Три Парки (18): Лоно вызревания. Кризис 1980-81. Имя "Герман". Небесная мастерская
Итак, мы наконец завершили вираж, вклинившийся в чтение-обсуждение книги "Три Парки", целиком написанной в 2016-2017 - сей вираж длился 5 лет, с февраля 2019 по февраль 2024, и составляющие его тексты охватывают-обрисовывают также 5 лет, с 1976 по 1981, то есть период нашей жизни-с-альтеррой до Первого Кризиса.
Теперь мы продолжим выкладывать книгу "Три Парки" так, как она была написана в 2017 - но, конечно же, интересно будет дополнять её нынешними размышлениями, поскольку за эти пять-семь лет всё сильно изменилось.
В главе 18, которую выкладываем сейчас, этот же самый период-вплоть-до-Первого-Кризиса обрисован всего на трёх страницах, ибо в структуре книги подразумевается довольно стремительное, без особого расползания, движение от истоков к устью -
так что желающие могут на выбор либо ограничиться чтением этих трёх страниц-2017 - либо в соответствии с оглавлением проекта "Три Парки" читать ряд постов, выложенных в феврале-2024.
Ну а теперь поехали! -
Три Парки (18): Лоно вызревания. Кризис 1980-81. Имя "Герман". Небесная мастерская
Продолжение собственно книги "Три Парки".
Предыдущая часть - вот здесь.
* * *
...погрузиться в жизнь ЗА на совершенно новом уровне - после чего ужас поддельного зеркала исчез, отпустив меня на несколько лет.
На несколько критично важных лет, за которые мне таки удалось дозреть.
С высоты шестого десятка понимаю, что мы с Татой смогли дать друг другу то самое лоно приятия, лоно вызревания, которого кровно не хватало обоим: я выходил в никуда из рассыпающегося в прах яйца, Тата изнемогала от нарастающей несообразности её жизненным запросам окружающего мира. Юные и хрупкие, мы отнюдь не были букашками, которых буря соединила на влекомом стремниной листке - мы оба жаждали мироздания, чьи параметры записаны в сердце. Лишь целое мироздание могло дать нам вырасти в полный размер: и каждого по отдельности, и нас-обоих вместе.
Никогда не забуду как в первый раз ехал в Дом Таты, на её день рождения осенью 1975, уже после того как мы совершили погружение втроём. Трамвай шёл долго-долго, фактически через весь город, я держался у водительской кабины чтоб глядеть вперёд и умирал от волнения, понимая, что вот сейчас моя жизнь меняется необратимо: до сего дня мы с Татой встречались как в открытом космосе, одно небесное тело с другим - а теперь наши миры соединяются, я вхожу в Дом её родителей, чтобы принять их той же любовью, какую питает она. Страх и ужас - до озноба, до подкашивающихся ног, до дурноты! - и одновременно ясность, отрешённость, покой: свершилось. Всё главное уже произошло. Перед глазами, в осенних лучах солнца, Татин профиль: ангел мой с золотыми глазами и волосами! - локса моя, дорога моя, моя вселенная.
Первые несколько лет, до кризиса 1980-81, я предельно чётко понимал, что если нас разлучат, я не смогу жить, что не равнозначно "физически умру", но может привести именно к этому: я не смог бы тогда без Таты жить дома, на ЗА, как минимум не смог бы жить собой, не справился бы с двойной нагрузкой (божество + существо) - а будучи разлучён с самим собой, мог бы не выжить и чисто телесно. Ну а если б ментальные структуры опять порушились, как после "Зеркала" - кто возродился бы в этих останках, если б возродился?.. вот уж не факт, что этот кто-нибудь был бы мной.
Кризис 1980-81 выявил, что я могу держать мир один, а стало быть, Тата вполне свободна уйти, если хочет; нам было изматывающе тяжело, но кристально ясно, что никакой недобровольности быть не должно - любая ложь грозит лишить нас всего. Всё рушилось, но оставалась память; можно закрыть эпоху, положить разделительную черту и благодарно вспоминать всё что было, всё что состоялось - если только нету лжи, потому что ложь, неизбежно ввергающая в бред, эту возможность отнимает: размывает реальность, лишает силы прошлое, отравляет саму основу бытия. Ужас поддельного зеркала выползал из теснин, глумливо клубясь; нужно было поставить ему предел. Мы расцепили руки и встали в рост лицом к лицу, глаза в глаза, мы сказали друг другу, что отпускаем! - развернулись спина к спине, сделали пару шагов туда, пару назад - а потом развернулись опять лицом к лицу и пошли навстречу, вновь протягивая друг другу руки. Мы сказали друг другу, что не хотим терять ни друг друга, ни общий дом! - Тата сказала, что не оставит меня ради здешнего мира, не променяет на здешний мир меня и ЗА, ну а я сказал, что не оставлю её ради моей родины, не променяю её и здешний мир на ЗА. Мы в очередной раз осознали, что строим Дом, который объемлет оба наших мира - и что этот Дом есть главная наша драгоценность.
Несмотря на то что период 1975-80 был полон бурь и гроз (это касалось жизни на ЗЗ и на ЗА в равной мере), его можно уподобить тугому, набухающему бутону - всё самое важное происходило внутри, невидимое миру, непонятное даже нам самим. Это была эра блаженного слияния, после которой мы оба родились заново, уже иными; нельзя сказать, что мы не конфликтовали, не страдали от взаимонепонимания, не выясняли отношений - наоборот, всё это было и ещё как было! - но в самом главном мы опирались друг на друга, были друг для друга почвой и корнями, воздухом и светом, источником сил и простором для роста. Не случайно на ЗА это был период жизни в качестве Тринадцатой Тройки: несмотря на сложности управления тремя телами одновременно, нам с Татой не хотелось терять двойного контроля над телесностью - всё, что делалось-мыслилось-переживалось, происходило на "мы", вплоть до самых интимно-тонких моментов.
Сепарация наступила не враз, лепестки разворачивались-разделялись постепенно, наполняясь соком, обретая свои формы, свои цвета; Тата набирала силу в качестве эис, раскидываясь над просторами ЗА золотым рассветом новой жизни - локса моя, дорога моя, моя вселенная!.. - ну а я, соответственно, укреплялся в самтельности. Сей процесс завершился переходом к одному телу и сменой имени, что на ЗА традиционно означает смену модуса бытия; я перестал называться Тринадцатой Тройкой и взял имя Герман.
Почему Герман? почему не Кир/Кира, как на ЗЗ и как вначале, когда Тринадцатую составляли реально трое?.. Не скажу чтобы мне вообще не нравилось землездешнее имя - я привык, хотя всегда веселился, что уменьшительное длиннее простого, у всех Татьяна-Таня / Александр-Саня, а у меня Кир/Кира - Кирынька, в крайнем случае Кируша; скорее мне казалось важным отделить новую жизнь от прежней, статус на ЗА - от статуса на ЗЗ. Имя "Кир", означающее "господин, правитель", пусть останется для ЗЗ как напоминание о том, что я никому не должен уступать над собою власть; на ЗА я и так самовластен - а ни над кем иным властвовать не хочу. Хочу быть в братстве столь же автономных, как я сам, способных драться и обниматься, открываться и принимать друг друга не со взаимными умолчаниями, а в полноте. Хочу быть Германом! - имя "Герман" может прочитываться как "честный", может прочитываться как "воин", это имя обыденно-значимо для ЗА-шной истории как какие-нибудь Хильберт, Ханс или Арий ("Герман, Норман и Арман - йэхх, бездонный их карман", дадада:)) Достоин ли я зваться "честный", достоин ли зваться "воин"? - а, плевать! - достоин ли не достоин сейчас, хочу! - и, значит, буду.
Помимо прочего я ощущал, что имя "Герман" ближе к папиному, чем "Кир", ведь имя "Юрий" происходит от "Георгий", как бы общее "Ге-р" в начале, вдобавок Германом звали одного из папиных друзей детства - я никогда не видел его, не представлял, но родственной нежности к имени сие добавляло. Я впадал в возбуждение, когда по радио трагически пелось "уж полночь близится, а Германа всё нет", и в люто-бешеный восторг, когда Папа Юра шутя напевал "уж Герман близится, а полночи всё нет" - воспринимая перевёртыш как акт преодоления, торжество взамен катастрофы. Я томился и изнывал, я катал это имя на языке - приручал, трепеща, вдруг не примется, не приживётся!.. - пока в некоторый момент, выдохнув, не назвал себя Германом при очередном новом знакомстве. Это было в преддверии достославного суда, на котором была провозглашена Черта Мира, обнуляющая старые счёты - без забвения обид, без запрятывания преступлений под коврик, наоборот, со взаимным прилюдным объявлением, кто перед кем чем виноват, но - со взаимным принятием, с признанием взаимной нужности, не-лишности никого никому: мы все братья, дети нашей земли, мы необходимы и желанны друг другу - каждый каждому, все - всем. На судебном процессе я был поименован Германом и в таковом качестве оправдан в компании других беспредельщиков, моих друзей и врагов; начиналась эра открытой и легитимной деятельности - очередной этап воплощения принципов Атлантики, осуществляющей своё вечное свидетельство о том, что
Нелюбимых - не бывает;
не прекрасных - не бывает;
никому не нужных - не бывает!
Пришёл - живи, ты равен и любим;
Пришёл - живи, и жить давай другим.
Провозгласивший Черту Мира судебный процесс пришёлся по землездешнему счёту на лето 1981, когда мы с Татой уже вышли из кризиса с победой - однако ещё до выхода, тяжёлой зимой, мы уже начали разворачивать соответствующую деятельность и здесь, на ЗЗ. Несмотря на горечь угрозы разрыва, на тёмную невнятность перспектив - я не мог не чувствовать, что процесс дозревания произошёл и что, стало быть, я могу войти в здешнюю жизнь преисполненным сил ЗА. Разумеется, я ничуть не рассчитывал на проявление разведческих абилок, за исключением опыта поиска, работы с памятью; меня занимало не сражение, не наука - совсем другое. Говоря нынешним языком, той зимой мы с Татой затеяли создать сообщество травматиков, ищущих и обретающих себя-в-полноте посредством творчества - причём делали ставку не на один вид искусства, а на совокупность видов, не на один социальный круг, а на совокупность представителей разных кругов - и, что самое важное, не на отдельных гениев, а на то, что в создаваемом сообществе каждый сумеет выразить себя в тех формах, какие подходят лично ему. Мы надеялись общими усилиями выстроить систему "воздушных мостов" между существами, которые "природно" разделены и не понимают друг друга, взаимно познакомить их с творчеством друг друга, вовлечь всех в процесс созидания этой "небесной мастерской", "вернисажа-на-облаках" - и таким образом дать каждому из участников шанс раскрыться новым, неожиданным для себя образом.
Практически обстояло так. Мы познакомились с группой ребят из архитектурного техникума, которые рисовали, играли на инструментах и пели, притом делали всё это совершенно иначе, чем люди привычного нам круга; мы увидели, что, кажется, это как раз то, чего не хватает компании, которую мы до того уже собрали (вокруг нас были отчасти поэты-художники, отчасти диссиденты, отчасти просто мятущиеся души, в основном наши сверстники, кое-кто младше) - принялись устраивать взаимное знакомство, тут-то идея "небесной мастерской" нас и осенила. Мы взялись издавать рукописный журнал "Просвет" с картинками и текстами, устраивать квартирники с выступлениями и лекциями друг для друга по самым разным вопросам; параллельно шли постоянные дискуссии - кто каких убеждений держится, кто какие стратегии практикует, кто про кого что думает - это было временами крайне болезненно и напряжённо, однако безумно интересно и давало много пищи для роста. Образы такого сообщества мы видели не только у себя дома на ЗА, но и здесь на ЗЗ, у того же Лейкина: полное приятие плюс честность, не взаимные похвалы кукушки с петухом, не пресловутая вежливость, отрада лицемеров - а близость и открытость, то есть отношения не между чужими, посторонними, а такие, которые связывают детей одного Дома.
Ещё раз повторю, мы ставили своей задачей не огранку талантов, не оттачивание мастерства - мы хотели создать пространство общения, в котором каждый сможет раскрыться перед собой и другими как личность. Рисунки, тексты, песни нужны были для того, чтобы видеть в них самого себя и другого, чтобы приглашать друг друга в странствия по просторам души - отъятые же от живых авторов оттиски-слепки, в которых каждый может усматривать что ему заблагорассудится, употреблять для своей услады как рыночную любовь, нас не интересовали ничуть. Так было тогда, так обстоит и теперь, именно потому мы занимаемся альтерризмом и альтерристикой, а не искусством.
Развал проекта был неизбежен: нас было слишком мало и собрались мы слишком случайно, чтобы реально можно было долго идти в одном направлении. Все разошлись, каждый в свою сторону, не исключая нас - мы с облегчением сняли с себя держание сообщества, из которого народ повырос кто куда, и занялись своими делами, изрядно накопившимися и на ЗА, и на ЗЗ. Много лет спустя мы неоднократно слыхали, что бывшие собратья поминают распавшийся круг добром, потому что успели получить нечто важное - стало быть, затея была не напрасной, так же как и другие, более поздние подобные наши проекты.
Я рассказываю об этом потому, что вижу в сей деятельности образ Дома - нашего Дома, объемлющего ЗА и ЗЗ, Дома, чей образ активировали во мне Три Парки - ключи к которому есть внутренний лес и схватка, смех и братство, весёлый жар очага, где нелюбимых нет - а, стало быть, и отвращение к умолчанию, фальши, самообману, ко всем штуковинам, которые должны лишь защищать от боли, оберегая особо нежные места - а превращаются в удушливые перины и пелены, неумолимо залепляющие рот, застилающие зрение и слух - не позволяющие даже видеть друг друга, тем более принимать.
И вот тут я хочу отдельно поговорить о лжи.
Продолжение - в следующем посте.
* * *
И ещё несколько слов про имя Герман
Лишь теперь, уже вслед написанию сей книги, меня вдруг осенило, что имя "Герман" можно расценивать и как привет маме, а не только папе (хоть Мама Зоя и была абсолютно не в курсе, что я так зовусь): ассоциация "Герман - Германия". Разумеется, я понимал, что имя Герман бывает в немецком, при этом пишется иначе, с двойным "н" (как, собсно, в "Пиковой даме"), а я так не хотел - однако сама по себе связь "Герман - Германия, Германия - Мама Зоя" мне-юному даже в голову не приходила, да и самим словом "Германия" мы с мамой / мы в школе практически не пользовались - в ходу было "Дойчланд", а также "ГДР" и "ФРГ" (в русских и немецких сокращениях). Сколь странно осознавать, что единственное связующее звено между мною и мамиными надеждами, между мною и любовью всей маминой жизни - имя, свободно выбранное для жизни в другом мире, имя, которого она из моих уст не слышала и навряд ли захотела бы услышать!
Отмечу, что тема Германии и тема ЗА для меня-юного внезапно оказались связаны. После 9-го класса я в составе группы учеников нашей школы побывал в Германии (ГДР), куда изначально ехал с большой неохотой, не желая на месяц отрываться от Таты и наших дел на ЗА - но внезапно пережил потрясение: люди, принимавшие нас как гостей, были добрыми, весёлыми и щедрыми, не занудно-скукоженными взрослыми, к которым я привык в СССР - а живыми, любящими открытое общение, осыпавшими нас подарками и всевозможными объятиями:) А ведь я думал, что такие люди бывают только у нас дома, на ЗА! - радость, что здесь на ЗЗ тоже это возможно, придала мне сил и энтузиазма для попыток строить землездешнее общение, это оказалось очень важно для нас тогда.
Прикольное: уже взрослыми мы с Татой ржали, подставляя "германист" вместо "гармонист" в строчку песни про одинокую гармонь - "ты признайся, кого тебе надо, ты скажи, германист молодой" - почему не придумали этого раньше, в юные годы?!.. - тем более что песня сия была мне мила с раннего детства, хотя трактовал я её по-своему. Я был уверен, что она про героев истории "Кошкин Дом", что это старый Кот Василий ищет потерянных в суматохе пожара Тётю-Кошку с Племянниками-Котятами - бродит в потёмках, молодым его кличут по ошибке (не видя), гармонь мяучит, песня надрывная - но я знаю что найдёт, непременно найдёт, и дом они новый построят, так и в книжке и в мульте было, я помню!.. - образ Дома, образ восстановления Дома, вот что это значило для меня.
И ещё важное про имя Герман. В юные годы я слыхал только что оно значит "воин" (в случае если с двумя "н", но я переносил это и на одно-энный вариант) и "честный" в смысле "по-честному" (как Бабушкино "честно", которое не от "чести", а от "учёта" - при любой делёжке всё учесть, а не всех почтить) - а уже взрослым, в эпоху Инета, узнал о других значениях, которые меня тоже порадовали: "единоутробный, единокровный, близкий, родной, братский, настоящий, истинный, подлинный" (ну и про "воин/ воинственный" Инет мне подтвердил:)) И поди ж ты - всё ведь про Дом, про восстановление Дома-по-моим-ключам!..
* * *
Ну а теперь, наконец - ждите продолжения книги в следующем посте:)
Оглавление проекта "Три Парки" - вот здесь.
Теперь мы продолжим выкладывать книгу "Три Парки" так, как она была написана в 2017 - но, конечно же, интересно будет дополнять её нынешними размышлениями, поскольку за эти пять-семь лет всё сильно изменилось.
В главе 18, которую выкладываем сейчас, этот же самый период-вплоть-до-Первого-Кризиса обрисован всего на трёх страницах, ибо в структуре книги подразумевается довольно стремительное, без особого расползания, движение от истоков к устью -
так что желающие могут на выбор либо ограничиться чтением этих трёх страниц-2017 - либо в соответствии с оглавлением проекта "Три Парки" читать ряд постов, выложенных в феврале-2024.
Ну а теперь поехали! -
Три Парки (18): Лоно вызревания. Кризис 1980-81. Имя "Герман". Небесная мастерская
Продолжение собственно книги "Три Парки".
Предыдущая часть - вот здесь.
* * *
...погрузиться в жизнь ЗА на совершенно новом уровне - после чего ужас поддельного зеркала исчез, отпустив меня на несколько лет.
На несколько критично важных лет, за которые мне таки удалось дозреть.
С высоты шестого десятка понимаю, что мы с Татой смогли дать друг другу то самое лоно приятия, лоно вызревания, которого кровно не хватало обоим: я выходил в никуда из рассыпающегося в прах яйца, Тата изнемогала от нарастающей несообразности её жизненным запросам окружающего мира. Юные и хрупкие, мы отнюдь не были букашками, которых буря соединила на влекомом стремниной листке - мы оба жаждали мироздания, чьи параметры записаны в сердце. Лишь целое мироздание могло дать нам вырасти в полный размер: и каждого по отдельности, и нас-обоих вместе.
Никогда не забуду как в первый раз ехал в Дом Таты, на её день рождения осенью 1975, уже после того как мы совершили погружение втроём. Трамвай шёл долго-долго, фактически через весь город, я держался у водительской кабины чтоб глядеть вперёд и умирал от волнения, понимая, что вот сейчас моя жизнь меняется необратимо: до сего дня мы с Татой встречались как в открытом космосе, одно небесное тело с другим - а теперь наши миры соединяются, я вхожу в Дом её родителей, чтобы принять их той же любовью, какую питает она. Страх и ужас - до озноба, до подкашивающихся ног, до дурноты! - и одновременно ясность, отрешённость, покой: свершилось. Всё главное уже произошло. Перед глазами, в осенних лучах солнца, Татин профиль: ангел мой с золотыми глазами и волосами! - локса моя, дорога моя, моя вселенная.
Первые несколько лет, до кризиса 1980-81, я предельно чётко понимал, что если нас разлучат, я не смогу жить, что не равнозначно "физически умру", но может привести именно к этому: я не смог бы тогда без Таты жить дома, на ЗА, как минимум не смог бы жить собой, не справился бы с двойной нагрузкой (божество + существо) - а будучи разлучён с самим собой, мог бы не выжить и чисто телесно. Ну а если б ментальные структуры опять порушились, как после "Зеркала" - кто возродился бы в этих останках, если б возродился?.. вот уж не факт, что этот кто-нибудь был бы мной.
Кризис 1980-81 выявил, что я могу держать мир один, а стало быть, Тата вполне свободна уйти, если хочет; нам было изматывающе тяжело, но кристально ясно, что никакой недобровольности быть не должно - любая ложь грозит лишить нас всего. Всё рушилось, но оставалась память; можно закрыть эпоху, положить разделительную черту и благодарно вспоминать всё что было, всё что состоялось - если только нету лжи, потому что ложь, неизбежно ввергающая в бред, эту возможность отнимает: размывает реальность, лишает силы прошлое, отравляет саму основу бытия. Ужас поддельного зеркала выползал из теснин, глумливо клубясь; нужно было поставить ему предел. Мы расцепили руки и встали в рост лицом к лицу, глаза в глаза, мы сказали друг другу, что отпускаем! - развернулись спина к спине, сделали пару шагов туда, пару назад - а потом развернулись опять лицом к лицу и пошли навстречу, вновь протягивая друг другу руки. Мы сказали друг другу, что не хотим терять ни друг друга, ни общий дом! - Тата сказала, что не оставит меня ради здешнего мира, не променяет на здешний мир меня и ЗА, ну а я сказал, что не оставлю её ради моей родины, не променяю её и здешний мир на ЗА. Мы в очередной раз осознали, что строим Дом, который объемлет оба наших мира - и что этот Дом есть главная наша драгоценность.
Несмотря на то что период 1975-80 был полон бурь и гроз (это касалось жизни на ЗЗ и на ЗА в равной мере), его можно уподобить тугому, набухающему бутону - всё самое важное происходило внутри, невидимое миру, непонятное даже нам самим. Это была эра блаженного слияния, после которой мы оба родились заново, уже иными; нельзя сказать, что мы не конфликтовали, не страдали от взаимонепонимания, не выясняли отношений - наоборот, всё это было и ещё как было! - но в самом главном мы опирались друг на друга, были друг для друга почвой и корнями, воздухом и светом, источником сил и простором для роста. Не случайно на ЗА это был период жизни в качестве Тринадцатой Тройки: несмотря на сложности управления тремя телами одновременно, нам с Татой не хотелось терять двойного контроля над телесностью - всё, что делалось-мыслилось-переживалось, происходило на "мы", вплоть до самых интимно-тонких моментов.
Сепарация наступила не враз, лепестки разворачивались-разделялись постепенно, наполняясь соком, обретая свои формы, свои цвета; Тата набирала силу в качестве эис, раскидываясь над просторами ЗА золотым рассветом новой жизни - локса моя, дорога моя, моя вселенная!.. - ну а я, соответственно, укреплялся в самтельности. Сей процесс завершился переходом к одному телу и сменой имени, что на ЗА традиционно означает смену модуса бытия; я перестал называться Тринадцатой Тройкой и взял имя Герман.
Почему Герман? почему не Кир/Кира, как на ЗЗ и как вначале, когда Тринадцатую составляли реально трое?.. Не скажу чтобы мне вообще не нравилось землездешнее имя - я привык, хотя всегда веселился, что уменьшительное длиннее простого, у всех Татьяна-Таня / Александр-Саня, а у меня Кир/Кира - Кирынька, в крайнем случае Кируша; скорее мне казалось важным отделить новую жизнь от прежней, статус на ЗА - от статуса на ЗЗ. Имя "Кир", означающее "господин, правитель", пусть останется для ЗЗ как напоминание о том, что я никому не должен уступать над собою власть; на ЗА я и так самовластен - а ни над кем иным властвовать не хочу. Хочу быть в братстве столь же автономных, как я сам, способных драться и обниматься, открываться и принимать друг друга не со взаимными умолчаниями, а в полноте. Хочу быть Германом! - имя "Герман" может прочитываться как "честный", может прочитываться как "воин", это имя обыденно-значимо для ЗА-шной истории как какие-нибудь Хильберт, Ханс или Арий ("Герман, Норман и Арман - йэхх, бездонный их карман", дадада:)) Достоин ли я зваться "честный", достоин ли зваться "воин"? - а, плевать! - достоин ли не достоин сейчас, хочу! - и, значит, буду.
Помимо прочего я ощущал, что имя "Герман" ближе к папиному, чем "Кир", ведь имя "Юрий" происходит от "Георгий", как бы общее "Ге-р" в начале, вдобавок Германом звали одного из папиных друзей детства - я никогда не видел его, не представлял, но родственной нежности к имени сие добавляло. Я впадал в возбуждение, когда по радио трагически пелось "уж полночь близится, а Германа всё нет", и в люто-бешеный восторг, когда Папа Юра шутя напевал "уж Герман близится, а полночи всё нет" - воспринимая перевёртыш как акт преодоления, торжество взамен катастрофы. Я томился и изнывал, я катал это имя на языке - приручал, трепеща, вдруг не примется, не приживётся!.. - пока в некоторый момент, выдохнув, не назвал себя Германом при очередном новом знакомстве. Это было в преддверии достославного суда, на котором была провозглашена Черта Мира, обнуляющая старые счёты - без забвения обид, без запрятывания преступлений под коврик, наоборот, со взаимным прилюдным объявлением, кто перед кем чем виноват, но - со взаимным принятием, с признанием взаимной нужности, не-лишности никого никому: мы все братья, дети нашей земли, мы необходимы и желанны друг другу - каждый каждому, все - всем. На судебном процессе я был поименован Германом и в таковом качестве оправдан в компании других беспредельщиков, моих друзей и врагов; начиналась эра открытой и легитимной деятельности - очередной этап воплощения принципов Атлантики, осуществляющей своё вечное свидетельство о том, что
Нелюбимых - не бывает;
не прекрасных - не бывает;
никому не нужных - не бывает!
Пришёл - живи, ты равен и любим;
Пришёл - живи, и жить давай другим.
Провозгласивший Черту Мира судебный процесс пришёлся по землездешнему счёту на лето 1981, когда мы с Татой уже вышли из кризиса с победой - однако ещё до выхода, тяжёлой зимой, мы уже начали разворачивать соответствующую деятельность и здесь, на ЗЗ. Несмотря на горечь угрозы разрыва, на тёмную невнятность перспектив - я не мог не чувствовать, что процесс дозревания произошёл и что, стало быть, я могу войти в здешнюю жизнь преисполненным сил ЗА. Разумеется, я ничуть не рассчитывал на проявление разведческих абилок, за исключением опыта поиска, работы с памятью; меня занимало не сражение, не наука - совсем другое. Говоря нынешним языком, той зимой мы с Татой затеяли создать сообщество травматиков, ищущих и обретающих себя-в-полноте посредством творчества - причём делали ставку не на один вид искусства, а на совокупность видов, не на один социальный круг, а на совокупность представителей разных кругов - и, что самое важное, не на отдельных гениев, а на то, что в создаваемом сообществе каждый сумеет выразить себя в тех формах, какие подходят лично ему. Мы надеялись общими усилиями выстроить систему "воздушных мостов" между существами, которые "природно" разделены и не понимают друг друга, взаимно познакомить их с творчеством друг друга, вовлечь всех в процесс созидания этой "небесной мастерской", "вернисажа-на-облаках" - и таким образом дать каждому из участников шанс раскрыться новым, неожиданным для себя образом.
Практически обстояло так. Мы познакомились с группой ребят из архитектурного техникума, которые рисовали, играли на инструментах и пели, притом делали всё это совершенно иначе, чем люди привычного нам круга; мы увидели, что, кажется, это как раз то, чего не хватает компании, которую мы до того уже собрали (вокруг нас были отчасти поэты-художники, отчасти диссиденты, отчасти просто мятущиеся души, в основном наши сверстники, кое-кто младше) - принялись устраивать взаимное знакомство, тут-то идея "небесной мастерской" нас и осенила. Мы взялись издавать рукописный журнал "Просвет" с картинками и текстами, устраивать квартирники с выступлениями и лекциями друг для друга по самым разным вопросам; параллельно шли постоянные дискуссии - кто каких убеждений держится, кто какие стратегии практикует, кто про кого что думает - это было временами крайне болезненно и напряжённо, однако безумно интересно и давало много пищи для роста. Образы такого сообщества мы видели не только у себя дома на ЗА, но и здесь на ЗЗ, у того же Лейкина: полное приятие плюс честность, не взаимные похвалы кукушки с петухом, не пресловутая вежливость, отрада лицемеров - а близость и открытость, то есть отношения не между чужими, посторонними, а такие, которые связывают детей одного Дома.
Ещё раз повторю, мы ставили своей задачей не огранку талантов, не оттачивание мастерства - мы хотели создать пространство общения, в котором каждый сможет раскрыться перед собой и другими как личность. Рисунки, тексты, песни нужны были для того, чтобы видеть в них самого себя и другого, чтобы приглашать друг друга в странствия по просторам души - отъятые же от живых авторов оттиски-слепки, в которых каждый может усматривать что ему заблагорассудится, употреблять для своей услады как рыночную любовь, нас не интересовали ничуть. Так было тогда, так обстоит и теперь, именно потому мы занимаемся альтерризмом и альтерристикой, а не искусством.
Развал проекта был неизбежен: нас было слишком мало и собрались мы слишком случайно, чтобы реально можно было долго идти в одном направлении. Все разошлись, каждый в свою сторону, не исключая нас - мы с облегчением сняли с себя держание сообщества, из которого народ повырос кто куда, и занялись своими делами, изрядно накопившимися и на ЗА, и на ЗЗ. Много лет спустя мы неоднократно слыхали, что бывшие собратья поминают распавшийся круг добром, потому что успели получить нечто важное - стало быть, затея была не напрасной, так же как и другие, более поздние подобные наши проекты.
Я рассказываю об этом потому, что вижу в сей деятельности образ Дома - нашего Дома, объемлющего ЗА и ЗЗ, Дома, чей образ активировали во мне Три Парки - ключи к которому есть внутренний лес и схватка, смех и братство, весёлый жар очага, где нелюбимых нет - а, стало быть, и отвращение к умолчанию, фальши, самообману, ко всем штуковинам, которые должны лишь защищать от боли, оберегая особо нежные места - а превращаются в удушливые перины и пелены, неумолимо залепляющие рот, застилающие зрение и слух - не позволяющие даже видеть друг друга, тем более принимать.
И вот тут я хочу отдельно поговорить о лжи.
Продолжение - в следующем посте.
* * *
И ещё несколько слов про имя Герман
Лишь теперь, уже вслед написанию сей книги, меня вдруг осенило, что имя "Герман" можно расценивать и как привет маме, а не только папе (хоть Мама Зоя и была абсолютно не в курсе, что я так зовусь): ассоциация "Герман - Германия". Разумеется, я понимал, что имя Герман бывает в немецком, при этом пишется иначе, с двойным "н" (как, собсно, в "Пиковой даме"), а я так не хотел - однако сама по себе связь "Герман - Германия, Германия - Мама Зоя" мне-юному даже в голову не приходила, да и самим словом "Германия" мы с мамой / мы в школе практически не пользовались - в ходу было "Дойчланд", а также "ГДР" и "ФРГ" (в русских и немецких сокращениях). Сколь странно осознавать, что единственное связующее звено между мною и мамиными надеждами, между мною и любовью всей маминой жизни - имя, свободно выбранное для жизни в другом мире, имя, которого она из моих уст не слышала и навряд ли захотела бы услышать!
Отмечу, что тема Германии и тема ЗА для меня-юного внезапно оказались связаны. После 9-го класса я в составе группы учеников нашей школы побывал в Германии (ГДР), куда изначально ехал с большой неохотой, не желая на месяц отрываться от Таты и наших дел на ЗА - но внезапно пережил потрясение: люди, принимавшие нас как гостей, были добрыми, весёлыми и щедрыми, не занудно-скукоженными взрослыми, к которым я привык в СССР - а живыми, любящими открытое общение, осыпавшими нас подарками и всевозможными объятиями:) А ведь я думал, что такие люди бывают только у нас дома, на ЗА! - радость, что здесь на ЗЗ тоже это возможно, придала мне сил и энтузиазма для попыток строить землездешнее общение, это оказалось очень важно для нас тогда.
Прикольное: уже взрослыми мы с Татой ржали, подставляя "германист" вместо "гармонист" в строчку песни про одинокую гармонь - "ты признайся, кого тебе надо, ты скажи, германист молодой" - почему не придумали этого раньше, в юные годы?!.. - тем более что песня сия была мне мила с раннего детства, хотя трактовал я её по-своему. Я был уверен, что она про героев истории "Кошкин Дом", что это старый Кот Василий ищет потерянных в суматохе пожара Тётю-Кошку с Племянниками-Котятами - бродит в потёмках, молодым его кличут по ошибке (не видя), гармонь мяучит, песня надрывная - но я знаю что найдёт, непременно найдёт, и дом они новый построят, так и в книжке и в мульте было, я помню!.. - образ Дома, образ восстановления Дома, вот что это значило для меня.
И ещё важное про имя Герман. В юные годы я слыхал только что оно значит "воин" (в случае если с двумя "н", но я переносил это и на одно-энный вариант) и "честный" в смысле "по-честному" (как Бабушкино "честно", которое не от "чести", а от "учёта" - при любой делёжке всё учесть, а не всех почтить) - а уже взрослым, в эпоху Инета, узнал о других значениях, которые меня тоже порадовали: "единоутробный, единокровный, близкий, родной, братский, настоящий, истинный, подлинный" (ну и про "воин/ воинственный" Инет мне подтвердил:)) И поди ж ты - всё ведь про Дом, про восстановление Дома-по-моим-ключам!..
* * *
Ну а теперь, наконец - ждите продолжения книги в следующем посте:)
Оглавление проекта "Три Парки" - вот здесь.