"Реформа" образования: школа, вуз, учитель уходят в прошлое (окончание)
Материал двухгодичной давности, но с "прогрессирующей" актуальностью. Даже комментировать нечего - все предельно откровенно и безапелляционно. Кто-то еще считает это бредом сумасшедших? Конечно, так оно и есть, но эти "сумасшедшие" сейчас реально у руля: в Сколково, в Минобре, в правительстве и администрации Президента. И вопрос здесь, по моему, даже не текущей политики, а стратегического национального выбора: пойдем ли мы за этими технократами-глобализаторами, чтобы достичь "инновационного качества жизни" в нейромирах трансгуманоидов, или предпочтем остаться людьми - свободными=разумными, но в каком-то (техническом) смысле отсталыми? Остается только грустно заметить, что на сегодня большинство видит будущее России неразрывно связанным с "техническим раем". Значит, либо а) Россия закончится как самобытная цивилизация, либо б) нас ждут великие потрясения, которые изменят эти общие "чаяния". Итак, сам материал:
Через десять лет в России не будет школ, вузов и учителей
13 сентября 2013 / 14:51
Высшая школа: имитация и фальсификация
Валерий Ефимов, руководитель Центра стратегических разработок СФУ:
- Глобальные тенденции, в рамках которых мы обсуждаем изменения системы образования в России, - это переход от индустриального к неиндустриальному укладу, коммуникативная революция, которая меняет технологии работы со знанием, потенциальный передел глобального и регионального рынков образования . И я бы отдельно отметил - это новая концепция человека и новые социально-антропологические проекты.
Современный университет возник как массовое образование для обеспечения процессов становления в индустриальной фазе. Массовая школа, массовая профессия учителя, всеобщая грамотность, массовое инженерно-техническое образование - это все приметы проекта Просвещение-1 . Сейчас мы находимся в ситуации перехода к постиндустриальной фазе, и на горизонте замаячила перспектива внедрения проекта Просвещение-2, который уже активно осваивают развитые страны.
В чем проблема России - в том, что она уже вышла из проекта Просвещение-1, который, кстати, сейчас благополучно развивают у себя Индия, Китай и на подходе страны Африки, и еще не вошла в Просвещение-2. То есть Просвещение-1 завершено, смыслы и пафос его исчезли, Просвещение-2 не начато . Вследствие этого высшая школа впадает во многом в массовую имитацию и массовую фальсификацию образования. И что отмечают сегодня эксперты как критические моменты - это в первую очередь низкое качество абитуриентов (провал средней школы) и стагнация высшего образования, науки и экономики.
Когда произошла бумажная революция, появился университет. Цифровая революция приведет к появлению нового формата университета - назовем его виртуальным . И это показывает нам пример Массачусетского технологического института со всем консорциумом, который уже готов обучать миллиард студентов. Какова будет позиция России на этом новом образовательном рынке? Границы сценариев задаются двумя горизонтами. Первый - это интеграция в европейское экономико-образовательное пространство, куда мы движемся какими-то шагами - например, вводя в вузах магистратуру и бакалавриат. Нижняя граница - это переход к аутсорсингу образования и науки, когда все обучение, все исследования и разработки будут производиться за рубежом, а российская высшая школа останется вне игры. Своего рода аутсорсинг интеллекта. И в эту сторону мы тоже уже движемся.
А базовый сценарий, который мы попытались построить, - это конверсия образования. Необходимо перейти от того образования, которое было создано в индустриальную фазу и которое было хорошим, нужным и продуктивным для Советского Союза, к образованию новому. Главное - не растерять все наработанные активы, а конверсировать их в новые решения. Какие именно? Тут два вектора - постиндустриальный и продолжение индустриального.
Первый - это когнитивная перспектива, формирование разных форматов коллективного сетевого интеллекта, включенного в воспроизводство мышления и деятельности. Второй - это локальное лидерство как попытка найти место в определенных высокотехнологичных индустриальных областях, найти место в мировом разделении труда и занять там свою нишу.
Пенициллин как двигатель прогресса
Евгений Кузнецов, директор Департамента стратегических коммуникаций ОАО «Российская венчурная компания»:
- Тем, кто считает, что образование ригидно, консервативно и в нем ничего не меняется, отвечу: образование - одна из самых динамично развивающихся отраслей, перестраивающих нашу перспективу. Нам больно, нам тяжело, нам мучительно, потому что действительность меняется без нашего участия. Она меняется не нами, она меняется за нас. Она приносит нам одни проблемы. И если мы будем закрывать на это глаза и считать, что ничего не происходит, это нам не поможет.
Для того, чтобы доказать, что перемены в технологической сфере влияют на самые фундаментальные и глубинные основы нашего бытия , приведу один пример. Во время Второй мировой войны в медицинский обиход вошел пенициллин. Это коренным, драматическим, фундаментальным образом перестроило все основы нашей жизни. Сначала была решена проблема детской смертности - раньше большая часть детей умирала в раннем возрасте. Поскольку дети перестали умирать, их уже не надо было рожать в таком количестве. Вследствие этого изменились структура семьи и роль женщины в семье. Женщина смогла выйти на рынок труда. Это полностью изменило социально-демографическую структуру труда, а вслед за тем и социально-демографическую структуру политики. В обществе в принципе изменилось отношение к политике и к войне: если раньше жизнь стоила дешево и смерть была обычным явлением, то теперь, когда перестали много рожать, каждый ребенок стал ценностью и терять его на войне оказалось слишком расточительно. Появилась совершенно новая философия, которая расцвела буйным цветом в виде пацифизма и идей хиппи. Сначала она завоевала умы, а затем глубочайшим образом перестроила психологию бизнеса, политики и общества в целом. Потом появились толерантность, мультикультурность, право на свободу, право на выбор, и вслед за этим начался мощнейший техновзрыв, который мы сейчас переживаем. Вот пример технологии, которая изменила в нашей жизни все. Поэтому я говорю: то, что происходит сейчас в технологическом пространстве, изменяет нашу жизнь на фундаментальном уровне.
Центровой вопрос сегодняшнего момента - останется ли природа человека неизменной после того, как будут последовательно отреализованы: генная коррекция и хирургия; встраивание человека в техноинтерфейс, то есть, грубо говоря, слияние человеческого сознания и машинных систем; радикальное продление жизни и т.д.? Мы сейчас находимся просто на пороге этого взрыва.
Второй вопрос - взрыв этот пройдет за десять лет или за сто? Поколение за поколением будет отлистывать эти технологические революции или это станет происходить еще быстрее - за одно поколение мы будем переживать два или три взрыва одновременно?
Это интересные, дискуссионные вопросы. Но то, что образование в этой ситуации будет так же революционно меняться, - вопросом не является. Почему? Потому что образование - это калька с общественного устройства.
Все современное образование появилось с прямого запроса на мануфактурного рабочего. Как только понадобилось перегонять крестьянина в город и ставить его к станку, появилась классно-урочная система, появились школы, появились современные форматы университетов. Современной мировой экономике рабочий у станка не нужен - ей не нужен исполнитель, не нужен человек, нацеленный на механическое воспроизводство функций. Современной экономике нужен человек, который способен гибко модифицировать свою деятельность - ежедневно, под задачи, под клиента, под ситуацию, каждый раз в новом материале.
Поэтому никаких глубоких, философских «семи пядей во лбу» массовому современному работнику не требуется. Он должен уметь быстро, легко учиться и испытывать в этом глубокую потребность. Соответственно, современная система образования идет к тому, чтобы разломать все эти замки слоновой кости, обнесенные высокими заборами, и сделать такой формат, в котором люди будут уметь учиться - максимально эффективно и за короткий срок. Вплоть до того, что многие знания и навыки в скором времени будут вкладываться в мозг механически. Через флешку. Это не фантастика, это то, что нам маячит в обозримом будущем по прямому технологическому развороту уже сделанных экспериментально вещей. По крайней мере крысы в лабораториях уже учат друг друга через нейроинтерфейс, как ухватить кусочек сыра, чтобы при этом не долбануло током.
Поскольку система образования драматически меняется, меняется и тип взаимодействия людей внутри этой системы. Причем как по горизонтали, так и по вертикали.
По горизонтали - людям становится необходимо чрезвычайно быстро, мобильно кооперироваться в условиях динамично меняющихся задач. Обществу больше не нужны пожизненный найм и вечная преданность. Ему не нужно, чтобы люди один раз вызубрили ценности и всю жизнь этим ценностям следовали. Напротив - нужно, чтобы люди легко расставались с любыми убеждениями, любыми приоритетами, если эти приоритеты и убеждения начинают мешать жить.
Соответственно, на всех уровнях, начиная с детского сада и до университета, будут воспитываться и внедряться гибкость, мобильность и противоборство биологической природе человека сбиваться в стадо с расстановкой по «альфам» и «омегам». Очень высокая горизонтальная мобильность - вот то, что становится жизненной необходимостью.
Приведу пример. Сейчас в менеджерской дискуссии о том, как должна быть устроена корпорация будущего, возник такой аргумент «из жизни». Это своего рода феномен, который бросает вызов практически всем канонам менеджмента. Одна из самых ярких компаний, занимающихся таким актуальным направлением, как компьютерные игры, реализовала очень интересный менеджерский принцип. В этой компании отсутствуют вертикальные иерархии в принципе. В ней нет начальника вообще. Все командообразование происходит простым образом. Приходит человек и говорит - слушайте, я тут новый проект придумал, давайте над ним поработаем. Он находит себе единомышленников, они сдвигают столы и начинают работать. Если у них хорошая команда, яркие идеи и впечатляющие результаты - они получают ресурсы, если результата не видно - они расходятся сами. Потому что не хотят быть лузерами. Нет никаких необходимости гонять людей палками, бить током и выстраивать социальные иерархии. Люди сами прекрасно понимают, получается у них или нет, они умеют быстро и гибко адаптироваться в ситуации - то есть жить в законах горизонтальной мобильности.
Если говорить о вертикальной составляющей образования, то цеховая система с прямой передачей знаний от учителя к ученику уже не работает. Потому что учителей много. Раньше был один человек, который умел резать собаку и вставлять ей трубочку, сейчас режут собак тысячи ученых по всему миру. Если кто-то научился это делать лучше других, он со своими умениями доступен через Интернет всем.
В каком-то смысле можно провести параллель: университетская модель сегодня претерпевает ту же трансформацию, какую претерпел шоу-бизнес с появлением кинематографа. Когда больше не надо было иметь тысячи театральных школ, когда появилось одно место, где генерируют эталонный культурный продукт.
То же самое происходит и с университетским, и вообще любым профессиональным образованием. Появляются носители канона, у этих носителей канона - суперзвезд появляются продюсеры, эти продюсеры начинают управлять гигантским репутационным (а репутационный мгновенно конвертируется в финансовый) капиталом - и все остальные центры превращаются в конторы по прокату. Соответственно, университетам средней руки придется превращаться в асессные центры - то есть помогать студентам встраиваться в систему образования с глобальными «звездами». Их функции будут сводиться к контролю усвоения навыков.
Это то, что начинает происходить уже сегодня, на наших глазах, и не является предметом дискуссии. Если кто-то этого еще не заметил и не начал искать свое место в новой расстановке сил, то он теряет конкурентные преимущества.
Мой вывод из вышесказанного: общество драматически меняется, технологические вызовы следуют один за другим. Перед образованием стоит задача улавливать эти тренды и стараться соответствовать.
Аксакалы за партой
Сергей Градировский, член Экспертного совета при Правительстве РФ:
- Я не верю, что бизнес в принципе оплачивает образование. Это делают либо государство, либо семьи. Причем на общественных сломах личная стратегия домохозяйств оказывается куда более эффективной, чем государственная. В частности, если мы посмотрим на некоторые быстро растущие сегодня рынки - гаджетов, например, - становится ясно, что ставка здесь была не на государственные инвестиции, а на образ жизни определенных поколений. Именно вложения в этот образ жизни позволили получить достаточные ресурсы, чтобы одну за другой устраивать инновационные волны.
Одни настаивают на том, что сегодня пути развития образования определяет рынок. Другие указывают в первую очередь на то, что происходит в области Ай-Ти. Я же со своей стороны считаю, что нужно обсуждать новую антропологическую модель. И здесь одним из важных факторов становится рост продолжительности жизни.
Доказательная база и с позиций медицины, и с позиций демографии простая. В половине стран ОСР мы имеем продолжительность жизни 85 лет, женщины выскакивают и за границы этого возраста. И когда мы смотрим на эпидемиологические, демографические зигзаги ХХ века, мы понимаем, что ничто не может остановить этот тренд и скачок к 120 годам неизбежен. Технологических препятствий для этого практически нет. Есть только одна проблема - организация общества под новые реалии. Как только мы примем это представление о 120-летнем человеке, мы начнем серьезно относиться к Lifelong Learning - концепции непрерывного образования длиной в целую жизнь. Причем в продолжительную жизнь.
Это не система одноразового образования с последующим дополнительным образованием и повышением квалификации, как мы привыкли, это принципиально другая система получения знаний на протяжении всей жизни. Сейчас у нас образование представляет собой однопиковую кривую с пиком, приходящимся на 20-23 года, а должна быть кривая многопиковая. Причем, я думаю, что возраст акме - это примерно 70-90 лет. Конечно, из этого вытекает и несколько трудоспособных возрастов.
Обсуждая этот вопрос, мы вышли на две мишени, которыми можно уже сегодня заниматься. Это возраст «минус один плюс три» - то есть образование нужно начинать не с момента рождения, а с момента зачатия и даже раньше. Потому что сейчас мы благодаря медицине и телесно ориентированным терапиям все больше понимаем, что очень много важного происходит именно в этот период. И вторая мишень - так называемый «серебряный возраст», то есть время, когда человек уже перешагнул пенсионный рубеж. Образовательные стартапы сегодня концентрируются как раз вокруг этих двух возрастов.
Для классических университетов это хороший вызов, и любопытно, как они будут с ним справляться. В любом случае они могут взять стратегию на растягивание своих программ по возрастной шкале - то есть на формирование новых пакетов услуг относительно этих двух возрастных мишеней.
Сергей Переслегин сказал, что задача образования - это межпоколенческая трансляция, которая обеспечивает воспроизводство общества. При такой формулировке, конечно, образование должно быть самым консервативным общественным институтом. Но мне кажется, что скачок продолжительности жизни популяции в целом дает другой дизайн поколения, и это ломает привычные схемы трансляции и воспроизводства.
Сегодня из зала прозвучал вопрос: десяток университетов-миллиардеров, которые останутся в мире, - не выхолостят ли они содержание и суть образования? Я не вижу такой проблемы. На данный момент курсеры имеют аудиторию 5 миллионов. Динамика их развития показывает, что в ближайшее время они доберутся до 50 млн. И вряд ли на этом остановятся. Грубо говоря, мы можем представить себе мир, который поделен между десятком университетов-миллиардеров. Два из них уже запустили свои программы в США. Об одном договорились в Англии. Китай, Индия и Арабский мир имеют собственную демографическую платформу, чтобы развернуть аналогичные проекты. Наверное, кто-то еще поборется за место в этом десятке - может быть, Бразилия, может быть, Россия.
Мы понимаем, что это многопользовательский, дистантный, с искусственными мозгами, массовым добровольным тьюторством университет. Но что здесь важно. Ведь те же глобальные рынки - они разоряют, но не уничтожают локальный рынок продовольствия. И важно не то, что университетов привычного для нас типа скоро не станет, важно, с какой скоростью они начнут проектировать свои ниши и встраиваться в эти цепочки. Если вспомнить, нечто похожее уже произошло с нашей промышленностью. И сейчас происходит с нашими исследованиями. Недаром мы знаем целый ряд коллег, которые занимаются R&D и решают сейчас насущный вопрос - есть ли у них хоть какой-то шанс найти свое место в мировом рынке и встроиться в эту цепочку.
И последнее. Любой классический университет должен быть онтологическим. Неважно, на чем он собирает онтологию, эту картину мира, эту целостность - на теологии, как в Средние века, на филологии, как в ХIХ веке, на математике, как в советское время, на теории деятельности, как хотят у нас сделать сейчас. Но любой классический университет должен собирать эту картину мира и отвечать не только за встраивание в рынок, но за смыслы. Если в стране нет людей, которые создали эти смыслы хотя бы в своей голове, последствия для такой страны уже описываются в терминах колонизации.
UPD: Вот еще один "великий идеолог" будущего с примечательной фамилией: "Митио Каку: учеба уже не будет базироваться на запоминании". Примечательно еще и то, что местами этот Митя какует слово в слово с тем, что изрекает Лукша (ср. пассаж о том, что "он-лайн это не значит все сидят перед комьютером..."). Кто кого "перепевает"?
Через десять лет в России не будет школ, вузов и учителей
13 сентября 2013 / 14:51
Высшая школа: имитация и фальсификация
Валерий Ефимов, руководитель Центра стратегических разработок СФУ:
- Глобальные тенденции, в рамках которых мы обсуждаем изменения системы образования в России, - это переход от индустриального к неиндустриальному укладу, коммуникативная революция, которая меняет технологии работы со знанием, потенциальный передел глобального и регионального рынков образования . И я бы отдельно отметил - это новая концепция человека и новые социально-антропологические проекты.
Современный университет возник как массовое образование для обеспечения процессов становления в индустриальной фазе. Массовая школа, массовая профессия учителя, всеобщая грамотность, массовое инженерно-техническое образование - это все приметы проекта Просвещение-1 . Сейчас мы находимся в ситуации перехода к постиндустриальной фазе, и на горизонте замаячила перспектива внедрения проекта Просвещение-2, который уже активно осваивают развитые страны.
В чем проблема России - в том, что она уже вышла из проекта Просвещение-1, который, кстати, сейчас благополучно развивают у себя Индия, Китай и на подходе страны Африки, и еще не вошла в Просвещение-2. То есть Просвещение-1 завершено, смыслы и пафос его исчезли, Просвещение-2 не начато . Вследствие этого высшая школа впадает во многом в массовую имитацию и массовую фальсификацию образования. И что отмечают сегодня эксперты как критические моменты - это в первую очередь низкое качество абитуриентов (провал средней школы) и стагнация высшего образования, науки и экономики.
Когда произошла бумажная революция, появился университет. Цифровая революция приведет к появлению нового формата университета - назовем его виртуальным . И это показывает нам пример Массачусетского технологического института со всем консорциумом, который уже готов обучать миллиард студентов. Какова будет позиция России на этом новом образовательном рынке? Границы сценариев задаются двумя горизонтами. Первый - это интеграция в европейское экономико-образовательное пространство, куда мы движемся какими-то шагами - например, вводя в вузах магистратуру и бакалавриат. Нижняя граница - это переход к аутсорсингу образования и науки, когда все обучение, все исследования и разработки будут производиться за рубежом, а российская высшая школа останется вне игры. Своего рода аутсорсинг интеллекта. И в эту сторону мы тоже уже движемся.
А базовый сценарий, который мы попытались построить, - это конверсия образования. Необходимо перейти от того образования, которое было создано в индустриальную фазу и которое было хорошим, нужным и продуктивным для Советского Союза, к образованию новому. Главное - не растерять все наработанные активы, а конверсировать их в новые решения. Какие именно? Тут два вектора - постиндустриальный и продолжение индустриального.
Первый - это когнитивная перспектива, формирование разных форматов коллективного сетевого интеллекта, включенного в воспроизводство мышления и деятельности. Второй - это локальное лидерство как попытка найти место в определенных высокотехнологичных индустриальных областях, найти место в мировом разделении труда и занять там свою нишу.
Пенициллин как двигатель прогресса
Евгений Кузнецов, директор Департамента стратегических коммуникаций ОАО «Российская венчурная компания»:
- Тем, кто считает, что образование ригидно, консервативно и в нем ничего не меняется, отвечу: образование - одна из самых динамично развивающихся отраслей, перестраивающих нашу перспективу. Нам больно, нам тяжело, нам мучительно, потому что действительность меняется без нашего участия. Она меняется не нами, она меняется за нас. Она приносит нам одни проблемы. И если мы будем закрывать на это глаза и считать, что ничего не происходит, это нам не поможет.
Для того, чтобы доказать, что перемены в технологической сфере влияют на самые фундаментальные и глубинные основы нашего бытия , приведу один пример. Во время Второй мировой войны в медицинский обиход вошел пенициллин. Это коренным, драматическим, фундаментальным образом перестроило все основы нашей жизни. Сначала была решена проблема детской смертности - раньше большая часть детей умирала в раннем возрасте. Поскольку дети перестали умирать, их уже не надо было рожать в таком количестве. Вследствие этого изменились структура семьи и роль женщины в семье. Женщина смогла выйти на рынок труда. Это полностью изменило социально-демографическую структуру труда, а вслед за тем и социально-демографическую структуру политики. В обществе в принципе изменилось отношение к политике и к войне: если раньше жизнь стоила дешево и смерть была обычным явлением, то теперь, когда перестали много рожать, каждый ребенок стал ценностью и терять его на войне оказалось слишком расточительно. Появилась совершенно новая философия, которая расцвела буйным цветом в виде пацифизма и идей хиппи. Сначала она завоевала умы, а затем глубочайшим образом перестроила психологию бизнеса, политики и общества в целом. Потом появились толерантность, мультикультурность, право на свободу, право на выбор, и вслед за этим начался мощнейший техновзрыв, который мы сейчас переживаем. Вот пример технологии, которая изменила в нашей жизни все. Поэтому я говорю: то, что происходит сейчас в технологическом пространстве, изменяет нашу жизнь на фундаментальном уровне.
Центровой вопрос сегодняшнего момента - останется ли природа человека неизменной после того, как будут последовательно отреализованы: генная коррекция и хирургия; встраивание человека в техноинтерфейс, то есть, грубо говоря, слияние человеческого сознания и машинных систем; радикальное продление жизни и т.д.? Мы сейчас находимся просто на пороге этого взрыва.
Второй вопрос - взрыв этот пройдет за десять лет или за сто? Поколение за поколением будет отлистывать эти технологические революции или это станет происходить еще быстрее - за одно поколение мы будем переживать два или три взрыва одновременно?
Это интересные, дискуссионные вопросы. Но то, что образование в этой ситуации будет так же революционно меняться, - вопросом не является. Почему? Потому что образование - это калька с общественного устройства.
Все современное образование появилось с прямого запроса на мануфактурного рабочего. Как только понадобилось перегонять крестьянина в город и ставить его к станку, появилась классно-урочная система, появились школы, появились современные форматы университетов. Современной мировой экономике рабочий у станка не нужен - ей не нужен исполнитель, не нужен человек, нацеленный на механическое воспроизводство функций. Современной экономике нужен человек, который способен гибко модифицировать свою деятельность - ежедневно, под задачи, под клиента, под ситуацию, каждый раз в новом материале.
Поэтому никаких глубоких, философских «семи пядей во лбу» массовому современному работнику не требуется. Он должен уметь быстро, легко учиться и испытывать в этом глубокую потребность. Соответственно, современная система образования идет к тому, чтобы разломать все эти замки слоновой кости, обнесенные высокими заборами, и сделать такой формат, в котором люди будут уметь учиться - максимально эффективно и за короткий срок. Вплоть до того, что многие знания и навыки в скором времени будут вкладываться в мозг механически. Через флешку. Это не фантастика, это то, что нам маячит в обозримом будущем по прямому технологическому развороту уже сделанных экспериментально вещей. По крайней мере крысы в лабораториях уже учат друг друга через нейроинтерфейс, как ухватить кусочек сыра, чтобы при этом не долбануло током.
Поскольку система образования драматически меняется, меняется и тип взаимодействия людей внутри этой системы. Причем как по горизонтали, так и по вертикали.
По горизонтали - людям становится необходимо чрезвычайно быстро, мобильно кооперироваться в условиях динамично меняющихся задач. Обществу больше не нужны пожизненный найм и вечная преданность. Ему не нужно, чтобы люди один раз вызубрили ценности и всю жизнь этим ценностям следовали. Напротив - нужно, чтобы люди легко расставались с любыми убеждениями, любыми приоритетами, если эти приоритеты и убеждения начинают мешать жить.
Соответственно, на всех уровнях, начиная с детского сада и до университета, будут воспитываться и внедряться гибкость, мобильность и противоборство биологической природе человека сбиваться в стадо с расстановкой по «альфам» и «омегам». Очень высокая горизонтальная мобильность - вот то, что становится жизненной необходимостью.
Приведу пример. Сейчас в менеджерской дискуссии о том, как должна быть устроена корпорация будущего, возник такой аргумент «из жизни». Это своего рода феномен, который бросает вызов практически всем канонам менеджмента. Одна из самых ярких компаний, занимающихся таким актуальным направлением, как компьютерные игры, реализовала очень интересный менеджерский принцип. В этой компании отсутствуют вертикальные иерархии в принципе. В ней нет начальника вообще. Все командообразование происходит простым образом. Приходит человек и говорит - слушайте, я тут новый проект придумал, давайте над ним поработаем. Он находит себе единомышленников, они сдвигают столы и начинают работать. Если у них хорошая команда, яркие идеи и впечатляющие результаты - они получают ресурсы, если результата не видно - они расходятся сами. Потому что не хотят быть лузерами. Нет никаких необходимости гонять людей палками, бить током и выстраивать социальные иерархии. Люди сами прекрасно понимают, получается у них или нет, они умеют быстро и гибко адаптироваться в ситуации - то есть жить в законах горизонтальной мобильности.
Если говорить о вертикальной составляющей образования, то цеховая система с прямой передачей знаний от учителя к ученику уже не работает. Потому что учителей много. Раньше был один человек, который умел резать собаку и вставлять ей трубочку, сейчас режут собак тысячи ученых по всему миру. Если кто-то научился это делать лучше других, он со своими умениями доступен через Интернет всем.
В каком-то смысле можно провести параллель: университетская модель сегодня претерпевает ту же трансформацию, какую претерпел шоу-бизнес с появлением кинематографа. Когда больше не надо было иметь тысячи театральных школ, когда появилось одно место, где генерируют эталонный культурный продукт.
То же самое происходит и с университетским, и вообще любым профессиональным образованием. Появляются носители канона, у этих носителей канона - суперзвезд появляются продюсеры, эти продюсеры начинают управлять гигантским репутационным (а репутационный мгновенно конвертируется в финансовый) капиталом - и все остальные центры превращаются в конторы по прокату. Соответственно, университетам средней руки придется превращаться в асессные центры - то есть помогать студентам встраиваться в систему образования с глобальными «звездами». Их функции будут сводиться к контролю усвоения навыков.
Это то, что начинает происходить уже сегодня, на наших глазах, и не является предметом дискуссии. Если кто-то этого еще не заметил и не начал искать свое место в новой расстановке сил, то он теряет конкурентные преимущества.
Мой вывод из вышесказанного: общество драматически меняется, технологические вызовы следуют один за другим. Перед образованием стоит задача улавливать эти тренды и стараться соответствовать.
Аксакалы за партой
Сергей Градировский, член Экспертного совета при Правительстве РФ:
- Я не верю, что бизнес в принципе оплачивает образование. Это делают либо государство, либо семьи. Причем на общественных сломах личная стратегия домохозяйств оказывается куда более эффективной, чем государственная. В частности, если мы посмотрим на некоторые быстро растущие сегодня рынки - гаджетов, например, - становится ясно, что ставка здесь была не на государственные инвестиции, а на образ жизни определенных поколений. Именно вложения в этот образ жизни позволили получить достаточные ресурсы, чтобы одну за другой устраивать инновационные волны.
Одни настаивают на том, что сегодня пути развития образования определяет рынок. Другие указывают в первую очередь на то, что происходит в области Ай-Ти. Я же со своей стороны считаю, что нужно обсуждать новую антропологическую модель. И здесь одним из важных факторов становится рост продолжительности жизни.
Доказательная база и с позиций медицины, и с позиций демографии простая. В половине стран ОСР мы имеем продолжительность жизни 85 лет, женщины выскакивают и за границы этого возраста. И когда мы смотрим на эпидемиологические, демографические зигзаги ХХ века, мы понимаем, что ничто не может остановить этот тренд и скачок к 120 годам неизбежен. Технологических препятствий для этого практически нет. Есть только одна проблема - организация общества под новые реалии. Как только мы примем это представление о 120-летнем человеке, мы начнем серьезно относиться к Lifelong Learning - концепции непрерывного образования длиной в целую жизнь. Причем в продолжительную жизнь.
Это не система одноразового образования с последующим дополнительным образованием и повышением квалификации, как мы привыкли, это принципиально другая система получения знаний на протяжении всей жизни. Сейчас у нас образование представляет собой однопиковую кривую с пиком, приходящимся на 20-23 года, а должна быть кривая многопиковая. Причем, я думаю, что возраст акме - это примерно 70-90 лет. Конечно, из этого вытекает и несколько трудоспособных возрастов.
Обсуждая этот вопрос, мы вышли на две мишени, которыми можно уже сегодня заниматься. Это возраст «минус один плюс три» - то есть образование нужно начинать не с момента рождения, а с момента зачатия и даже раньше. Потому что сейчас мы благодаря медицине и телесно ориентированным терапиям все больше понимаем, что очень много важного происходит именно в этот период. И вторая мишень - так называемый «серебряный возраст», то есть время, когда человек уже перешагнул пенсионный рубеж. Образовательные стартапы сегодня концентрируются как раз вокруг этих двух возрастов.
Для классических университетов это хороший вызов, и любопытно, как они будут с ним справляться. В любом случае они могут взять стратегию на растягивание своих программ по возрастной шкале - то есть на формирование новых пакетов услуг относительно этих двух возрастных мишеней.
Сергей Переслегин сказал, что задача образования - это межпоколенческая трансляция, которая обеспечивает воспроизводство общества. При такой формулировке, конечно, образование должно быть самым консервативным общественным институтом. Но мне кажется, что скачок продолжительности жизни популяции в целом дает другой дизайн поколения, и это ломает привычные схемы трансляции и воспроизводства.
Сегодня из зала прозвучал вопрос: десяток университетов-миллиардеров, которые останутся в мире, - не выхолостят ли они содержание и суть образования? Я не вижу такой проблемы. На данный момент курсеры имеют аудиторию 5 миллионов. Динамика их развития показывает, что в ближайшее время они доберутся до 50 млн. И вряд ли на этом остановятся. Грубо говоря, мы можем представить себе мир, который поделен между десятком университетов-миллиардеров. Два из них уже запустили свои программы в США. Об одном договорились в Англии. Китай, Индия и Арабский мир имеют собственную демографическую платформу, чтобы развернуть аналогичные проекты. Наверное, кто-то еще поборется за место в этом десятке - может быть, Бразилия, может быть, Россия.
Мы понимаем, что это многопользовательский, дистантный, с искусственными мозгами, массовым добровольным тьюторством университет. Но что здесь важно. Ведь те же глобальные рынки - они разоряют, но не уничтожают локальный рынок продовольствия. И важно не то, что университетов привычного для нас типа скоро не станет, важно, с какой скоростью они начнут проектировать свои ниши и встраиваться в эти цепочки. Если вспомнить, нечто похожее уже произошло с нашей промышленностью. И сейчас происходит с нашими исследованиями. Недаром мы знаем целый ряд коллег, которые занимаются R&D и решают сейчас насущный вопрос - есть ли у них хоть какой-то шанс найти свое место в мировом рынке и встроиться в эту цепочку.
И последнее. Любой классический университет должен быть онтологическим. Неважно, на чем он собирает онтологию, эту картину мира, эту целостность - на теологии, как в Средние века, на филологии, как в ХIХ веке, на математике, как в советское время, на теории деятельности, как хотят у нас сделать сейчас. Но любой классический университет должен собирать эту картину мира и отвечать не только за встраивание в рынок, но за смыслы. Если в стране нет людей, которые создали эти смыслы хотя бы в своей голове, последствия для такой страны уже описываются в терминах колонизации.
UPD: Вот еще один "великий идеолог" будущего с примечательной фамилией: "Митио Каку: учеба уже не будет базироваться на запоминании". Примечательно еще и то, что местами этот Митя какует слово в слово с тем, что изрекает Лукша (ср. пассаж о том, что "он-лайн это не значит все сидят перед комьютером..."). Кто кого "перепевает"?