Человек-дерево
Этой метафорой со мной поделился очень дорогой мне друг, прошедший длинный путь изменений в своей жизни. Спасибо, Саша, за возможность выразить твоими образами то, что мне кажется очень важным.
Однажды, на свет появилось дерево. Допустим, это был тополь. Или ясень.
Это дерево родилось в одном Питерском дворе на Московском проспекте, где огромные сталинские дома стоят буквой "П" и затеняют и без того невеселые питерские пейзажи.
И вот, во дворе такого дома, родился тополь.
Почему он родился именно там - тут уж никто точно не знает, то было уникальное стечение обстоятельств.
Шли годы, тополь подрастал, становился выше. Но это происходило так медленно, что он этого не замечал. Он только изредка констатировал, оглядывая себя: "О, у меня появилась новая ветка!".
Его корни с каждым годом становились все больше, он становился все более устойчивым. Он никогда не видел свои корни, как и себя самого - перед деревьями не ставят же зеркал, что бы они в них смотрелись. Но он чувствовал, как с каждым годом он становится все тяжелее, конями может дотягиваться до разных мест в почве и обращаться к земле или небу, что бы получать необходимые питательные вещества.
Его кони уходили все глубже, он нащупывал ими почву, тянулся и брал из земли то, что считал для себя полезным.
Его ветви раскидывались с каждым годом все пышнее, ствол становился массивнее, и с годами он стал не просто веточкой, которая нагибается от ветра, которую сломать легко, которую убить легко. Он стал большим красивым деревом, в тени которого можно было прятаться от солнца, вокруг которого играла детвора. Он поглощал шум города, отдавал кислород, поглащал углекислый газ, становился домом для других живых существ - насекомых, птиц, животных. В общем, тополь этот был деревом как деревом.
Когда в Питер приходила осень, он впадал в депрессию. Все его процессы замедлялись, расти ему было неинтересно и холодно, он сбрасывал листья, и единственное, что его интересовало - изоляция от мира. Он только и мечтал, что бы быть засыпанным толстым слоем снега, прячущим его от мира. И терпел, когда шли холодные осенние дожди и дул ледяной ветер.
В такие периоды он думал "В чем смысл моей жизни? Все тлен. Почти со всех сторон непроницаемая кирпичная стена, и лишь с одной стороны есть свет. И то, лишь тогда, когда появляется солнце.
Я хотел бы, быть может, быть дубом. Но я не дуб, я тополь. Мой пух у некоторых людей вызывает аллергию, а кто-то ему радуется.
Я хотел бы, быть может, избавиться от своего одиночества и срастись с какой-нибудь симпатичной березой, что бы она побывала на моем месте, что бы то, что я могу про себя рассказать, смог бы кто-нибудь почувствовать. Но я - тополь. Стою тут один и так было всегда, и так будет всегда. Этот мир ужасен - кругом кирпичная стена. Все тлен".
Так было много лет. С небольшими промежутками на питерское лето, с небольшими передышками радости от замечания новых веток. С внутренним ощущением сытости, когда корни дотягивались до чего-нибудь питательного.
Но однажды, когда тополь стал не просто деревом, когда он стал огромным, видавшим виды деревом, все его представления о себе и мире изменились совершенно.
Так случилось от того, что однажды, когда он выходил из очередной депрессивной спячки и вновь тянулся к свету и солнцу, он вырос на столько, что он стал выше крыши того дома, во дворе которого он рос.
Он всю жизнь думал, что мир - это сплошная каменная стена почти со всех сторон. Что он один такой вот странный, и рядом нет похожих на него. Что он обречен. На вечное одиночество и поиск смысла.
Но в тот день он увидел, что за массивными стенами дома есть еще целый огромный мир!
Что, оказывается, если расти, пусть и незаметно совсем, то отнимающие свет стены, могут стать не просто серым унылым кирпичом, отнимающим свет, что, оказывается, они еще и одновременно, отличная защита от ветра. И если вырасти выше крыши этого дома, то можно увидеть верхушки других тополей.
Да, приблизиться к ним невозможно - каждое дерево растет на своем месте, питается из своей почвы, но само знание того, что есть "свои", что их можно видеть и перешептываться листьями, уже наполняло все существование тополя глубоким смыслом.
Когда он увидел все это так ясно и осознал, он понял, что всегда это знал. Но так, не внятно, корнями. Но тогда то были лишь смутные полуосознаваемые ощущения, на которых он пытался сосредоточиться, когда была депрессия.
Теперь же, он ясно знал это всем своим существом.
Жизнь его от этого не стала легче. Скорее, наоборот. Верхушку тополя безжалостно трепал ветер, особенно зимой. Ему теперь больше сил нужно было прикладывать, что бы расти дальше, что бы восстанавливаться после палящего солнца или урагана. Но это теперь не пугало так этот тополь. То знание, которое он приобрел за свою жизнь позволило ему спокойно принять свою старость и спокойно распространять его шелестом листьев на ветру.
* * *
Личностный рост - штука медленная. Свою душу нельзя увидеть в зеркале.
Путь личностного вызревания долог и, порой кажется, что ничего не меняется. Или меняется, но несущественно. И так продолжается до тех пор, пока личностная зрелость не достигнет того уровня, за которым становится очевидным разнообразие этого мира.
Пока стена невротических защит не перестанет защищать от того, что может оказаться непереносимым.
Не потому что мир непереносим. Но потому, что родившись в какой-либо среде к ней происходит творческое приспособление, под умным и пугающим названием "невроз". Или еще каким умным названием. Но сути это не меняет.
Суть в том, что когда приходит время, когда ресурсов накоплено достаточно, можно произвольно выбирать куда смотреть. И видеть то, что раньше было незаметно. И понимать про себя то, что раньше вроде бы и знал про себя, но как-то невнятно.
Это ни разу не упрощает жизнь. Однако, это позволяет быть счастливее.
Такие дела.