Мой интерес к английской истории возник из давнего визита в Тауэр. Сначала хотелось разобраться в хитросплетениях королевских и парламентских баталий: кто кому рубил голову, когда и по каким причинам. Через какое-то время из тумана полного незнания стали проступать исторические фигуры. Конечно, в первую очередь я начал читать про героев королевских хроник, фиксируя имена, которые у всех на слуху: Анна Болейн и Генрих Восьмой, Чарльз Первый и Оливер Кромвель, несчастные леди Джейн Грей и Мария Стюарт. Из двух портретов работы Ганса Гольбейна, висящих друг напротив друга над каминной полкой в особняке Frick Collection в Нью-Йорке, раскрутилась драматичная история двух Томасов -
Мора и Кромвеля. И так постепенно, копая исторические факты под действием увиденных картин и отснятых фотографий, я пришел к твердому выводу, что все, что происходило в Англии в 16-17 веках, во многом определило мировую историю человечества. Именно в это время уходит корнями господствующая сейчас на планете англосаксонская цивилизация. Не будь того кошмарного кровавого калейдоскопа, мы бы запросто сейчас считали мировым языком не английский, а испанский или французский. Именно цивилизационные реформы, проводимые выдающимися злодеями, стоящими у руля средневековой британской политики в течение тех двух веков, обеспечили развитие индустриального общества. Последующие победы в войнах, либо прямые, либо косвенные, явились следствием полученного конкурентного преимущества в виде строя, основанного на индивидуальной свободе и частной инициативе при одновременном следовании процедурным ограничениям. А откуда берутся в обществе процедурные ограничения? Они появляются исключительно как следствие многолетних кровопролитных кошмаров.
Трагические периоды в развитии разных стран похожи по сути друг на друга как отражения в зеркалах. На мой взгляд, вся эта относительно древняя английская история донельзя похожа на наше совсем недавнее время. В самом деле, сходство между сюжетными поворотами в жизни двора короля Генриха Восьмого в 1530-1540 году с чистками ОГПУ-НКВД в 1933-1940 году поразительное! В обоих случаях мы отмечаем стремительное возвышение многочисленных опричников из грязи в князи с последующим их бесславным концом и проклятиями ближайших потомков в их адрес. Они гибнут как мотыльки, но новые честолюбцы слетаются на запах власти и так же пачками погибают, чтобы освободить место следующим. Социальные лифты работают со скоростью экспрессов: вакансии наверху освобождаются так быстро, что рекрутинг из обычных кругов, пополняющих элиту, не поспевает за убылью этой самой элиты в ходе практически ежедневных репрессий. Поэтому на самом верху власти оказываются люди, которые никогда бы там оказаться иначе не смогли. От чего зависит дальнейшее? Этот отбор может быть положительный и отрицательный. При отрицательном отборе выживают чисто приспособленцы, при положительном у руля государства оказываются люди незаурядные. Которые, впрочем, все равно вынуждены быть мерзавцами и приспособленцами. Им временем не дано иного. Разделить их на беленьких и черненьких невозможно. Так, величайший гуманист, придумавший само слово "утопия", Томас Мор лично пытал еретиков, а начальник Преображенского и прочих приказов при Петре Первом князь Ромодановский, патологический садист и монстр, был одним из самых преданных сторонников царя-реформатора.
Как же выработать свое личное отношение ко всем этим явлениям с высоты нашего нынешнего вегетарианского существования? Я убежден в том, что есть вектор истории. Наше развитие предопределено, и незначительные колебания вокруг этого вектора сглаживаются временем. Мы можем проследить его при взгляде назад и лишь чуть-чуть предсказать при попытке экстраполировать движение вперед. Если принять эту гипотезу за аксиому, тогда я знаю определение "эффективного менеджера". Если в результате его кошмарных злодеяний страна, общество, двигаются вдоль этого вектора, он будет прощен потомками. Если поперек или назад, - его проклянут, потому что своей эффективностью он вел стадо не в ту сторону, и, стало быть, все жертвы были напрасны.
Сейчас весь Лондон заклеен портретами короля Генриха. Чудовище превратилось в кич. Белая Башня Тауэра завернута в портрет работы Гольбейна! Что может быть идиотичнее? Только тот же портрет на пропускных пунктах в метро. Портрет разъезжается на две половинки, если опустить жетон. Я это видел сам, я проходил через эти турникеты. Спустя почти 500 лет англичане восхищаются своим тираном. Вот, мол, какой он был ужасный. Но все-таки сделал из них нацию. А чего это стоило, пусть разбираются историки. Типа, оставим мертвое мертвым и будем прагматично делать деньги на древних ужасах. Заодно и людей просветим.
В рамках того же культпросвета я посмотрел четырехсерийный фильм "Генрих VIII" производства ВВС. Он относительно добротно слеплен по канонам масс-культуры. Историческая канва событий изложена достаточно верно, действующие лица говорят современным языком, одеты в красивые одежды и предпринимают очень понятные обывателю действия. Разделение персонажей на плохой/хороший видно невооруженным глазом. Король представляет двойственную фигуру. Вообще-то он хороший. Его играет актер с открытым добрым лицом. Такой тип должен нравиться женщинам. Однако король недалек и подвержен заблуждениям эпохи. Вследствие этих заблуждений он, увы, совершает страшные злодейства, и мы не будем - нет не будем - утаивать их от зрителя. Поэтому отрубленные окровавленные женские головы смотрят на нас по нескольку секунд с экрана стеклянными глазами. Также в фильме действует простодушный бунтовщик, поднявший восстание против извергов, притеснявших народ. Он красив как бог и так же наивен. Его жизнь заканчивается в нечеловеческих мучениях из-за коварства презренных лордов, окруживших короля. И вообще, короля играет свита. А на этой свите негде ставить клейма. Посмотрите в их глаза - разве это глаза честных людей? Физиономии Кромвеля, Вулси, Сеймура и Кранмера просят кирпича. И правильно им рубят головы! Так и надо. Опутали тут нашего честного монарха, интриганы проклятые. При том, что фильм, еще раз, довольно верно, насколько я могу судить, передает исторические события, наше отношение к этим событиям определено на уровне подкорки. Напрямую карты не ложатся по принципу "правильно с точки зрения диалектического материализма", но приз зрительских симпатий получают нужные герои. А ненужные - приз зрительского осуждения. Главный мерзавец, присутствующий почти во всех эпизодах фильма, - Томас Кромвель с прилизанными сальными волосами. Жалкий интриган, сгубивший прекрасную Анну Болейн, вот он какой гадкий тип. Вот уж кто, кажется, заслужил свою мученическую смерть под топором ученика палача, который даже по шее попасть не смог с первого раза. А ведь при всем при этом Томас Кромвель был выдающимся государственным деятелем. Однако это авторов фильма не смущает.
Бок о бок вместе с Кромвелем в фильме действует неприятный священник, больше похожий на попа-расстригу, по имени Томас Кранмер. Мастер Кранмер, такой титул был у священников в XVI веке. Достаточно неожиданно я пересекся со свидетельствами его последних дней и понял, что об этом человеке я хочу написать.
============================
Возвышение Кранмера началось с чистой случайности. После окончания Кембриджского университета примерно в 1510 году Кранмер остался на кафедре. Тогда же он женился в первый раз. Эта женитьба показывает, что он, скорее всего, не связывал свою будущую карьеру с церковной службой. Однако жена его умерла при родах примерно через год после свадьбы, и Кранмер занялся теологией. В 1523 году он защитился на докторскую степень по богословию. Есть сведения, что его работы привлекли внимание кардинала Вулси, и тот пригласил Кранмера в Оксфорд в только что организованный колледж Иисуса на профессорскую должность. Но, даже если так все и было, знакомство с кардиналом тогда не состоялось: Кранмер отказался от предложения и остался в Кембридже. В августе 1529 года в университете разразилась эпидемия смертельной болезни, которая не дошла до наших дней, так что сейчас не представляется возможным точно сказать, что это было. Нечто вроде гриппа, который выкосил целые области страны за непродолжительное время. Университет был закрыт на карантин, и Кранмер с двумя аспирантами удалился в деревню. Король охотился неподалеку, и два его главных советника остановились на ночлег в том же постоялом дворе. В те дни тема развода Генриха с Катериной Арагонской занимала всех клириков. Брак монарха был священен, расторгнуть его мог только Папа, а этого как раз было невозможно добиться. Зацепочки, которые предлагал Вулси, не были достаточно убедительны. У Кранмера было свое соображение по этому поводу: если убедить ученых богословов ведущих университетов Европы в том, что брак короля был недействителен с самого начала, развод сделался бы ненужной формальностью. Не было брака - нет и развода, и мнение Папы перестает быть значимым. Эти соображения он изложил вечерком ученым мужам, а они донесли их до короля. Идея понравилась королю настолько, что Кранмер был возвышен до ранга дворцового священника. Достаточно важно, что первые дни в Лондоне Кранмер жил в семействе Болейн и очень с ними сдружился. Вскоре его доводы были защищены перед учеными собраниями Оксфорда и Кембриджа, и Кранмера послали в Рим к Папе в составе очередной делегации. Папа имел беседу с посланником, но она не привела к желаемым результатам: брак монарха священен и точка. По возвращении из Рима Томас Кранмер отправился в университеты Германии, чтобы прозондировать почву там. В Германии он встретил свою большую любовь и довольно быстро женился во второй раз. Этот поступок находился, мягко говоря, в противоречии с католической доктриной. Но дело в том, что Кранмеру искренне не нравилась католическая доктрина. Он находил в ней огромные проблемы и отклонения от Священного Писания. Чем дальше, тем больше он приходил к выводу о необходимости Реформации. Короля же больше волновали вопросы собственного развода, который был невозможен под сводами католической церкви. Анна Болейн уже была беременна, и дольше медлить с разводом было нельзя. То есть у короля было без счета внебрачных детей, но именно от Анны он хотел законного наследника. Если церковь не соглашалась менять Генриху жену, надо было менять церковь! Таким образом, по немного разным причинам, но схожим обстоятельствам взгляды Кранмера и Генриха VIII вполне совпадали. На удачу короля, умер архиепископ Кентерберийский. Томас Кранмер получил немедленное извещение о своем новом назначении в обход всех церковных иерархов. Он нисколько не обрадовался. Его положение в связи с собственной опаснейшей женитьбой было под большим вопросом. Клирик такого ранга не мог нарушать целибат! Однако Кранмер сумел сохранить свою женитьбу в тайне и прибыл в Лондон якобы в холостом качестве после того как узнал, что назначение было утверждено в Риме. По-видимому, лично знавший Кранмера Папа счел, что богослов такого уровня будет блюсти интересы Римской церкви. Он ошибся.
Архиепископ Кентерберийский в момент посвящения приносил две клятвы: королю и Папе. Их тексты исключали друг друга, потому что в обоих будущий глава английской церкви обещал повиноваться своему сюзерену. Это все равно как присягать на верность двум враждующим армиям. Кранмер пошел дальше: он отдельным документом зафиксировал разногласия обеих клятв и объявил, что в случае получения разнонаправленных приказов он будет повиноваться королю. Он был абсолютно искренне убежден в божественности королевской власти. Если Папа наместник Бога на Земле, то король проводник Его воли. Оба непогрешимы, но король ближе. И, кстати, топор-то в руках короля. Судьба кардинала Вулси, слишком подчинявшегося Папе, была наилучшим предостережением.
До назначения главой английской церкви Томас Кранмер был уважаемым профессором, ученым, философом, имевшим свое мнение, которое могло быть как за, так и против. Став Архиепископом Кентерберийским, он сделался политиком и начал свой спуск по лестнице, ведущей вверх.Что мог он сделать в то подлое время? Почти ничего. Как на чашах весов, сейчас историки взвешивают его поступки и классифицируют их опять-таки с точки зрения дня сегодняшнего, когда можно просто подать в отставку, и за это не отрубят голову и не подвесят на дыбе. Это нечестно.
В первую же неделю был собран собор богословов, которые должны были решить вопрос о браке короля. План Кранмера сработал: несмотря на отсутствие единодушия среди ученых мужей, ответы собора были благоприятны для Генриха. Его брак с Катериной Арагонской был признан ничтожным. Это автоматически сделало Генриха свободным человеком, а его дочь Мэри бастардом, не имеющей прав на престол. Через 23 года Кранмер поплатится жизнью за эту операцию. Но пока всего через пять дней после развода он объявил действительным брак между Генрихом VIII и Анной Болейн, причем сам брак был заключен много раньше, то есть Генрих несколько месяцев ходил в двоеженцах. Через четыре месяца родилась будущая королева Елизавета I. Томас Кранмер стал ее крестным.
Когда спустя пару лет Анну Болейн казнят по приказу короля, Кранмер напишет письмо в ее защиту. Больше ничего он не мог сделать. Только письмо он написал королю личное, а брак между Анной Болейн и Генрихом расторг публично, пустив колесо по накатанной дорожке. Королю была нужна новая жена. На этот раз обошлось без собора. Вертикаль власти уже стояла очень твердо. Аналогичные частные письма Кранмер писал в защиту Томаса Мора и многих других. Сейчас эти письма обнародованы. Король не придал им никакого значения. Возможно, он их даже не читал.
Кранмер женил и разводил короля все разы. Он первый донес до короля обстоятельства личной жизни Катерины Хоуард и тем закопал в сырую землю ее и двух ее любовников. Он так и был с королем до смерти и принял от того последний вздох. Все это время Генрих то поддерживал Томаса Кранмера, то ограничивал. У него на все были свои соображения. Затем на престол взошел отпрыск Эдуард VI, который ничего не решал и ничем не управлял, и тут у Томаса Кранмера оказались полностью развязаны руки.
Его заслуги в деле реформации огромны. Он первый перевел Библию на английский язык и довел эту книгу до каждой церкви. Он написал и издал сборник стихотворных молитв (литания), который используется до сих пор почти без изменений. Помимо этого сборника, были написаны и изданы много других основополагающих книг церковной жизни. Дважды католики при власти составляли заговоры против Кранмера, и дважды король Генрих отводил от него удар. Что любопытно, Кранмер не преследовал заговорщиков и отпускал их с миром.
В час смерти мальчика-короля Эдуарда Кранмер опять стоял у его постели. Он знал о завещании Генриха: после Эдуарда должна была быть Мэри, после Мэри Елизавета. Королевская власть божественна, но на трон монархов приводят люди. И Кранмер решился на подлог: он в числе многих реформаторов подписал манифест в пользу "девятидневной королевы" леди Джейн Грей, чтобы предотвратить царствование католички Мэри. Когда "кровавая Мэри" все-таки добилась власти, она начала по очереди разбираться со всеми подписантами. Кранмер мог уехать в эмиграцию, но он предпочел остаться и бороться в расчете на защиту своей церковной должности, напутствовав своих сподвижников рангом пониже бежать куда глаза глядят. Его арестовали прямо во время проповеди 14 сентября 1553 года и поместили в Тауэр вместе с ближайшими коллегами епископами Ридли и Латимером. Довольно быстро их признали виновными в измене, но Мэри не захотела судить священников гражданским судом и казнить их как обычных граждан. Она хотела извести Реформацию под корень. Священников должны были осудить за ересь и предать огню как еретиков. Всю троицу перевели в Оксфорд.
На снимке башня Св. Михаила. Она когда-то была частью крепостной стены Оксфорда. Вплотную к башне справа примыкала тюрьма Бокардо. В камере этой тюрьмы сидели Кранмер, Ридли и Латимер. В основу обвинений против них легла их деятельность на ниве церковной реформации. По новым правилам это трактовалось как ересь.
Дверь камеры, в которой были заключены иерархи, сохранилась. Сейчас она стоит на лестнице башни Св. Михаила. К двери прикреплены таблички, объясняющие что это за дверь и почему она здесь.
Епископов Ридли и Латимера сожгли на этой площади в Оксфорде 16 октября 1555 года. Красивое здание - это коллледж Байлиль, а слева за стоянкой велосипедов сейчас расположено турбюро Оксфорда. Где-то на мостовой место костра отмечено четким крестом, но у меня нет этой фотографии. И Ридли, и Латимер были очень незаурядными людьми. У меня была мысль углубиться в их биографии, но потом я решил, что это будет уже чересчур. В историю вошла фраза, которую Латимер сказал Ридли по пути к лобному месту: "Будьте спокойны и мужественны, Мастер Ридли: сегодня мы, с Божьей помощью, зажжем в Англии такую свечу, которая, я верю, никогда не погаснет".
Кранмер остался жить. Он видел казнь своих друзей из окна камеры в башне. У Кровавой Мэри были на него далеко идущие планы. К тому же не так легко было расправиться с главой национальной церкви, это даже у большевиков не запросто получилось почти 400 лет спустя.
Той же осенью английский Парламент, колебавшийся послушно вместе с новой вертикалью власти, восстановил папскую юрисдикцию над английской церковью. Папа вызвал Кранмера в Рим для отчета, но куда же ему было ехать из тюрьмы? Он и не приехал. За якобы непослушание Папа лишил Кранмера сана и сделал тем самым подотчетным гражданскому суду. Не надо думать, что Папа был наивен как дитя. Все было тонко просчитано.
Это вход в колледж Иисуса Христа, главный богословский колледж Англии, созданный кардиналом Вулси. В церкви колледжа проходили слушания по делу Томаса Кранмера. Сюда же, в дом декана его перевели после казни Ридли и Латимера. То был домашний арест, выгодно отличавшийся от предшествующего тюремного заключения. Кранмер наслаждался передышкой, во время которой занимал себя приятными беседами с подосланными богословами. Мытьем и катанием Томаса Кранмера побуждали пересмотреть всю предыдущую жизнь.
Купол и башни церкви виднеются из-за стены колледжа. В этой церкви Томас Кранмер подписал первых два "отречения". Его проблема состояла в следующем: как убежденный реформатор, Кранмер полагал, что народ Англии, представленный монархом и Парламентом, имеет право выбирать себе главенствующую религию. Двадцать лет назад был выбран протестантизм; теперь все сменилось, теперь вернулся католицизм. Что делать, по каким-то причинам, угодным Всевышнему, произошло так, а не иначе. С другой стороны, вся жизнь и труды Томаса Кранмера ощутимо шли прахом. Он был уже довольно стар и вряд ли бодр духом. Отречения Кранмера, наряду с отречением других иерархов протестантизма - а Мэри жгла их сотнями, в среднем по человеку в день - забивали прочные гвозди в гроб новой религии. Потом последовало третье отречение и наконец, в конце зимы, Томас Кранмер подписал четвертое, главное отречение, признававшее верховную власть Папы над английской церковью. Тем не менее, и этого было мало, и мэру Оксфорда пришло высочайшее распоряжение, назначавшее день казни. После этого Кранмер подписал пятое, так называемое "истинное", последнее отречение. В нем он признавал все и немного больше, каялся и растирал сопли по мостовой. После такого отречения человека должны были помиловать, но Мэри рассудила иначе. Она была слишком мстительна.
Перед смертью Томасу Кранмеру дали возможность выступить в последний раз в университетской церкви Девы Марии.Это самая внушительная церковь Оксфорда, она относится не к конкретному колледжу, а ко всему кампусу. Устроители шоу предвкушали чистосердечное раскаяние сломленного старца, после которого он сделался бы уже никому не нужен.
Томас Кранмер заранее написал свою речь. Она была просмотрена и высочайше утверждена. Его выступление предвосхищало речи на сталинских процессах, где все осужденные каялись в страшных преступлениях и разоружались перед партией. В последний раз бывший архиепископ Кентерберийский взошел на кафедру с проповедью. Он начал традиционно с молитвы и обещания повиноваться воле королевы. После чего резко отошел от сценария, объявил все свои отречения недействительными и данными под принуждением, обозвал Папу Антихристом и врагом подлинной религии, и напоследок, вытянув правую руку, поклялся, что эта рука, подписавшая лживые бумаги, сгорит в огне первой. Все произошло настолько неожиданно, что Томас Кранмер успел сказать все, что хотел, перед большой толпой народа, прежде чем его стащили с кафедры. Свидетелей было так много, что даже впоследствии специально изданная массовым тиражом предварительно утвержденная речь вкупе со всеми отречениями вместе взятыми не смогла перебить эффекта присутствия. Народ был неграмотен, телевизор не смотрел, газет не читал, и слово расходилось в виде проповедей. Затея Кровавой Мэри с отречениями оказалась напрасной.
Томас Кранмер выполнил свое торжественное обещание. Когда разгорелся огонь, он вытянул правую руку в самую горячую часть пламени. Его казнили на том же месте, где за полгода до того закончили свои дни Ридли и Латимер. Гравюры, изображающие это событие, широко разошлись в кругах эмиграции и немало поспособствовали повороту исторического колеса, когда на престол взошла Елизавета.
Чуть в стороне от места казни сейчас стоит монумент мученикам за веру. Снимок не мой, к сожалению, я стащил его с Википедии. Монумент очень выразителен, но я его лично не видел, потому что просто не знал, на что смотреть. Этот монумент появился относительно недавно, в 1853 году: дело в том, что и католики, и протестанты до сих пор ломают копья вокруг истории англиканской церкви, и было невозможно увековечить память протестантских мучеников без того, чтобы это не рассматривалось католической частью населения в качестве государственной пропаганды.
Фигура высоко на балконе церкви Девы Марии изображает Томаса Кранмера в сане архиепископа. Отсюда он смотрит на великолепные виды Оксфорда.
Семья Кранмера пережила его страдания относительно благополучно. Большую часть жизни они жили врозь. Кранмер смог признать существование жены и двух детей только после смерти Генриха VIII, когда были фактически разрешены браки для протестантских священников. Тесное переплетение личных мотивов и общественных вызовов всегда удивляло меня в подобных историях. Пошла бы история по тому же направлению, если бы Томаса Кранмера не мучили личные разногласия с догматами католической церкви? Нет ответа, разумеется. Незадолго до ареста Кранмер опять отправил жену и детей в Германию. Только после воцарения Елизаветы семья Кранмера вернулась в Англию. Так получилось, однако, что дальнейших потомков у Томаса Кранмера не было, и род его прервался на детях.
Начиная с 1559 года, когда в среде английской эмиграции вышла книга о процессе над тремя священниками, протестантская пропаганда преподносит Томаса Кранмера как мученика за веру. Напротив, пропаганда католическая считает его подлым оппортунистом, беспринципным пособником тирану, не имевшим твердых убеждений, слабым человеком, плывущим по течению. Объективные историки отмечают его огромный вклад в дело реформации, субъективные подчеркивают, что само это дело суть совпадение случайностей типа опрометчивой женитьбы по страстной любви и неудач короля-деспота на сексуальном фронте. Здесь нет четких ответов и правильных мнений.