Богодухновенность Писания
Бог, согласно теологии символа, сообщает себя посредством символических реальностей либо образов воображения, при помощи которых верующие выражают тот смысл реальности, который им отрылся. Таким образом, мы имеем здесь две типологии символа. Можно ли говорить о богодухновенности и безошибочности Библии с помощью этих типологий?
Остин Фаррер обращает внимание на образный язык Писания. Он говорит, что инспирация создаётся именно живыми образами[1]. Но, согласно ему, не вся Библия богодухновенна. Некоторые части её представляют собой просто исторический нарратив - они сообщают информацию об исторических спасительных фактах. У него это не очень строгое различение, поскольку сам Фаррер признаёт, что в рассказах исторического характера можно видеть определённые элементы богодухновенности. Также следует сказать, что образы не самодостаточны для Фаррера - они имеют значение откровения потому, что связаны с реальными событиями. Согласно ему, сами события без образов не стали бы откровением, а образы без событий были бы туманными тенями[2]. Надо сказать, не вполне понятно в этой теории, почему рассказы о спасительных событиях не должны быть богодухновенными? Предпосылка о том, что инспирация имеет отношение только к образам или идеям, которые Бог вдыхает в умы священнописателей, не принимается современными теологами.
Можно утверждать, что откровение и инспирация внутренне связаны. Так или иначе откровение подвергается литературной обработке, и в той мере, в какой оно выражено в литературном тесте, можно говорить о богодухновенных книгах. В некоторых случаях авторы могут ощущать побуждение к тому, чтобы сформулировать учение относительно имевших место фактов и их значения; в том числе они могут делать это и в пропозициональных формах. В каких-то случаях авторы выражают вдохновение в формах поэзии, драмы, обетования, увещевания.
Традиционно с доктриной богодухновенности связываются утверждения о том, что Бог является автором Библии, которая представляет собой записанное слово Божие. Иногда такое понимание принимает даже формы фундаменталистской интерпретации текста, но это не обязательное следствие доктрины о богодухновенности Библии. Ведь понятие «автора» в общем смысле означает того, кто создаёт что-то: например, мы можем сказать, что Бог - это создатель своего народа (то есть его автор). Создание текстов, выражавших веру народа, позволяло защитить и сохранить идентичность религиозной общности. Поэтому Бог может быть определён как автор текстов - ввиду того, что он был автором народа, выразившего свою веру в библейских текстах. Определить точнее характер той причинности, в силу которой Бог является автором литературных текстов Библии, не так просто. В прошлом часто говорили, что Бог является первичным автором Библии, а священнописатели - её инструментальные авторы. Но современная теология настаивает на том, что человеческие авторы были не просто «секретарями» Бога, а «подлинными авторами»[3] и избегает использования категории инструментальной причинности.
Ставя вопрос шире, можно вспомнить, что причиняющее воздействие Бога находится в плане благодати, а значит, не умаляет важности человеческого вклада. Можно вспомнить также и о том теологическом принципе «сильной трансценденции», который говорит, что Бог присутствует во всём своём творении имманентно, не вторгаясь в него извне как один из действующих факторов в ряду многих. Такое понимание не вносит конфликта в совместность действия Бога и человека.
Карл Ранер писал, что Церковь, наполняемая Святым Духом, осознаёт «соприродность» священных текстов Библии её собственной природе[4]. Библия является нормой для Церкви, и в этом смысле можно говорить о её безошибочности. Это не значит, что ни одна фраза в Библии не содержит никаких ошибок. Скорее, это значит, что Библия, если понимать её правильно, открывает божественную истину.
Как мы знаем, Библия включает множество текстов, относящихся к различным жанрам: вероучительные формулы, исторические повествования, экзистенциальные символы, притчи, драматургические формы, этические наставления, апокалиптические предостережения, эсхатологические обетования. Было множество дискуссий о том, в чём преимущественно состоит то, что сущностно соединяет эти разнородные тексты. Модели, которые мы рассматривали ранее, давали на такой вопрос разные ответы. Диалектические теологи, к примеру, следовали за Лютером, говоря, что объединяющим началом Библии служит Иисус Христос: Ветхий Завет говорит о нём как о том, кто должен прийти, а Новый Завет - как о том, кто пришёл. Но такой подход неизбежно приводит к тому, что мы будем пытаться обнаружить «канон внутри канона». И, надо заметить, что в Библии есть много текстов, которые, если смотреть на них без предубеждения, по всей видимости, не говорят об Иисусе. Скорее единство Библии следует искать в том, что она служит средством самовысказывания Бога. Она говорит нам о Боге. Конечно, это никак не ставит под сомнение того, что лицо Бога в совершенстве явлено нам в Иисусе Христе. Как сказал Барт, «Христос есть отражение Бога в человеке и в мире»[5].
Библия - книга религиозного характера, и она может помочь читателю приблизиться к тем религиозным добродетелям, которые отличали её богодухновенных авторов. Но главное то, что вместо того, чтобы останавливать наше внимание на самой себе, она обращает нас к Богу. Как сказал Томас Торранс, цель знаков и слов состоит в том, чтобы вести нас к той реальности, которая стоит за ними, и на которую они указывают[6].
[1] См. Farrer A., The Glass of Vision, Westminster: Maryland, Dacre Press, 1948, p. 44
[2] См. Ibidem, p. 43
[3] См. Dei Verbum, 11
[4] См. Rahner K., Inspiration in the Bible, New York: Herder & Herder, 1964, p. 70
[5] См. Barth K., Church Dogmatics vol. IV/2, Edinburgh: T&T Clark, 1958, p. 180
[6] Torrance T.F., Reality and Evangelical Theology, Philadelphia: Westminster, 1982, p. 96