Радости материнства
"Доцент, ты когда-нибудь маленький был? -Был.-У тебя папа, мама был?-Был...-Тогда почему ты злой такой, как ссобака?... "
Когда становишься мамой, совсем иначе начинаешь смотреть на свою маму, на мам вообще, да и на всех людей. Все! Абсолютно все люди были когда-то младенцами, милыми, беспомощными, все говорили агу и беспечно улыбались так, что кажется вообще ничего отрицательного не уместится в этом существе. Даже бомжи на вокзале, даже пьяная тетка в грязной истрепанной одежде, томно кричащая прокуренным голосом вслед проходящим мужчинам: "куда же ты, молодой, симпатичный?!", все, даже толстые, злые, равнодушные люди, когда-то родились нежными и щекастыми. А мамы заботливо меняли пеленки, качали, кормили, умилялись и радовались. И как же этим мамам смотреть на свою маленькую принцессу, увядающую в разрушительных отношениях с каким-то мужиком, на своего хмурого медвежонка, толстеющего и лысеющего в офисе...
Ребенок как часть тебя, как орган, который ты не можешь контролировать, но чувствуешь. Как отпустить в горы свое сердце? Или знать, что оно едет сейчас где-то само на велосипеде по трехполосному проспекту?
Или вот всегда казалось, что мы лучше и умнее, чем взрослые. Больше понимаем, лучше чувствуем. Да что там эти взрослые, им вообще мало что осталось, пенсия, консервация и для пакетиков пакет. Другое дело мы... Я смотрю на Варю, которая еще и голову-то толком не держит, так и вижу, как она через пару десятков лет будет думать так же обо мне: что я могу знать о любви и счастье, о жизни, если я всегда была унылой взрослой. И уж совсем невыносимо думать, что она будет бить татуировки на своем чистом теле, пить алкоголь, разрушая свой маленький организм, который вырос во мне, который я от всего берегу... да еще много чего можно сделать со своим телом. Я знаю, сама же делала: хлипкие закладки, живые камни, на велосипеде по пыльному городу, и вечное: "а хули нам почти красивым" и "не слабо". А ведь я тоже была младенцем, и моя собственная мама рожала меня двое суток, кормила и меняла мои пеленки, и радовалась, когда я говорила агу...
Когда становишься мамой, совсем иначе начинаешь смотреть на свою маму, на мам вообще, да и на всех людей. Все! Абсолютно все люди были когда-то младенцами, милыми, беспомощными, все говорили агу и беспечно улыбались так, что кажется вообще ничего отрицательного не уместится в этом существе. Даже бомжи на вокзале, даже пьяная тетка в грязной истрепанной одежде, томно кричащая прокуренным голосом вслед проходящим мужчинам: "куда же ты, молодой, симпатичный?!", все, даже толстые, злые, равнодушные люди, когда-то родились нежными и щекастыми. А мамы заботливо меняли пеленки, качали, кормили, умилялись и радовались. И как же этим мамам смотреть на свою маленькую принцессу, увядающую в разрушительных отношениях с каким-то мужиком, на своего хмурого медвежонка, толстеющего и лысеющего в офисе...
Ребенок как часть тебя, как орган, который ты не можешь контролировать, но чувствуешь. Как отпустить в горы свое сердце? Или знать, что оно едет сейчас где-то само на велосипеде по трехполосному проспекту?
Или вот всегда казалось, что мы лучше и умнее, чем взрослые. Больше понимаем, лучше чувствуем. Да что там эти взрослые, им вообще мало что осталось, пенсия, консервация и для пакетиков пакет. Другое дело мы... Я смотрю на Варю, которая еще и голову-то толком не держит, так и вижу, как она через пару десятков лет будет думать так же обо мне: что я могу знать о любви и счастье, о жизни, если я всегда была унылой взрослой. И уж совсем невыносимо думать, что она будет бить татуировки на своем чистом теле, пить алкоголь, разрушая свой маленький организм, который вырос во мне, который я от всего берегу... да еще много чего можно сделать со своим телом. Я знаю, сама же делала: хлипкие закладки, живые камни, на велосипеде по пыльному городу, и вечное: "а хули нам почти красивым" и "не слабо". А ведь я тоже была младенцем, и моя собственная мама рожала меня двое суток, кормила и меняла мои пеленки, и радовалась, когда я говорила агу...