевым не только для религии, но и для поставленной Ефремовым задачей перехода к коммунизму. Ведь если личное совершенствование является возможным в любом мире, то оптимальной стратегией становится именно его достижение. А дальше - совершенное общество автоматически достигается после того, как количество «совершенных» людей превышает определенный барьер.
Данный путь крайне «нагляден», поэтому неудивительно, что и древние «учителя», и современные «мыслители», как правило, выбирают именно этот вариант. Практически во всех традиционных религиях и культах существовал особый институт «праведников», «святых», «просветленных» или еще каких-нибудь лиц, достигших высокого личного совершенства, невероятного для обычного человека. В том числе, совершенства нравственного, интеллектуального и физического (под последним следует понимать возможность делать такие вещи, которые обычному человеку невозможны, вплоть до «чудес»). Более того, практически все религии утверждают, что искоренение общественных пороков возможно только в том случае, если большинство людей достигнет уровня данных «праведников». Как не странно, но подобное представление актуально и теперь, причем не только среди почитателей тех же религий. Бесчисленное количество разнообразных «психологов», «тренеров», «коучеров» и прочих лиц «свободных профессий» занимаются утверждением подобных древних истин, при этом еще и умудряясь выдавать их за достижения современной науки. Впрочем, последнее неудивительно - они сознательно стараются играть на том же «поле», используя веками наработанные методики религиозных деятелей (после некоторой перелицовки).
В общем, у современного человека, так же, как у его предшественника, вопрос о том, что же важнее: личное совершенствование или переустройство общества - не должен вызывать сомнения. Более того, он, в общем-то, так же, как и его предок, практически уверен в том, что сама идея заниматься общественными отношениями является бессмысленной. Разница состоит в том, что если для последнего подобная мысль обеспечивалась уверенностью в том, что мир создан тем или иным всемогущим божеством (божествами) сразу максимально совершенным, то наш современник уверен, что мир оптимален, поскольку максимальным образом соответствует «природе человека». Однако это не значит, что попытки оспорить данное устоявшееся мнение никогда не предпринимались. Нет, конечно. На самом деле существует сильнейший аргумент в пользу общественного переустройства. А именно - то, что на протяжении человеческой истории общественные отношения неоднократно менялись, порой очень сильно. Так, мало кто сможет утверждать, что деление людей на господ и рабов являются нормальными - а между тем, еще совсем недавно (до 1862 года) рабство выступало нормой в одной из самых передовых стран. И пока ее общественное устройство не было изменено, никакое личное совершенство, никакая личная праведность (а ведь среди них было много истинно верующих и стремящихся исполнять Божьи заповеди людей) не могла изменить жизнь людей, обреченных быть «говорящими вещами» своих господ.
Именно поэтому все большее число людей со временем выступили с сомнением относительно приоритета идеи личного совершенствования перед совершенством общественным. Несмотря на крайнюю неочевидность идеи влияния общественных отношений на личность, они смогли показать, что именно общество, как правило, выступает основным фактором формирования психики человека. И что пресловутая «свобода воли», на которую так любят упирать противники любых общественных изменений (дескать, не нравиться вам что-то - не участвуйте в этом), как правило, не позволяет даже самому «совершенному» избежать участия во «зле» (несправедливости), если таковое существует в мире. Именно поэтому люди, овладевшие диалектическим пониманием мира, как правило, основное внимание уделяют именно общественному устройству. А Иван Антонович Ефремов относился именно к этой категории. А значит, он не мог обойти указанную проблему. Однако одновременно он прекрасно понимает неочевидность ее решения, и уже исходя из этого формулирует свое понимание проблемы. В образе Ивана Гирина, он прекрасно показывает данное противоречие и его решение.
* * *
При этом основной сюжет романа «подстраивается» именно под поставленную задачу. Так, в качестве антагониста советского ученого, он выводит западного ученого Дерагази, занятого, подобно Гирину, проблемой изучения возможностей человеческого разума. Вернее сказать, не изучения, а применения уже полученного знания - поскольку для западного общества именно последнее имеет цену. Однако Дерагази, овладев определенным знаниями о работе мозга, и соответствующими ему навыками управления сознанием, при этом даже и не думает поставить свои способности на службу людям. Его цель одна - начать зарабатывать деньги. А зарабатывать деньги, имея «ключи» к человеческому сознанию, можно только одним: манипуляцией. Нет, конечно можно еще завести «частную практику», начав работу в качестве психотерапевта - но реальный доход от подобной деятельности разумеется, будет ничтожен от того, что может получить манипулятор. (Единственное, что поддерживает работу «реальных психотерапевтов» - это очень низкая эффективность применяемых ими методик, требующая длительного контакта с «пациентом»).
А кто может предоставить большие деньги, если не преступный синдикат? Поэтому этот, безусловно, талантливый ученый оказывается обречен использовать свои знания не во благо людей, а им во вред. Причем, если учесть многочисленные свидетельства связи реальных преступников и крупных корпораций или правительственных организаций развитых стран , то можно сказать, что за Дерагази могут стоять еще более мрачные силы, нежели просто преступники. Однако Ефремов, создавая свой роман все-таки для советских людей, в качестве основных «бенефициариев» выводит именно «гангстеров», как более понятную для текущей ситуации конкретизацию «мирового зла». «Власть корпораций» или «власть банкиров» для советского 1963 года звучала бы слишком абстрактно, а вот преступники были вполне понятным явлением. (Впрочем, был и еще один момент - а именно, любое упоминание «политики» неизбежно акцентировало бы внимание цензуры. Поэтому Ефремов специально вкладывает в речь Дерагази слова о том, что за ним не стоят «шпионские организации», чтобы избежать этого.) Впрочем, данный момент не особенно важен - важно то, что любой талантливый ученый, достигший чего-либо, в капиталистическом обществе неизбежно будет «поглощен» и «переварен» системой. Единственная альтернатива этому - существование в условиях нищеты и отказа от исполнения своих идей. Т.е. или «внутренняя эмиграция» - или полное подчинение «системе».
Иначе обстоит дело с Гириным. Разумеется, Ефремов, сам являясь представителем советской науки, никоим образом не идеализирует данную систему. Более того, он открыто показывает в романе, какие бюрократические препоны приходится проходить его герою, чтобы добиться возможности заняться своим делом. «Лезвие бритвы» вообще лишено какой либо апологетики советской системы и советских властей. Тут все по-честному, без «роялей в кустах». Никакого признания «в верхах» Гирин так и не получает, никакой «умный и честный» партийный, советский или научный деятель на помощь ему не приходит. И даже ожидаемого завершения работы ученого в лице общественного признания Иван Антонович в конце романа не рисует. Нет, его герой до самого конца обречен «оставаться в малых чинах», довольствуясь должностью научного сотрудника. Ни института, ни даже своей лаборатории. Единственная возможность вести исследования - это сверхурочная деятельность после работы у некоего профессора, входящего в «научную номенклатуру», и занимающегося рутинной и малоинтересной темой.
Однако как раз эта возможность - неоплачиваемая, неоцениваемая и не дающая никаких преференций Гирину - в конечном итоге и оказывается для него тем самым ключом, который позволяет проникнуть в одну из самых больших тайн мироздания. Да, именно так - от общества, по сути, требуется лишь не мешать для того, чтобы новая, революционная тема оказалась востребована. Тут Ефремов, по-видимому, использовал свой богатый опыт существования в условиях господства «научной бюрократии. Наверное, люди 1960 годов, читая роман, не один раз кляли косность бюрократической системы, не дающей развернуться деятельности Гирина, и не принимающей его, вроде бы, очевидные идеи - не понимая, насколько они не правы. Нет, не в том, что советские научные бюрократы не были косными - как раз это верно. Но вот возможность принятия его «очевидных» для читателя (после того, как автор крайне подробно разъяснил их) теорий они очень сильно ошибались.
Дело в том, что идеи, предлагаемые Гириным (вроде генной памяти), были настолько революционны для науки того времени, что принять их без строгих доказательств она не могла. А доказательства, в свою очередь, не могли быть получены без соответствующих исследований. А исследования, естественно, требовали средств, которые не могли быть выданы без нужных распоряжений сверху - т.е., без принятия их. Замкнутый круг. В этом случае добровольная и неоплачиваемая работа Гирина выступала единственным способом разомкнуть его и дать своим теориям путь в жизнь (то, что в реальности концепция генной памяти не подтвердилась, тут дело не меняет). Т.е., показанный метод - это «не баг, а фича», не зло, а благо, позволяющее намного ускорить прогресс и перейти к тому, что для автора романа кажется крайне важным - к психофизиологическому совершенствованию человека.
* * *
Вот тут то и «зарыта» пресловутая «собака». Советская власть, каковой кривой, косой и косной она бы не была, все таки дает на порядок большую свободу в плане творчества. Да, она не готова выделять средства на всевозможные утопические проекты - но при этом позволяет реализовывать их самостоятельно. Никакая иная система не позволила бы Гирину «провернуть» указанный в романе «фокус» со сверхурочной работой, использованием «казенных» помещений и дорогого в то время оборудования (энцефалографа), с вовлечением сторонних людей в совершенно необоснованные исследования. Более того, никакая система не позволила бы ученому, не имеющему «имени» (т.е., не включенному в научную элиту) позволить тратить свое время на что-то, что не имеет потребности («внесистемный» Гирин, тем не менее, находится на госсодержании, защищенный государством от необходимости думать об обеспечении своей жизни).
И уж конечно, существовавшая в СССР система не требовала неизбежного западного ориентирования «на успех». Гирин ведь, по современным меркам, откровенный лузер: из руководителя военного госпиталя (однозначно, не простого человека) он сознательно переходит на роль младшего научного сотрудника. (И это никак не «дауншифтинг», поскольку Гирин все равно остается «в системе».) Однако это не мешает ему по прежнему оставаться авторитетом для своих друзей и сотрудников, не мешает устраивать лекции для художников и т.д.. Более того, совершенно не мешает завести отношения с понравившейся красивой женщиной, при этом младше себя. Представить себе подобное где-нибудь в другой стране совершенно невозможно! Кстати, данная особенность - неважность существующего места работы для социального статуса - в советской жизни проявлялась очень часто. Начиная с Королева и его ГИРДа, бывшего всего лишь добровольной группой при Осоавиахиме, и заканчивая тем же Цоем, работавшим кочегаром.
В общем, сравнение советского Гирина и условно-западного Дерагази показывает, что именно разница между свойствами социума делает первого однозначное сильнее второго. Поскольку советский ученый оказывается именно ученым, сквозь сопротивление власть предержащих уверенно пробивающегося к своей цели. А второй, при внимательном рассмотрении, является, несмотря на свои «сверхспособности», даже не банальным жуликом, вроде обаятельного Остапа Бендера, а обычным агентом некого мафиозного синдиката. Т.е., человеком, по сути, лишенным свободы - как мафия обращается с людьми, решившими выступить помимо желания ее руководителей, в общем-то, известно. Именно этот момент подчеркивает писатель, показывая полное подчинение заезжего «супермена» воле Гирина, закончившееся его полным разоблачением. (Впрочем, в романе есть и еще более забавное упоминание о том, что этот «сверхчеловек» находился под наблюдением КГБ, и его сотрудники были весьма недовольны действиями Гирина по раскрытию данного преступника. Видимо, на «кровавую гэбню» методы этого «Джеймса Бонда» не оказывали никакого влияния.)
Впрочем, помимо «западного» Дерагази Ефремов сталкивает советского Гирина и с представителями иного общества. Речь идет о «традиционных» индийских мудрецах, с которыми ученый встречается в самом конце романа, в главе «Мост ашвинов». Как не странно, но и ним Иван Антонович относится намного теплее, нежели к «западникам», показывая их не только знающими, но и понимающими людьми. Однако, при всем этом, у «традиционных мудрецов» существует и одна неустранимая черта, а именно - оторванность от всего остального народа, стремление закрыться в своих ашрамах для достижения высокой духовной и физической чистоты. Это свойство - стремление к личному совершенству при игнорировании общественного -роднит их с бандитом Дерагази, несмотря на противоположность целей. Дерагази хочет денег, мудрецы жаждут просветления - а огромные массы людей при этом испытывают невиданные страдания. Смешно, но Индия, как таковая, вместе с массой праведников, учителей и йогов, столетиями находилась в иностранном владычестве, высасывающим из нее все соки. Особенно позорным была власть Великобритании, когда «страну мудрецов» захватили даже не великие воины, вроде тех же Моголов, а сотрудники… коммерческой Ост-Индской компании.
Это парадоксальное поражение, нанесенное Индии людьми, нравственный и духовный уровень был намного ниже среднеевропейского (читая мемуары и отчеты британских завоевателей, понимаешь, что единственной их целью было даже не прибавить Британской Короне новых земель, а обыкновенный грабеж) прекрасно показывает, насколько губителен «традиционный путь», якобы ведущий к просветлению. При этом следует понимать, что это относится не только к Индии и ее «мудрости» - так же почти бессмысленным является протест и европейских (да и всех прочих) искателей совершенства, чистоты и нравственности. Каких бы высоких идеалов в физическом, духовном или интеллектуальном плане не достигали люди в несовершенном обществе, перед ними все равно было две перспективы: уйти в ашрам, монастырь, пещеру, скит, чтобы там, в изоляции от всех, сохранять свою «чистоту». Или перейти на «службу» сильным мира сего, которые практически всегда являлись людьми весьма мерзкого качества. Впрочем, оставался еще третий путь - гибель, смерть (часто мучительная), принятая от тех же властителей, становящийся неизбежным при попытке указать на их неправоту.
Таким образом, видимое совершенство индийских мудрецов, восхищающее многих до сих пор, оказывается намного слабее того уровня, что был достигнут советским ученым Гириным. Поскольку у Гирина в перспективе - новая наука и достижение нового понимания работы человеческого организма, у Гирина - блестящие результаты, полученные в его полулегальных экспериментах, результаты, способные перевернуть научные представления (разумеется, в рамках логики романа). Наконец, у Гирина возможность стать центром притяжения огромного количества людей, желающих разобраться со своими проблемами, огромная «неявная сеть» дружеских и приятельских связей - особое явление, характерное для советского общества, превращающего его в систему с крайне низким информационным сопротивлением. В общем, Гирин, при том, что его «личный уровень совершенства» не является, как можно понять, заоблачным, оказывается личностью, которой предназначено изменить историю.
Правда, при определенном допущении, сделанном Ефремовым, но об этом будет сказано потом…
Роман Ивана Антоновича Ефремова «Лезвие бритвы» вышел из печати в 1963 году. Впрочем, писать его автор начал вскоре после потрясающего успеха «Туманности Андромеды», с 1958 года. Уже этот факт, сам по себе, показывает, что Ефремов возлагал на роман большие надежды. Время написания «Лезвия» - 5 лет, больше, нежели время написания «Туманности» (1955-1956 годы). И уж конечно, на намного больше, нежели время написания «обычного» приключенческого романа «обычным» писателем (даже тогда, сейчас вообще по две-три книги за год пишут, а то и больше). Причем, в течении всех этих лет Иван Антонович крайне напряженно работал, собирая обширный материал для «легкого», на первый взгляд, жанра. Обширные сведения по йоге, и вообще, восточных учениях, множество статей и работ по теории искусства, по человеческой анатомии и физиологии, по работе человеческого мозга были отобраны и прочитаны Ефремовым. При этом следует брать поправку на «то время», когда уровень информационной обеспеченности общества был намного ниже современного («Интернета не было»), и за каждой статьей приходилось еще «поохотиться» в библиотеках…
Результатом данной работы и стало «Лезвие бритвы». Сюжет романа, если честно, то не слишком оригинален и похож на большинство сюжетов приключенческой литературы. А именно - в нем показано несколько линий, объединенных вокруг неких загадочных камней, обладающих «психотропными» свойствами. В частности, линия советского ученого Гирина, изучающего скрытые возможности человеческого мозга, линия итальянских искателей сокровищ, и линия индийского художника, занятого спасением своей возлюбленной. Все это делает роман достаточно интересным, привлекающим читателей, тем более для ситуации середины 1960 годов, когда количество подобной литературы было недостаточно. Правда, среди этой развлекательной основы иногда встречаются странные отступления, «лекции», посвященные той или иной научной проблеме. Данное сочетание сюжетной и «научной» части является самой значительной особенностью романа, отмеченной самим писателем, обеспечивающей данному произведению нужное сочетание читательского интереса и просветительских свойств.
Впрочем, все вышесказанное давно известно, и особого интереса не представляет. Указанная новационная форма произведения с самого начала подверглась определенной критике, утверждавшей, что она абсолютно искусственна, и ничего нового не приносит. Да и вообще, идея совмещения «научпопа» с приключениями не приносит ничего полезного. Читателям, впрочем, было глубоко наплевать на мнение критиков, и они скупали роман во всех доступных тиражах. Более того, они буквально забрасывали Ивана Антоновича письмами, прося дать им информацию об описываемых в книге явлениях, прежде всего, о показанных там «сверхвозможностях» человека. Более того, к писателю явно стали относиться, как к реально практикующему «йогу» (с учетом того, что о йогах в 1963 году средний советский человек имел весьма сомнительное представление), или еще какому-нибудь «восточному мудрецу». Ивану Антоновичу пришлось даже написать соответствующее предисловие к последующим изданиям романа, чтобы развеять данное убеждение…
Однако следует понимать, что вряд ли Иван Антонович, работая над романом, надеялся исключительно на литературный успех. Если бы это было так, то вряд ли он позволил бы себе столь потратить на данное произведение столь длительное время, тщательно отбирая материалы по самым различным темам. Ведь, как известно, литературные произведения, тем более фантастические - не научные труды, они позволяют использовать гораздо менее «твердые» предположения, а порой вообще заменять их на собственные фантазии. Однако Ефремов уверенно выбрал противоположный путь. Это значит, что он, помимо естественного желания завоевать внимание читателей, надеялся еще на что-то… Было ли этим «что-то» только желание просвещения? Разумеется, нет. Да, писатель в своем произведении подробно рассказывал о работе человеческого мозга, о формировании чувства красоты, об эволюции, об индийских йогах, об истории и географии различных мест Земли.
Но и банальная передача знания вряд ли могла рассматриваться, как основная цель «Лезвия бритвы». Поскольку даже объем указанного романа является для этой цели явно недостаточным - требовались тома научно-популярной литературы. Однако Ефремов имел в виду совершенно иной просветительский механизм - а именно, информация, сообщенная в романе, являлась лишь «ключом» к тем знаниям, которые читатели должны были собирать самостоятельно. Он лишь давал указание, где и что искать - а уж читатели должны были делать соответствующие выводы. Они и сделали - по крайней мере, именно «Лезвие бритвы» стал одним из источников формирования в нашей стране интереса к йоге и иным восточным учениям, представления о которых до того находились на уровне сказок и анекдотов.
Однако только этим цели романа не ограничивались. Как известно, «Лезвие» являлось второй «большой» книгой Ефремова после «Туманности Андромеды». «Туманность» же, сама по себе, выступила важнейшим явлением в советской фантастике (и, ИМХО, советской литературе, как таковой). Эта книга являлась первым реальным образом коммунистического будущего. (Все, что было до того написано на данную тему - являлось сильным упрощением, созданным с переносом в «коммунизм» большинства текущих реалий.) Поэтому именно с «Туманности Андромеды» можно говорить о наступлении эпохи «коммунистической» (не социалистической или советской) фантастики. Однако при всех своих достоинствах данная книга имела и один важный недостаток. А именно, в «Туманности» почти не было сказано о том, как от имеющегося в распоряжении «советского мира» перейти к описанным там реалиям. Как достичь того уровня развития героев и их отношений, который оказался так привлекательным для советских читателей. А ведь как раз этот момент и казался для критиков романа самым большим его недостатком, они понимали, что никакие партийные программы или иные государственные действия не превратят «наших» «Иванов Ивановичей» в «Дар Ветров».
Но для самого Ефремова данный вопрос не являлся загадкой. Он, прошедший через множество экспедиций и знавший множество людей самых разных профессий и национальностей, прекрасно видел те зачатки в существовавшем обществе, которые, в будущем, могли бы дать тот самый «мир Туманности». Именно на развитие их и был направлен следующий большой роман. Основная задача «Лезвия бритвы» состояла вовсе не в развлечении читателей. И даже не в просвещении их. Основная задача его была в том, что роман должен был показать людям тот путь, который - по мнению автора - должен был в конечном итоге привести к построению столь желаемого общества.
* * *
Именно этой задаче и была посвящена основная фигура романа - советский ученый Иван Гирин. Собственно, весь «эзотерически-приключенческий» антураж романа и нужен для того, чтобы показать этого персонажа и его действия. Именно Гирин, в конечном итоге, становится той точкой сборки, вокруг которого стягиваются самые разные линии романа - «советская», «индийская» и «итальянская». И именно он, в конечном итоге, выступает «разрешителем» всех указанных проблем. Поэтому неудивительно, что именно с образом Гирина Ефремов связывает разбор самого важного момента в романе: какие условия необходимы для устранения господствующего в мире зла. И, в частности, очень важный для нас вопрос, а именно - возможно ли то, что в христианстве именуется «личное спасение». То есть - возможно ли «персональная победа» над злом, личная возможность стать «совершенным», при сохранении несовершенства общества. Этот вопрос, как не странно, является ключевым не только для религии, но и для поставленной Ефремовым задачей перехода к коммунизму. Ведь если личное совершенствование является возможным в любом мире, то оптимальной стратегией становится именно его достижение. А дальше - совершенное общество автоматически достигается после того, как количество «совершенных» людей превышает определенный барьер.
Данный путь крайне «нагляден», поэтому неудивительно, что и древние «учителя», и современные «мыслители», как правило, выбирают именно этот вариант. Практически во всех традиционных религиях и культах существовал особый институт «праведников», «святых», «просветленных» или еще каких-нибудь лиц, достигших высокого личного совершенства, невероятного для обычного человека. В том числе, совершенства нравственного, интеллектуального и физического (под последним следует понимать возможность делать такие вещи, которые обычному человеку невозможны, вплоть до «чудес»). Более того, практически все религии утверждают, что искоренение общественных пороков возможно только в том случае, если большинство людей достигнет уровня данных «праведников». Как не странно, но подобное представление актуально и теперь, причем не только среди почитателей тех же религий. Бесчисленное количество разнообразных «психологов», «тренеров», «коучеров» и прочих лиц «свободных профессий» занимаются утверждением подобных древних истин, при этом еще и умудряясь выдавать их за достижения современной науки. Впрочем, последнее неудивительно - они сознательно стараются играть на том же «поле», используя веками наработанные методики религиозных деятелей (после некоторой перелицовки).
В общем, у современного человека, так же, как у его предшественника, вопрос о том, что же важнее: личное совершенствование или переустройство общества - не должен вызывать сомнения. Более того, он, в общем-то, так же, как и его предок, практически уверен в том, что сама идея заниматься общественными отношениями является бессмысленной. Разница состоит в том, что если для последнего подобная мысль обеспечивалась уверенностью в том, что мир создан тем или иным всемогущим божеством (божествами) сразу максимально совершенным, то наш современник уверен, что мир оптимален, поскольку максимальным образом соответствует «природе человека». Однако это не значит, что попытки оспорить данное устоявшееся мнение никогда не предпринимались. Нет, конечно. На самом деле существует сильнейший аргумент в пользу общественного переустройства. А именно - то, что на протяжении человеческой истории общественные отношения неоднократно менялись, порой очень сильно. Так, мало кто сможет утверждать, что деление людей на господ и рабов являются нормальными - а между тем, еще совсем недавно (до 1862 года) рабство выступало нормой в одной из самых передовых стран. И пока ее общественное устройство не было изменено, никакое личное совершенство, никакая личная праведность (а ведь среди них было много истинно верующих и стремящихся исполнять Божьи заповеди людей) не могла изменить жизнь людей, обреченных быть «говорящими вещами» своих господ.
Именно поэтому все большее число людей со временем выступили с сомнением относительно приоритета идеи личного совершенствования перед совершенством общественным. Несмотря на крайнюю неочевидность идеи влияния общественных отношений на личность, они смогли показать, что именно общество, как правило, выступает основным фактором формирования психики человека. И что пресловутая «свобода воли», на которую так любят упирать противники любых общественных изменений (дескать, не нравиться вам что-то - не участвуйте в этом), как правило, не позволяет даже самому «совершенному» избежать участия во «зле» (несправедливости), если таковое существует в мире. Именно поэтому люди, овладевшие диалектическим пониманием мира, как правило, основное внимание уделяют именно общественному устройству. А Иван Антонович Ефремов относился именно к этой категории. А значит, он не мог обойти указанную проблему. Однако одновременно он прекрасно понимает неочевидность ее решения, и уже исходя из этого формулирует свое понимание проблемы. В образе Ивана Гирина, он прекрасно показывает данное противоречие и его решение.
* * *
При этом основной сюжет романа «подстраивается» именно под поставленную задачу. Так, в качестве антагониста советского ученого, он выводит западного ученого Дерагази, занятого, подобно Гирину, проблемой изучения возможностей человеческого разума. Вернее сказать, не изучения, а применения уже полученного знания - поскольку для западного общества именно последнее имеет цену. Однако Дерагази, овладев определенным знаниями о работе мозга, и соответствующими ему навыками управления сознанием, при этом даже и не думает поставить свои способности на службу людям. Его цель одна - начать зарабатывать деньги. А зарабатывать деньги, имея «ключи» к человеческому сознанию, можно только одним: манипуляцией. Нет, конечно можно еще завести «частную практику», начав работу в качестве психотерапевта - но реальный доход от подобной деятельности разумеется, будет ничтожен от того, что может получить манипулятор. (Единственное, что поддерживает работу «реальных психотерапевтов» - это очень низкая эффективность применяемых ими методик, требующая длительного контакта с «пациентом»).
А кто может предоставить большие деньги, если не преступный синдикат? Поэтому этот, безусловно, талантливый ученый оказывается обречен использовать свои знания не во благо людей, а им во вред. Причем, если учесть многочисленные свидетельства связи реальных преступников и крупных корпораций или правительственных организаций развитых стран , то можно сказать, что за Дерагази могут стоять еще более мрачные силы, нежели просто преступники. Однако Ефремов, создавая свой роман все-таки для советских людей, в качестве основных «бенефициариев» выводит именно «гангстеров», как более понятную для текущей ситуации конкретизацию «мирового зла». «Власть корпораций» или «власть банкиров» для советского 1963 года звучала бы слишком абстрактно, а вот преступники были вполне понятным явлением. (Впрочем, был и еще один момент - а именно, любое упоминание «политики» неизбежно акцентировало бы внимание цензуры. Поэтому Ефремов специально вкладывает в речь Дерагази слова о том, что за ним не стоят «шпионские организации», чтобы избежать этого.) Впрочем, данный момент не особенно важен - важно то, что любой талантливый ученый, достигший чего-либо, в капиталистическом обществе неизбежно будет «поглощен» и «переварен» системой. Единственная альтернатива этому - существование в условиях нищеты и отказа от исполнения своих идей. Т.е. или «внутренняя эмиграция» - или полное подчинение «системе».
Иначе обстоит дело с Гириным. Разумеется, Ефремов, сам являясь представителем советской науки, никоим образом не идеализирует данную систему. Более того, он открыто показывает в романе, какие бюрократические препоны приходится проходить его герою, чтобы добиться возможности заняться своим делом. «Лезвие бритвы» вообще лишено какой либо апологетики советской системы и советских властей. Тут все по-честному, без «роялей в кустах». Никакого признания «в верхах» Гирин так и не получает, никакой «умный и честный» партийный, советский или научный деятель на помощь ему не приходит. И даже ожидаемого завершения работы ученого в лице общественного признания Иван Антонович в конце романа не рисует. Нет, его герой до самого конца обречен «оставаться в малых чинах», довольствуясь должностью научного сотрудника. Ни института, ни даже своей лаборатории. Единственная возможность вести исследования - это сверхурочная деятельность после работы у некоего профессора, входящего в «научную номенклатуру», и занимающегося рутинной и малоинтересной темой.
Однако как раз эта возможность - неоплачиваемая, неоцениваемая и не дающая никаких преференций Гирину - в конечном итоге и оказывается для него тем самым ключом, который позволяет проникнуть в одну из самых больших тайн мироздания. Да, именно так - от общества, по сути, требуется лишь не мешать для того, чтобы новая, революционная тема оказалась востребована. Тут Ефремов, по-видимому, использовал свой богатый опыт существования в условиях господства «научной бюрократии. Наверное, люди 1960 годов, читая роман, не один раз кляли косность бюрократической системы, не дающей развернуться деятельности Гирина, и не принимающей его, вроде бы, очевидные идеи - не понимая, насколько они не правы. Нет, не в том, что советские научные бюрократы не были косными - как раз это верно. Но вот возможность принятия его «очевидных» для читателя (после того, как автор крайне подробно разъяснил их) теорий они очень сильно ошибались.
Дело в том, что идеи, предлагаемые Гириным (вроде генной памяти), были настолько революционны для науки того времени, что принять их без строгих доказательств она не могла. А доказательства, в свою очередь, не могли быть получены без соответствующих исследований. А исследования, естественно, требовали средств, которые не могли быть выданы без нужных распоряжений сверху - т.е., без принятия их. Замкнутый круг. В этом случае добровольная и неоплачиваемая работа Гирина выступала единственным способом разомкнуть его и дать своим теориям путь в жизнь (то, что в реальности концепция генной памяти не подтвердилась, тут дело не меняет). Т.е., показанный метод - это «не баг, а фича», не зло, а благо, позволяющее намного ускорить прогресс и перейти к тому, что для автора романа кажется крайне важным - к психофизиологическому совершенствованию человека.
* * *
Вот тут то и «зарыта» пресловутая «собака». Советская власть, каковой кривой, косой и косной она бы не была, все таки дает на порядок большую свободу в плане творчества. Да, она не готова выделять средства на всевозможные утопические проекты - но при этом позволяет реализовывать их самостоятельно. Никакая иная система не позволила бы Гирину «провернуть» указанный в романе «фокус» со сверхурочной работой, использованием «казенных» помещений и дорогого в то время оборудования (энцефалографа), с вовлечением сторонних людей в совершенно необоснованные исследования. Более того, никакая система не позволила бы ученому, не имеющему «имени» (т.е., не включенному в научную элиту) позволить тратить свое время на что-то, что не имеет потребности («внесистемный» Гирин, тем не менее, находится на госсодержании, защищенный государством от необходимости думать об обеспечении своей жизни).
И уж конечно, существовавшая в СССР система не требовала неизбежного западного ориентирования «на успех». Гирин ведь, по современным меркам, откровенный лузер: из руководителя военного госпиталя (однозначно, не простого человека) он сознательно переходит на роль младшего научного сотрудника. (И это никак не «дауншифтинг», поскольку Гирин все равно остается «в системе».) Однако это не мешает ему по прежнему оставаться авторитетом для своих друзей и сотрудников, не мешает устраивать лекции для художников и т.д.. Более того, совершенно не мешает завести отношения с понравившейся красивой женщиной, при этом младше себя. Представить себе подобное где-нибудь в другой стране совершенно невозможно! Кстати, данная особенность - неважность существующего места работы для социального статуса - в советской жизни проявлялась очень часто. Начиная с Королева и его ГИРДа, бывшего всего лишь добровольной группой при Осоавиахиме, и заканчивая тем же Цоем, работавшим кочегаром.
В общем, сравнение советского Гирина и условно-западного Дерагази показывает, что именно разница между свойствами социума делает первого однозначное сильнее второго. Поскольку советский ученый оказывается именно ученым, сквозь сопротивление власть предержащих уверенно пробивающегося к своей цели. А второй, при внимательном рассмотрении, является, несмотря на свои «сверхспособности», даже не банальным жуликом, вроде обаятельного Остапа Бендера, а обычным агентом некого мафиозного синдиката. Т.е., человеком, по сути, лишенным свободы - как мафия обращается с людьми, решившими выступить помимо желания ее руководителей, в общем-то, известно. Именно этот момент подчеркивает писатель, показывая полное подчинение заезжего «супермена» воле Гирина, закончившееся его полным разоблачением. (Впрочем, в романе есть и еще более забавное упоминание о том, что этот «сверхчеловек» находился под наблюдением КГБ, и его сотрудники были весьма недовольны действиями Гирина по раскрытию данного преступника. Видимо, на «кровавую гэбню» методы этого «Джеймса Бонда» не оказывали никакого влияния.)
Впрочем, помимо «западного» Дерагази Ефремов сталкивает советского Гирина и с представителями иного общества. Речь идет о «традиционных» индийских мудрецах, с которыми ученый встречается в самом конце романа, в главе «Мост ашвинов». Как не странно, но и ним Иван Антонович относится намного теплее, нежели к «западникам», показывая их не только знающими, но и понимающими людьми. Однако, при всем этом, у «традиционных мудрецов» существует и одна неустранимая черта, а именно - оторванность от всего остального народа, стремление закрыться в своих ашрамах для достижения высокой духовной и физической чистоты. Это свойство - стремление к личному совершенству при игнорировании общественного -роднит их с бандитом Дерагази, несмотря на противоположность целей. Дерагази хочет денег, мудрецы жаждут просветления - а огромные массы людей при этом испытывают невиданные страдания. Смешно, но Индия, как таковая, вместе с массой праведников, учителей и йогов, столетиями находилась в иностранном владычестве, высасывающим из нее все соки. Особенно позорным была власть Великобритании, когда «страну мудрецов» захватили даже не великие воины, вроде тех же Моголов, а сотрудники… коммерческой Ост-Индской компании.
Это парадоксальное поражение, нанесенное Индии людьми, нравственный и духовный уровень был намного ниже среднеевропейского (читая мемуары и отчеты британских завоевателей, понимаешь, что единственной их целью было даже не прибавить Британской Короне новых земель, а обыкновенный грабеж) прекрасно показывает, насколько губителен «традиционный путь», якобы ведущий к просветлению. При этом следует понимать, что это относится не только к Индии и ее «мудрости» - так же почти бессмысленным является протест и европейских (да и всех прочих) искателей совершенства, чистоты и нравственности. Каких бы высоких идеалов в физическом, духовном или интеллектуальном плане не достигали люди в несовершенном обществе, перед ними все равно было две перспективы: уйти в ашрам, монастырь, пещеру, скит, чтобы там, в изоляции от всех, сохранять свою «чистоту». Или перейти на «службу» сильным мира сего, которые практически всегда являлись людьми весьма мерзкого качества. Впрочем, оставался еще третий путь - гибель, смерть (часто мучительная), принятая от тех же властителей, становящийся неизбежным при попытке указать на их неправоту.
Таким образом, видимое совершенство индийских мудрецов, восхищающее многих до сих пор, оказывается намного слабее того уровня, что был достигнут советским ученым Гириным. Поскольку у Гирина в перспективе - новая наука и достижение нового понимания работы человеческого организма, у Гирина - блестящие результаты, полученные в его полулегальных экспериментах, результаты, способные перевернуть научные представления (разумеется, в рамках логики романа). Наконец, у Гирина возможность стать центром притяжения огромного количества людей, желающих разобраться со своими проблемами, огромная «неявная сеть» дружеских и приятельских связей - особое явление, характерное для советского общества, превращающего его в систему с крайне низким информационным сопротивлением. В общем, Гирин, при том, что его «личный уровень совершенства» не является, как можно понять, заоблачным, оказывается личностью, которой предназначено изменить историю.
Правда, при определенном допущении, сделанном Ефремовым, но об этом будет сказано потом…