"Здесь праздник навсегда - все отдано стихам!.."
***
Пока я вспоминал Тифлис,
Где дед, отец хлебнули лиха,
Росою сойки напились,
Уже созрела облепиха.
Клевать! Срывать! - шумят, зовут,
Взлетают птицы из-под кочек.
Осенней радостью живут...
А я смотрю в проёмы строчек.
Где пал, где похоронен был, -
Кромешный год пришёлся на год.
Утешусь вспархиваньем крыл
К созвездьям ярких жёлтых ягод...
Очередь за гонораром в “День Поэзии”
Тогда, устав от лет суровых,
Желая просвещенной слыть,
Россия граждан непутёвых
Своих решила подкормить.
Спешили мы со всей столицы,
Стояли, прислонясь к стене,
Свои выпрастывая лица,
Из-под заснеженных кашне.
Там “Юности” один из замов,
Стоял без кресла, просто так.
В углу угрюмо ждал Шаламов,
А Смеляков курил в кулак.
И шёл совсем не по ранжиру
Один поэт вослед другим.
Так начавший стареть Межиров
Был лишь за Самченко младым.
И Мориц бедную пугая
Ухмылкою грядущих мер,
Её в упор не замечая,
Стоял боксёр и браконьер.
И даже прямиком оттуда,
Вновь улетавшие туда,
Своих мехов являя чудо,
Там становились иногда.
В тот зимний день шутила муза,
Долистывая календарь.
Стоял там я, не член Союза,
За мной - Луконин, секретарь.
О, государственной заботы
Благословенные года.
И за недолгие щедроты
Мы благодарны навсегда.
ЛЁН ЛЕЖИТ
Солнце согреет, ветер остудит.
Тучи со всех сторон.
Лён полежит - и трудов с ним убудет, -
Росы истреплют лён.
Лён здесь по-прежнему в силе и в славе.
И рушником зимой
Вытрусь - увижу:
лежит по отаве
лён золотой!
СТИХИ НА ЗАМЕНУ СТАРОГО ЭЛЕКТРОСЧЁТЧИКА
Старый счётчик крутился, гудя по утрам,
На пороге больших перемен, -
Кипятильник шипел, покидая стакан,
И сушил твои волосы фен.
На любви экономили мы на двоих
И нам было светло в темноте.
Он считал киловатты тех бдений ночных
В коммунальной моей тесноте.
Самой лучшей из харьковских электробритв
Я наощупь водил по щекам.
И осталось за свет, что в годах тех горит,
Доплатить по последним счетам.
полностью - https://slovo32.ru/wp-content/uploads/2020/01/den-poezii-2019.pdf
ГОЛУБИНЫЙ ШУМ
Над площадью не слышно голубей.
В другом краю они летают шумно.
Я знаю голубятню - это храм
Огнепоклонников - воздвигнут на холме
Задолго до принятия христианства.
И вот уже остался храм без крыши,
И только стены с нишами вокруг,
Высокие, сухие и без окон.
С одной стены растет под небом куст,
А ниже стены, птицы и земля.
И вот приходит мой веселый друг,
Из ниш в кирпичных стенах он берет
Руками разноцветных голубей
И выше стен подбрасывает птиц,
И крылья расправляя на лету,
Они взлетают сразу в небесах!
И голуби летят, и крыльев плеск,
Трепещущий, просторный, очень сильный -
Когда-то так шумел святой огонь...
И там проходит время не бесследно -
Шум пламени стал шумом голубиным,
Мне кажется, на несколько веков.
А между тем, мой друг кричит, свистит,
И машет синим флагом на шесте,
Швыряет зерна щедрыми горстями,
И голуби переполняют храм...
Первая публикация "День поэзии 1972"
***
Вдоль улицы, где те же водостоки,
Фасады, камни - в тот же век жестокий.
Я следом шел лет через шестьдесят,
И видел в стеклах отраженный взгляд.
Мой прадед поставляет сбрую, седла,
Зажиточно живет, но не оседло.
В горах кипит имперская работа:
В ночь - кавалерия, а по утру - пехота.
Мир так несправедлив и неказист!
Всё изменить! - решает гимназист.
Для своего марксистского кружка
Способного найдет ученика.
Бунтарская свершилась небылица,
И мой отец уехал из Тифлиса.
Взгляд в прошлое вернулся, полный сглаза -
И вновь корпим над картами Кавказа.
Чугун ворот просел, засов ослаб,
В засадах времени не разобрался штаб...
***
Идет ХХ век,
И я иду в кино,
Потом на велотрек
На улице Камо.
Стрелял и отнимал,
Сжимая револьвер, -
И счастье приближал
Революционер.
Пройду Верийский спуск,
И мост через Куру.
Запомню наизусть,
Ни строчки не сотру.
И через двадцать лет
Возникнет смысл иной,
И засияет свет,
Рождаемый строкой.
Пока ж кружится лист,
Шин шелестящий звук,
И велосипедист
Дает за кругом круг.
Он давит вниз педаль,
Она взлетает вверх,
И приближает даль,
Готовит смену вех...
***
Всеми фибрами слова и звука -
как мелодия в ткани стиха -
мы с тобой ощущаем друг друга
глубже тела и слаще греха.
Эта беспрекословная близость,
что ломает мосты в резонанс,
прямо в воздух - как птицы с карнизов -
здесь взлетала еще прежде нас.
ОСЕННЯЯ ПРОГУЛКА
Как хорошо, что мы все вместе,
Что мы собрались и сидим.
О нашем доме и семействе
Мы говорим и говорим.
Как хорошо, что все здоровы
Что прекратился карантин.
А мой отец устал с дороги -
Он за рулем сидел один.
И наша бабушка устала
От многих стирок и забот.
И нам осталось очень мало
Жить-доживать тяжелый год.
Как наша мама постарела,
И похудела как сестра,
Отец болеет то и дело,
И бабушке не встать с утра.
Уже сентябрь. Уже погода
Меняет облик всех садов.
Уже готовится природа
Бежать надолго городов.
И нас охватит сожаленье
Часам, наверное, к пяти,
Что мы проводим воскресенье
Не в осени, а взаперти.
И мы поедем покататься
По вечереющим горам.
Так хорошо, быть может статься,
Уже не будет больше нам.
А бабушка нас покидает
И по лесу гулять идет.
Она цветочки собирает
И их в машину принесет.
Мы их назад, к стеклу положим,
Где теплый хлеб уже лежит.
И золотистым бездорожьем
Автомобиль наш закружит.
За поздним ужином, за чаем
Мы обо всем поговорим.
Потом с сестрой мы поиграем
Или с отцом мы помолчим.
* * *
Памяти Степана Ананьева
Тобой, мой друг, составлен этот список
Того, что нужно нем сейчас купить -
Картошку, масло, полкило сосисок,
А так же чем запить и закурить.
А мир бежит и жадно покупает.
И среди премий, выигрышей, краж
Твоя рука опять пересчитает
Весь наш обед и славный ужин наш.
И мы пойдем по скомканному снегу,
По улице, которая грязна,
Туда, где все, что нужно человеку,
Нам подадут с тобой из-за стекла.
Пока на плитке чайник закипает,
Над пепельницей список мы сожжем.
Тогда никто на свете не узнает,
Что мы едим, чем дышим, как живем.
МУЗА ПЕРЕВОДА
Десятая муза,
с тобой не гулял Аполлон.
На нашей казарме
мне видится твой маскарон.
Когда же полковник
прикажет замазать тебя,
Десятая муза,
проклятая мука моя?!
Я снова уволен,
но я не хочу уходить.
Я слишком свободен,
пора бы меня осадить.
Иду я с бумажкой -
меня на задержит патруль.
Пока, мой товарищ,
ты чистишь обойму кастрюль.
Но это - работа,
которую кончить дано.
А то, чем я занят,
закончить нельзя и грешно.
Наряд мне, полковник,
назначьте за всех штрафников,
Но чтоб его смог я
начать и закончить
во веки веков.
* * *
Язык базаров и казарм
Мне удалось преодолеть.
Я был к себе излишне строг.
Мне есть о чем и как сказать.
А мне казалось в феврале,
Что мне осталось восемь строк.
* * *
Из оплетенной бочки ведер на семь
Я нацежу вина в большой кувшин.
Тумана кошки спрыгивает наземь,
И выгибают сотни белых спин.
Я створки отворю - стена промокла,
Стаканы запотели на столе.
А из окна видны лишь только окна,
Парящие кругом в туманной мгле.
* * *
Не обессудь - возьмись и разбери.
Возник неразберих
Прогорклый гомон.
Роскошный хохот станет в горле комом!
Я ведра зданий перевернул вверх дном,
Схватив за дужки слаженных заборов,
И вылил на себя за домом дом -
И радости, и смерти, и аборты.
Возьми и разберись!
Не потому ль,
Что я отсутствовал, беседуя и шляясь,
Здесь вздулась вдруг Кура, как культурист,
Несла деревья, грязная и злая,
И - слава спорту! - хоть никто не утонул.
Не обессудь! Ты можешь - только ты
Сказать: «Вот до предела докатись,
Но дальше, у покатого предела,
Я за тебя возьмусь, чтоб переделать...»
***
Здесь пространные слоги
Стекают с крыш языка,
Оставляя на улицах строчек
Потоки и лужи.
Здесь в окне, иногда,
Зажигается призрачный свет
И ведутся - с магическим смыслом -
Беседы бессмысленных.
Здесь считают, считают
Удары бессонного сердца,
И по загнутым пальцам
Выводятся точные формулы.
Здесь лысеющий мальчик.
Сутулясь, сидит на стуле,
На лице испитом его
Муки смертельной мечты.
А собой не прощенный
Приносит сытым любовью
На подносе стихов
Огрызок своей души.
И все эти странные странности
Отражаются в синих слезах,
Как уродливый, длинный бродяга
В никелях утонченных машин.
1968 год.
* * *
Когда я жил не ведая скорбей,
Со взводом повторяя повороты,
Зачем в угрюмой памяти моей
Звучали недозволенные ноты?
Зачем среди плантаций и садов,
В угаре мандариновых набегов,
Свет тусклый вспоминавшихся стихов
Меня лишал плодов, заслуг, успехов?
Зачем среди подтянутых парней,
Произнося торжественные речи,
Я ощущал груз Ленского кудрей
Поверх погон мне падавших на плечи?
На стрельбище, в ликующей стране,
Где все стреляло, пело и светилось.
Зачем, наперекор всему, во мне
«My soul is dark" - опять произносилось...
Осенью 1969 года в карантине - в первый месяц до принятия присяги - я служил в Батуми, в 90-м полку.
Жесткий солдатский быт, многократные подъемы - с мгновенным наматыванием, а потом разматыванием портянок, часовая зарядка, построения, поверки, маршировка по плацу, мытье этого плаца чуть ли ни зубными щетками, потом казарма, драки призывников со старослужащими и пр. не оставляли ни минуты одиночества.
С удивлением я вдруг ощутил, что все английские стихи, выученные мной в детстве под наставничеством моей воспитательницы и троюродной сестры Наталье Константиновны Орловской (О роде Орловских http://alikhanov.livejournal.com/744889.html),
вдруг всплыли в моей памяти.
Маршируя по плацу, и даже выполняя марш-броски в противогазе, я декламировал про себя Байрона, Томаса Мура, Эдгара По...
Стихотворение об этой странной защитной реакции написалось уже в Москве.
Англоязычная библиотека - http://alikhanov.livejournal.com/85342.html
Генри Лонгфелло - "A banner with a strange device" - http://alikhanov.livejournal.com/764877.html
О ПОЕЗДКЕ
ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПЕРВОГО
НА КАВКАЗ в 1837 ГОДУ
Был сделан в канцелярию запрос -
В присутствии возможно ль высочайшем
Вельможным инородцам и князьям
Являться на приемы и балы
В привычных им, кавказцам, сапогах.
Был дан ответ, что вроде бы вполне
И позволительно, но все-таки негоже.
Затменье послепушкинской эпохи
Уж наступило.
Лишь фельдъегеря,
Сменяя лошадей, во все концы
Развозят повеленья Петербурга.
***
Лишь в прошлом мы вольны, -
вновь устремляюсь в край,
где песенка зурны
зовет в хинкальный рай.
Сейчас, а не давно,
едим гурийский сыр, -
пока мы пьем вино,
не рухнет этот мир.
Здесь праздник навсегда -
все отдано стихам!
Мазурин - тамада.
Звени, звени, стакан!
https://alikhanov.livejournal.com/1347461.html - "Плач по Мазурину»