Рассмотрим некоторые тезисы, которые Лонерган выдвинул в своей написанной в 1968 году статье “The Future of Thomism” (её можно найти в сборнике «Вторая коллекция»).
Прежде всего, следует понимать те цели, которые канадский богослов ставил перед томизмом в тот исторический момент. Он видел определённую аналогию между нашей эпохой и тем временем, когда работал Аквинат: во времена Фомы Аквинского перед богословием, подобно 50м и 60-м годам XX века, стояла задача «aggiornamento», обновления миропонимания, требовавшая усвоения классического наследия греческой и арабской мысли. Согласно Лонергану, Аквинат является для нас образцом, мы должны для нашего времени сделать то, что Фома сделал для своего.
Лонерган как важную особенность стиля Аквината отмечает то, что хотя Фома постоянно цитирует Священное Писание, он не делает его посылкой, из которой должны следовать выводы, но использует Библию для подтверждения тех выводов, которые уже достигнуты рациональным путём.
Аквинат перенёс философию Аристотеля из эллинского контекста в христианский, что позволило не только дать разумные обоснования истин веры, но и дало средневековой культуре способность сохранить свою идентичность, восприняв достижения и плоды арабской и греческой культур.
Поскольку речь идёт об «aggiornamento», то следует рассмотреть основные моменты предложенной Лонерганом реформы томизма. Он предложил пять основных направлений, где акценты должны быть смещены по сравнению с тем, как расставлял их классический томизм и средневековая теология.
Во-первых, томизм должен принять метод как свой основной инструмент. Классический томизм считал своим важнейшим инструментом логику. Она олицетворяет идеал ясности, последовательности и строгости. Не отменяя необходимости логики, Лонерган указывает, тем не менее, на её ограничения. Чисто логический вывод не предназначен для получения нового знания, поскольку вывод имплицитно присутствует уже в посылках. В то же время метод предназначен именно для расширения области познанного, он подразумевает наблюдение, открытие, эксперимент, проверку: то есть, некоторый нормативный паттерн повторяющихся операций, позволяющий человеческому познанию непрерывно продвигаться вперёд.
Второй пункт тесно связан с первым. Здесь Лонерган рассуждает об идеале науки, выраженном в аристотелевской «Второй Аналитике», где необходимость была ключевой категорией. В полном смысле науки для Аристотеля - те области знания, которые дают истинный результат с необходимостью. Те сферы, где истина достигается лишь с некоторой вероятности, наукой, согласно ему, можно считать лишь по аналогии. Однако современная наука давно рассталась с этим аристотелевским представлением, для неё ключевой категорией является проверяемая возможность. Опять же, целью здесь является приобретение нового знания, и в центр встаёт вопрос о методе.
Третий пункт повестки Лонергана - переход от метафизики души к интроспекции и самоприсвоению субъекта, исходя из необходимости для верующего и для теолога знать самого себя и свои действия. Лонерган убеждён, что именно посредством анализа субъекта можно найти те инварианты, или основания, которые обеспечат последовательный и неуклонный прогресс, в то время как богословские теории и взгляды исторически обусловлены, могут пересматриваться и переформулироваться. Против этого пункта программы Лонергана было больше всего возражений, особенно от тех, кто считал, что перестав ставить в центр своего мышления существующие теории и принципы, Лонерган на деле порывает с томизмом. Мне представляется, что ответом на это возражение могло бы стать указание на новаторский характер работы самого Аквината, соединившего в едином синтезе мысль аристотеликов и неоплатоников, поставив этот синтез под контроль христианской традиции. Мысль Аквината объединила в целостном мировоззренческом синтезе христианскую веру с достижениями философии и культуры. На мой взгляд, общий подход к решению проблем, то есть интеллектуальная стратегия, имеет большее значение, чем отдельные элементы, составляющие её; общий паттерн мышления важнее, чем конкретные формулировки, принятые под влиянием меняющихся культурных обстоятельств в определённые моменты истории. Кроме того, не стоит забывать, что разговор о «чистом томизме» весьма проблематичен, что показали исследования ещё Жильсона, а затем Ранера и того же Лонергана. Философия Дунса Скота, которая потом была принята школой Суареса, почти монопольно считавшейся «настоящим» томизмом в течение столетий, очень серьёзно уклонилась от принятых Фомой подходов к теории познания и проблеме различия бытия и сущего.
В-четвёртых, антропологические исследования, которые в классическом томизме всегда отталкивались от неподвижного концепта природы, должны обратить гораздо большее внимание на историю. Христианство это историческая религия, а не фиксированная метафизическая схема, и богословский метод, помимо исследования субъекта и психологии, должен учитывать историчность человека. И снова Лонерган возвращается к теме метода, который позволил бы улучшать достигнутое понимание, заменять теории на более адекватные, генерировать новое знание. Если томизм хочет быть научным, то он должен усвоить эти характеристики современной науки, вместо того, чтобы замыкаться в раз и навсегда зафиксированной модели или схеме.
И, наконец, в-пятых Лонерган говорит, что для «классического томизма» в центре стоят «первые принципы», и призывает к тому, чтобы поставить в центре метод. Здесь он снова говорит, что вопрос в том, как мы понимаем науку: согласно «Второй аналитике» Аристотеля? Тогда надо опираться на самоочевидные вечные принципы, строить рассуждение по законам силлогизма, говорить о неизменной человеческой природе, используя методы метафизической психологии (поскольку для Аристотеля категориальный аппарат исследования всегда один и тот, о чём бы он ни писал - о метафизике, физике, биологии или психологии). Но если понимать науку как то, что позволяет человеку достичь нового знания, то нужно поставить в центр метод, и помнить, что смысловые акты всегда внедрены в какой-то исторический контекст, изменяющийся с течением времени.