Работа над ошибками
Обычно, когда говорят, что на ошибках следует учиться, имеют в виду простейший вариант: посмотри, как он делает, и никогда так не делай, а то будет с тобой то же, что с ним.
Это разумный подход, и он сохранял жизнь нашим предкам бесчисленное количество раз. Но для настоящего исследователя ошибки могут и сами по себе представлять немалый интерес. Более того - из них можно добыть информацию, какую больше никак не получишь.
И вот почему.
Разумные, вменяемые, адекватные действия зависят от поставленной цели и имеющихся средств. А значит, по ним ничего не получится сказать о том, кто их совершает. Ну, если не считать того, что он способен на разумные вменяемые действия - что тоже не так уж мало.
А вот действия НЕразумные, НЕвменяемые и НЕадекватные всегда вызваны внутренними косяками и тараканами действующего, кто бы он ни был. Следовательно, изучая ошибки, мы можем много узнать о внутреннем устройстве и деятельности даже тех вещей, внутрь которых невозможно заглянуть никаким способом.
В первую очередь это, конечно, касается величайшей загадки вселенной - нашего собственного сознания.
Начнем с дороги. Любой, кто провел несколько лет за рулем - или хотя бы на пассажирском сиденье справа - знает, что хорошие водители все примерно одинаковы, а вот плохие делятся на две основные категории: «козел» и «овца». Род номинации зависит от пола номинируемого: мужчина крайне редко совершает «овечные» ошибки, а женщина почти никогда не попадает в категорию «козлов».
Опытный водитель никогда не перепутает козла с овцой даже в машине с тонированными стеклами. Уж очень по-разному они себя ведут.
Овца сосредоточена на том, что ей нужно сделать прямо сейчас. Она маневрирует так, как будто на дороге больше никого нет. При этом овца искренне уверена, что у остальных тоже есть глаза, и потому, если они вовремя не заметили ее и не успели увернуться, то это исключительно их вина и их проблема.
Козел, напротив, ни на секунду не забывает, что он на дороге не один... и никому другому не даст забыть о своем собственном существовании. Все, что он делает, он делает демонстративно, напоказ. Даже если не гонит зигзагом, огибая остальных, как столбики для слалома, а наоборот, тихо сяпает по крайней левой полосе со скоростью сорок километров в час. Действия козла на дороге - всегда вызов, и если его кто-то принимает, козел страшно злится.
То же самое проявляется и в другой среде обезличенного общения - в интернете. Умный человек не имеет пола. Если вы общаетесь письменно, да еще и по-английски, где у глаголов прошедшего времени нет рода, то можно и вовсе не догадаться, мужчина твой собеседник или женщина. А вот глупость строго дифференцирована, и отличить дурака от дуры можно порой даже по интонациям.
Когда-то Зигмунд Фрейд, исследуя неврозы, обнаружил, что человек не осознает изрядную часть собственного ума. Причем это не какая-то малозначительная периферия, на которую можно не обращать внимания, а наоборот - основа, которая влияет и на мысли, и на желания, и на принимаемые решения. Неврозы просто заставляют неосознанное выходить наружу и принимать заметный облик. И если бы не они, мы могли бы и сейчас не знать о могучей силе бессознательного.
Кстати, исследования психических болезней помогли еще лучше понять различия между мужской и женской душой. К сожалению, изучать пациентов-женщин было в психологии и психиатрии как-то не принято. Поэтому мы только в последние годы узнали, насколько сильно отличаются в мужском и женском вариантах такие недуги, как депрессия и аутизм. Собственно, до того считалось, что первым страдают почти одни только женщины, а второе - наоборот, бич только сильного пола.
Работа над ошибками помогла и специалистам по искусственному интеллекту.
Долгое время они бились над вопросом: как гроссмейстер анализирует положение на шахматной доске? Ум человека не в состоянии перебирать ходы и возможности, как это делает программа - и все равно раз за разом программа проигрывала живому игроку.
Провели опыт. Испытуемым показывали доску, где были расставлены фигуры, а затем просили по памяти воспроизвести их положение. На половине досок фигуры стояли как попало, на остальных - это были острые моменты из реальных шахматных партий. На две группы делились и подопытные: в одной были люди, незнакомые с шахматной игрой, в другой - профессионалы.
Экспериментаторы говорили подопытным, что это исследование образной памяти. Но на самом деле они смотрели не на тех, кто все делал правильно, а на тех, кто ошибался.
Обычные люди, как правило, просто ставили фигуру не на ту клетку, путали короля и ферзя и так далее. Так же ошибались и настоящие шахматисты - но только если положение фигур было случайным. Стоило на доске оказаться реальной позиции, как ошибки гроссмейстеров резко менялись.
Мастер мог поставить вообще все фигуры не туда, где они стояли - но при этом сохранить общую ситуацию. Грубо говоря, там, где не-шахзматист видел черного слона на Е4, гроссмейстер видел угрозу белой ферзевой пешке и перекрытие инициативы на левом фланге с перспективой мата в три хода. Именно это он и пытался воспроизвести по памяти.
Оказалось, что шахматное мастерство не зря называют грамотностью. Оно действительно сродни умению быстро читать, когда человек уже не видит отдельных букв, а воспринимает целиком все слово, а то и кусок фразы. Поэтому быстрые чтецы - плохие коректоры: они чаще всего не замечают опечаток. Поднимите руку те, кто с первого прочтения увидел опечатку в предыдущей фразе.
Но самые загадочные ошибки до сих пор ставят исследователей психологии в тупик.
Взять хоть то, как работает наша память. Обычно считается, что запомненное хранится там, как будто запись на пленке. Если что-то забыто, оно изглаживается и исчезает, как если бы мы вообще этого не знали.
Но как тогда объяснить чувство, знакомое буквально каждому человеку: «я что-то забыл, но не помню, что именно»? Вы сидите и отчаянно пытаетесь вспомнить: как же звали ту симпатичную девушку? Даша? Нет... Ира? Нет... Настя? Да, точно! Настя!
А ведь чтобы можно было вот так, сразу, узнать правильный ответ, он должен где-то храниться в памяти - иначе с чем сравнивать догадки? Получается, что вы помнили это имя, но при этом не могли его вспомнить. Что-то в уме, что отвечает за память, решило почему-то не выдавать его сознанию, а вместо этого поиграть с ним в угадайку.
Дальше - больше. Ученые, которые обожают проводить бесчеловечные опыты над студентами второго курса факультета психологии, заставляли их запоминать ряды случайных чисел. Испытуемым называли общий процент верно угаданного, но не сообщали, в чем именно они ошиблись. Это важно.
Выяснилось при этом много интересного: например, если пять чисел человек запомнил с пяти повторений, то на шесть чисел ему понадобится не шесть, а десять повторений, а на семь - уже пятнадцать-двадцать.
Но главное открытие было вот в чем. Предположим, что в первой последовательности встретилось число 138, а вместо него испытуемый назвал 134, или 128, или еще что-то. Так вот. Если в следующей последовательности тоже оказывалось это число, то человек, как правило, ошибался в нем снова. Только через три-четыре серии чисел этот эффект как бы выветривался.
Это уже совсем не лезло ни в какие рамки. Получалось, что числа, прежде чем человек их увидит и осознает, проходят через какой-то неосознаваемый внутренний фильтр. Он способен распознать число, убедиться, что оно такое же, как то, на котором в прошлый раз споткнулись, и принять решение, что следует ошибиться и еще разочек.
И кто, спрашивается, в голове главный после этого?
Вот какие открытия может принести обычная работа над ошибками.
Это разумный подход, и он сохранял жизнь нашим предкам бесчисленное количество раз. Но для настоящего исследователя ошибки могут и сами по себе представлять немалый интерес. Более того - из них можно добыть информацию, какую больше никак не получишь.
И вот почему.
Разумные, вменяемые, адекватные действия зависят от поставленной цели и имеющихся средств. А значит, по ним ничего не получится сказать о том, кто их совершает. Ну, если не считать того, что он способен на разумные вменяемые действия - что тоже не так уж мало.
А вот действия НЕразумные, НЕвменяемые и НЕадекватные всегда вызваны внутренними косяками и тараканами действующего, кто бы он ни был. Следовательно, изучая ошибки, мы можем много узнать о внутреннем устройстве и деятельности даже тех вещей, внутрь которых невозможно заглянуть никаким способом.
В первую очередь это, конечно, касается величайшей загадки вселенной - нашего собственного сознания.
Начнем с дороги. Любой, кто провел несколько лет за рулем - или хотя бы на пассажирском сиденье справа - знает, что хорошие водители все примерно одинаковы, а вот плохие делятся на две основные категории: «козел» и «овца». Род номинации зависит от пола номинируемого: мужчина крайне редко совершает «овечные» ошибки, а женщина почти никогда не попадает в категорию «козлов».
Опытный водитель никогда не перепутает козла с овцой даже в машине с тонированными стеклами. Уж очень по-разному они себя ведут.
Овца сосредоточена на том, что ей нужно сделать прямо сейчас. Она маневрирует так, как будто на дороге больше никого нет. При этом овца искренне уверена, что у остальных тоже есть глаза, и потому, если они вовремя не заметили ее и не успели увернуться, то это исключительно их вина и их проблема.
Козел, напротив, ни на секунду не забывает, что он на дороге не один... и никому другому не даст забыть о своем собственном существовании. Все, что он делает, он делает демонстративно, напоказ. Даже если не гонит зигзагом, огибая остальных, как столбики для слалома, а наоборот, тихо сяпает по крайней левой полосе со скоростью сорок километров в час. Действия козла на дороге - всегда вызов, и если его кто-то принимает, козел страшно злится.
То же самое проявляется и в другой среде обезличенного общения - в интернете. Умный человек не имеет пола. Если вы общаетесь письменно, да еще и по-английски, где у глаголов прошедшего времени нет рода, то можно и вовсе не догадаться, мужчина твой собеседник или женщина. А вот глупость строго дифференцирована, и отличить дурака от дуры можно порой даже по интонациям.
Когда-то Зигмунд Фрейд, исследуя неврозы, обнаружил, что человек не осознает изрядную часть собственного ума. Причем это не какая-то малозначительная периферия, на которую можно не обращать внимания, а наоборот - основа, которая влияет и на мысли, и на желания, и на принимаемые решения. Неврозы просто заставляют неосознанное выходить наружу и принимать заметный облик. И если бы не они, мы могли бы и сейчас не знать о могучей силе бессознательного.
Кстати, исследования психических болезней помогли еще лучше понять различия между мужской и женской душой. К сожалению, изучать пациентов-женщин было в психологии и психиатрии как-то не принято. Поэтому мы только в последние годы узнали, насколько сильно отличаются в мужском и женском вариантах такие недуги, как депрессия и аутизм. Собственно, до того считалось, что первым страдают почти одни только женщины, а второе - наоборот, бич только сильного пола.
Работа над ошибками помогла и специалистам по искусственному интеллекту.
Долгое время они бились над вопросом: как гроссмейстер анализирует положение на шахматной доске? Ум человека не в состоянии перебирать ходы и возможности, как это делает программа - и все равно раз за разом программа проигрывала живому игроку.
Провели опыт. Испытуемым показывали доску, где были расставлены фигуры, а затем просили по памяти воспроизвести их положение. На половине досок фигуры стояли как попало, на остальных - это были острые моменты из реальных шахматных партий. На две группы делились и подопытные: в одной были люди, незнакомые с шахматной игрой, в другой - профессионалы.
Экспериментаторы говорили подопытным, что это исследование образной памяти. Но на самом деле они смотрели не на тех, кто все делал правильно, а на тех, кто ошибался.
Обычные люди, как правило, просто ставили фигуру не на ту клетку, путали короля и ферзя и так далее. Так же ошибались и настоящие шахматисты - но только если положение фигур было случайным. Стоило на доске оказаться реальной позиции, как ошибки гроссмейстеров резко менялись.
Мастер мог поставить вообще все фигуры не туда, где они стояли - но при этом сохранить общую ситуацию. Грубо говоря, там, где не-шахзматист видел черного слона на Е4, гроссмейстер видел угрозу белой ферзевой пешке и перекрытие инициативы на левом фланге с перспективой мата в три хода. Именно это он и пытался воспроизвести по памяти.
Оказалось, что шахматное мастерство не зря называют грамотностью. Оно действительно сродни умению быстро читать, когда человек уже не видит отдельных букв, а воспринимает целиком все слово, а то и кусок фразы. Поэтому быстрые чтецы - плохие коректоры: они чаще всего не замечают опечаток. Поднимите руку те, кто с первого прочтения увидел опечатку в предыдущей фразе.
Но самые загадочные ошибки до сих пор ставят исследователей психологии в тупик.
Взять хоть то, как работает наша память. Обычно считается, что запомненное хранится там, как будто запись на пленке. Если что-то забыто, оно изглаживается и исчезает, как если бы мы вообще этого не знали.
Но как тогда объяснить чувство, знакомое буквально каждому человеку: «я что-то забыл, но не помню, что именно»? Вы сидите и отчаянно пытаетесь вспомнить: как же звали ту симпатичную девушку? Даша? Нет... Ира? Нет... Настя? Да, точно! Настя!
А ведь чтобы можно было вот так, сразу, узнать правильный ответ, он должен где-то храниться в памяти - иначе с чем сравнивать догадки? Получается, что вы помнили это имя, но при этом не могли его вспомнить. Что-то в уме, что отвечает за память, решило почему-то не выдавать его сознанию, а вместо этого поиграть с ним в угадайку.
Дальше - больше. Ученые, которые обожают проводить бесчеловечные опыты над студентами второго курса факультета психологии, заставляли их запоминать ряды случайных чисел. Испытуемым называли общий процент верно угаданного, но не сообщали, в чем именно они ошиблись. Это важно.
Выяснилось при этом много интересного: например, если пять чисел человек запомнил с пяти повторений, то на шесть чисел ему понадобится не шесть, а десять повторений, а на семь - уже пятнадцать-двадцать.
Но главное открытие было вот в чем. Предположим, что в первой последовательности встретилось число 138, а вместо него испытуемый назвал 134, или 128, или еще что-то. Так вот. Если в следующей последовательности тоже оказывалось это число, то человек, как правило, ошибался в нем снова. Только через три-четыре серии чисел этот эффект как бы выветривался.
Это уже совсем не лезло ни в какие рамки. Получалось, что числа, прежде чем человек их увидит и осознает, проходят через какой-то неосознаваемый внутренний фильтр. Он способен распознать число, убедиться, что оно такое же, как то, на котором в прошлый раз споткнулись, и принять решение, что следует ошибиться и еще разочек.
И кто, спрашивается, в голове главный после этого?
Вот какие открытия может принести обычная работа над ошибками.