Лонерган о роли чувственных восприятий в познании
Комментируя в своей книге Verbum: Word and Idea in Aquinas рецепцию Аквинатом аристотелевской теории познания, Лонерган делает акцент на важности того, что инсайт происходит при обращении сознания к фантазмам, то есть чувственным восприятиям, и лишь затем, при построении суждений, возникают концепты. Главной ошибкой Дунса Скота Лонерган считает то, что тот перевернул томистскую картину познания, заявив, что концепты рождаются сразу из чувственных восприятий, и потом объединяются различными способами в суждения. Согласно Лонергану, такая гносеология, строящая параллельный вещам мир концептов, то есть создающая концептуальную копию внешнего мира внутри сознания, беззащитна против аргументов Канта, изложенных в «Критике чистого разума».
Тот тезис Аквината, что сознание не только в момент первичного восприятия, но и в процессе мышление постоянно обращается к чувственным восприятиям (conversio ad phantama, которое подчёркивает и Ранер в своей первой великой работе «Дух в мире») , согласно Лонергану, подтверждается трудностями, которые платоники имели с классификацией математических объектов. Помимо форм и чувственных объектов они были вынуждены принять для математических объектов особую, третью категорию.
Проблема у них возникает, например, когда нужно обосновать метафизически то, что один плюс один будет два. Кажется понятным, что «один» и «один» это не чувственные объекты, а абстракции. Но тогда если эти «один» и «один» одинаковы во всём, то это одно и то же. И тогда никакого «два» не получится, останется чистая тожественность себе. Та же история с одинаковыми треугольниками. Множественность может быть только материальной, потому что два идеальных треугольника с равными сторонами и углами ничем друг от друга не отличны, а значит, это вообще не два треугольника, а один.
Если для платоника тут трудность, то для аристотелианца и томиста трудности нет, поскольку второй экземпляр «единицы» или «треугольника» не является обращением ко второму концепту, отличному от первого, но представляет собой обращение интеллекта к фантазмам (воображению в данном случае), где могут быть представлены несколько чувственных проявлений, восходящей к одной и той же идее.
Суть проблемы ухватил Аристотель, когда сказал, что умопостигаемые объекты не существуют иначе как в своих конкретных чувственных реализациях, - например, в геометрических чертежах. В таком случае человек, не способный к чувственному восприятию, не сможет чему-либо научиться или что-либо понять. Для понимания абстрактного ему прежде необходимо чувственное. Эту мысль Аристотеля Аквинат повторяет так часто, что это говорит о том, что она для него стала результатом собственного размышления, а не просто была прочитана у Аристотеля. Таким образом, собственным объектом интеллекта являются чувственные восприятия, фантазмы, а отнюдь не концепты, как перевернул Дунс Скот и потом восприняла школа Суареса с её поздней схоластикой. Следующие тексты Фомы иллюстрируют его понимание работы потенциального интеллекта:
De veritate, q. 10 a. 2 ad 7:
Ad septimum dicendum, quod nulla potentia potest aliquid cognoscere nisi convertendo se ad obiectum suum, ut visus nihil cognoscit nisi convertendo se ad colorem. Unde, cum phantasma hoc modo se habeat ad intellectum possibilem sicut sensibilia ad sensum, ut patet per philosophum in III De Anima, quantumcumque aliquam speciem intelligibilem apud se intellectus habeat, nunquam tamen actu aliquid considerat secundum illam speciem, nisi convertendo se ad phantasma. Et ideo, sicut intellectus noster secundum statum viae indiget phantasmatibus ad actu considerandum antequam accipiat habitum, ita et postquam acceperit. Secus autem est de Angelis, quorum intellectus obiectum non est phantasma.
De anima, a. 15:
… potentiae sensitivae sunt necessariae animae ad intelligendum, non per accidens tamquam excitantes, ut Plato posuit; neque disponentes tantum, sicut posuit Avicenna; sed ut repraesentantes animae intellectivae proprium obiectum, ut dicit philosophus in III de anima: intellectivae animae phantasmata sunt sicut sensibilia sensui.
Лонерган подводит итог: чтобы познавать вообще, нужно познавать нечто, и интеллект, познавая фантазмы, актуализирует их интеллигибельность. Тот интеллектуальный акт, который познаёт фантазм, Лонерган называет инсайтом. Абстрактные же универсалии следуют после инсайта, для их обозначения Лонерган использует августиновский термин «внутреннее слово».
Тот тезис Аквината, что сознание не только в момент первичного восприятия, но и в процессе мышление постоянно обращается к чувственным восприятиям (conversio ad phantama, которое подчёркивает и Ранер в своей первой великой работе «Дух в мире») , согласно Лонергану, подтверждается трудностями, которые платоники имели с классификацией математических объектов. Помимо форм и чувственных объектов они были вынуждены принять для математических объектов особую, третью категорию.
Проблема у них возникает, например, когда нужно обосновать метафизически то, что один плюс один будет два. Кажется понятным, что «один» и «один» это не чувственные объекты, а абстракции. Но тогда если эти «один» и «один» одинаковы во всём, то это одно и то же. И тогда никакого «два» не получится, останется чистая тожественность себе. Та же история с одинаковыми треугольниками. Множественность может быть только материальной, потому что два идеальных треугольника с равными сторонами и углами ничем друг от друга не отличны, а значит, это вообще не два треугольника, а один.
Если для платоника тут трудность, то для аристотелианца и томиста трудности нет, поскольку второй экземпляр «единицы» или «треугольника» не является обращением ко второму концепту, отличному от первого, но представляет собой обращение интеллекта к фантазмам (воображению в данном случае), где могут быть представлены несколько чувственных проявлений, восходящей к одной и той же идее.
Суть проблемы ухватил Аристотель, когда сказал, что умопостигаемые объекты не существуют иначе как в своих конкретных чувственных реализациях, - например, в геометрических чертежах. В таком случае человек, не способный к чувственному восприятию, не сможет чему-либо научиться или что-либо понять. Для понимания абстрактного ему прежде необходимо чувственное. Эту мысль Аристотеля Аквинат повторяет так часто, что это говорит о том, что она для него стала результатом собственного размышления, а не просто была прочитана у Аристотеля. Таким образом, собственным объектом интеллекта являются чувственные восприятия, фантазмы, а отнюдь не концепты, как перевернул Дунс Скот и потом восприняла школа Суареса с её поздней схоластикой. Следующие тексты Фомы иллюстрируют его понимание работы потенциального интеллекта:
De veritate, q. 10 a. 2 ad 7:
Ad septimum dicendum, quod nulla potentia potest aliquid cognoscere nisi convertendo se ad obiectum suum, ut visus nihil cognoscit nisi convertendo se ad colorem. Unde, cum phantasma hoc modo se habeat ad intellectum possibilem sicut sensibilia ad sensum, ut patet per philosophum in III De Anima, quantumcumque aliquam speciem intelligibilem apud se intellectus habeat, nunquam tamen actu aliquid considerat secundum illam speciem, nisi convertendo se ad phantasma. Et ideo, sicut intellectus noster secundum statum viae indiget phantasmatibus ad actu considerandum antequam accipiat habitum, ita et postquam acceperit. Secus autem est de Angelis, quorum intellectus obiectum non est phantasma.
De anima, a. 15:
… potentiae sensitivae sunt necessariae animae ad intelligendum, non per accidens tamquam excitantes, ut Plato posuit; neque disponentes tantum, sicut posuit Avicenna; sed ut repraesentantes animae intellectivae proprium obiectum, ut dicit philosophus in III de anima: intellectivae animae phantasmata sunt sicut sensibilia sensui.
Лонерган подводит итог: чтобы познавать вообще, нужно познавать нечто, и интеллект, познавая фантазмы, актуализирует их интеллигибельность. Тот интеллектуальный акт, который познаёт фантазм, Лонерган называет инсайтом. Абстрактные же универсалии следуют после инсайта, для их обозначения Лонерган использует августиновский термин «внутреннее слово».