Мысли Сталина были заняты предстоящим строительством в Москве. Он отложил листок, где что-то писал, затем вышел из-за стола: в дверях кабинета появился нарком (можно сказать, лучший из всех, какие у него были), только что с вокзала. Ездил в Ленинград, в Детское Село - смотреть метрополитен, построенный когда-то для одного-единственного царственного пассажира, получившего возможность, не выходя из дворца, оказаться в поезде и выйти где-нибудь на станции бесконечной уже тогда железнодорожной сети России.
- Как там дела? - не сводя глаз с вошедшего, показал трубкой за окно, в ту сторону, где Ленинград.
- Всё в порядке… - усатый нарком, обычно невозмутимый, теперь старательно прятал глаза, споткнувшиеся о пристальный взгляд хозяина кабинета. Неужели доложили? Нарком посмотрел на стол, на бумажный листок с нарисованной вилкой - схемой будущей московской подземки, и заговорил о том, что видел под Ленинградом. - Там целая система, которую строили при помощи лопат и подвод… Потом прибыли грузовики - те, какие могли быть в те годы, - отодвинул стул и сел, по-прежнему не глядя в глаза Сталину, как всегда, невозмутимые и приученные никак не отражать то, что у него на душе.
- И мнение инженеров - ?
- Они не могли поверить, что это возможно. А потом, на совещании, говорили о технических параметрах, которые можно рекомендовать для строительства в Москве, - и о тех, которые необходимо изменить.
- Итак, - Сталин задумался, - в Детском Селе есть… были подземные сооружения (нарком поежился, но хозяин кабинета не видел: принялся шагать вдоль стола, поглядывая за окно, где точно так же ежилось хмурое небо, похожее на только что выстиранный френч), предназначенные помочь царю спастись от немцев или от народа… - Он подошел к столу, глянул на портрет Ленина, словно спрашивая совета, и для чего-то повертел в руках листок со схемой-вилкой, обозначавшей первый участок строительства.
Сталин знал о том, что нарком натворил в Детском, - и понимал его неловкость: тот чувствовал себя так, пожалуй, впервые. Но ничего не сказал: действительно, метрополитен в Москве должен стать первым. Это будет не тоннель, по которому обезумевший от водки тиран скрывается во мраке. Предстоит строить то, что способно символизировать победу пролетариата, а значит (встречи с архитекторами его убедили в этом), станции должны отражать представление о созидательной силе народа, должны быть дворцами, каких не видели не только в России, но и во всём мире.
- Инженер, который мог бы стать одним из руководителей строительства, - произнес нарком, пытаясь войти в прежнюю роль «своего человека» в сталинском кабинете, - досконально разобрался в параметрах царской подземной дороги. Он меня и провел в тоннели…
- Как фамилия?
Не следовало думать, будто вопрос праздный: Сталин не забудет, даже если бы книг и схем у него на столе было в десятки раз больше. Не забудет - потому и спрашивает ничего не говорящую ему фамилию инженера, изучавшего царские подземелья.
- Львов…
Казалось, Сталин о чём-то думал и не слышал. И так ли важно, запомнит он Львова или не запомнит: главным инженером строительства назначен другой человек. Да и, в конечном счете, если Сталин примется запоминать каждую услышанную фамилию, а их тысячи, - не хватит даже его памяти, аккуратно раскладывающей по местам и в нужный момент предоставляющей все нужные имена, все цифры и факты. Он задержался, глядя на стекло, по которому бисером рассыпались первые дождевые капли, - и вдруг выстрелил сощуренными глазами:
- А затопил зачем?
- Мы думали, что нам со всем этим делать, - нарком неловко покосился на стол, заваленный бумагами. - И пришли к выводу, что подземная железная дорога в Москве должна быть первой. А памятник царизму не нужен, да и денег нет, чтобы его содержать…
Несколько дней назад, только приехав в Царское (теперь оно называлось Детским), Львов оглядел бункер возле бывшего Лицея - там сложная система, которая в несколько мгновений может решить участь подземелий, затопив всё. Зачем это делать? - Царь боялся беспорядков, вот и велел соорудить шлюзы. Правильно боялся: метрополитена для одного человека, даже с семьей и свитой, не мог позволить себе ни один, даже очень богатый, человек на свете.
Львов был тогда потрясен, оказавшись в тоннеле под дворцами. По едва различимым во мраке ступенькам он спускался вниз, туда, где темнота вздрагивала от электрического фонарика в руках одного из сопровождающих. Ощупывая бетонные стены, думал, как через два дня приведет сюда наркома, что расскажет ему, что - нет. (Самому-то инженеру, долговязому специалисту из «бывших», привыкшему строить мосты и непопулярные уже бастионы, было интересно абсолютно всё.) И вот лестница позади. Фонарик, казалось, боксировал, атакуя затаившегося где-то там, куда ведут ржавые рельсы, неведомого противника - но… тот отвечал ударом огромной черной перчатки - и обескураженный фонарик рассыпал виноватые брызги света по лицам, по одежде людей, словно подпрыгивая. Готовясь нанести удар - и сразу ожидая ответного, что всегда означает победу противника. А противник обступал со всех сторон. Им, противником, была казавшаяся бесконечной тьма, куда уходило подземелье…
Теперь шли в бункер вместе с наркомом.
Львов указал на сложные механизмы, о которых знал давно:
- Здесь система шлюзов для затопления тоннелей. Если их открыть, подземные сооружения за несколько минут перестанут существовать.
- Не думаю, что это работает, - помолчав, в полной тишине (впрочем, на улице бегали ребятишки, и звуки сюда долетали) произнес нарком, явно предлагая кому-то проявить инициативу. - И вообще, если бы всё это работало, - мы сегодня не побывали бы в этой преисподней…
- Преисподней, - усмехнулся Львов. - В лабиринте Минотавра.
Они с наркомом переглянулись: оба помнили, как Сталин как-то на совещании вспомнил этого самого Минотавра - и, хоть мало кто представлял, о ком идет речь, заулыбались.
- Если это испытать? - задал вопрос нарком, глядя на всех сразу. Ведь все видели подземную систему. Видели - и без особых восторгов представляли себе ее пассажира, гонявшего уже не на своем велосипеде по парку, а - в царском вагоне, по рельсам подземной дороги. В стране - люди умирали от голода. Войны, бескормица, пожары - а этот самый Минотавр получил возможность разъезжать от дворца к парковым павильонам, не появляясь на дорожках парка. Царизм начал отгораживаться от народа не только стенами дворцов, но и сводами подземелий! Для чего нужен памятник всему этому?
Говоря словно с трибуны, нарком воодушевлялся всё сильнее, словно споря с кем-то и с каждым словом находя новые неоспоримые доводы.
- Нельзя всему этому оставаться, - он убедил себя окончательно. - Как покончим с царизмом, так покончим и с этим… Открыть шлюзы! - Нарком произнес это спокойно и твердо, будто говорил по телефону в своем кабинете или на совещании передовиков производства. И ощущал себя пролетарием, карабкающимся на баррикаду, чтобы дать бой прошлому.