Война 1471 года. Часть 4. Шелонская битва - окончание.
Целиком статья опубликована тут:
http://www.milhist.info/2020/02/02/bykov_1/
Анализируя мотивы московских воевод, надо учитывать, что они не могли знать заранее о том, насколько слабы боевые качества основной массы новгородского конного ополчения и насколько быстро оно обратиться в бегство. Исходя из этого для московских воевод лучшей тактикой было - дожидаться подкрепления и не разделять свои войска, ожидая атаки в наиболее удобной для обороны позиции и препятствуя при этом переправе новгородцев.
Для новгородцев же наиболее выгодной тактикой было не откладывать бой до понедельника, не дожидаться подхода к москвичам подкреплений, а атаковать уже в воскресенье, воспользовавшись своим численным преимуществом, пока оно не утрачено. Логично было бы предположить, что каждая из сторон поступила наиболее выгодным для себя образом. Новгородцы атаковали, пытаясь форсировать Шелонь в наиболее удобном для них месте - на броду или на мелководье, превратившемся в брод в результате обмеления Шелони. А москвичи попытались помешать этой переправе, обстреливая переправлявшихся из луков и, небольшой группой, преграждая им путь прямо на броду.
Именно такое начало сражения реконструируется из анализа «новгородской повести». Московский же летописец, не видя в таком начале боя ни чего-то добавляющего славы москвичам, ни чего-то необычного, умолчал о нем.
Московский летописец сразу сообщает о самом важном для него и о самом выдающемся акте сражения, который и дал Москве победу. Об атаке москвичей через реку без брода. Такая атака, завершись она разгромом москвичей, была бы показателем опасного, преступного безрассудства воевод. Но, учитывая, что она закончилась победой, эта атака стала показателем удивительной смелости и воинского мастерства московских воинов, в сочетании с их удивительным военным везением, трактовавшемся, естественно, в смысле «им сам бог помогает». И, конечно, москвичи могли атаковать новгородцев только форсируя реку вплавь, т. к. брод - наиболее удобное место для переправы, был уже занят. Там пытались переправиться на московскую сторону новгородцы.
Видимо, первой в атаку на противника, по новгородскому обычаю, двинулась лучшая, наиболее профессиональная и хорошо вооруженная часть новгородского ополчения, возглавляемая воеводами и боярами. Новгородцы атаковали москвичей, переправившись через Шелонь в месте брода. Москвичи их, естественно ждали, возможно, прямо на броду. Первый натиск новгородцев увенчался успехом - они «потеснили москвичей за Шелонь», т. е. заняли брод и завязали сражение уже на южной, московской стороне реки. Доспех идущих в первых рядах конных новгородцев был, видимо, довольно тяжелым. Вряд ли тяжелые новгородские конники могли бы переправиться через Шелонь вне брода. В тесной рукопашной схватке на броду московские легкие, вооруженные на татарский манер, всадники явно уступали тяжело вооруженным «вятшим» новгородцам. В бою участвовала пока лишь небольшая часть обеих ратей, но если бы новгородцам удалось оттеснить московские силы дальше от брода и полностью переправиться через реку, то москвичей ждал бы полный разгром.
Что в этой опасной ситуации могло толкнуть московских воевод на такой рискованный шаг как атака оставшейся на противоположной стороне основной массы новгородцев? Ответ на этот вопрос, возможно, нашел М.А. Несин, обратив внимание на один из эпизодов в описании битвы: «Когда к Холмскому и Хромому подвели пленных, воеводы обратились к тем: «Что ради вы с толиким множеством вои своихъ ни мала постоясте, и видяще малое наше воинство?» Они же рекоша к ним: «Мы бо видхом вас бесчисленое множество, грядущее на нас, не токмо противу и нас идущи, но еще инные полки видхом, в тыл по нас пришедших, знамена же имут жолты, и болшие стяги и скипетры, и говоръ людцки мног и топот коньский страшен, и тако ужас нападе на ны. и страх обьят ны, и приятъ нас трепет» i.
Все предыдущие исследователи этот эпизод воспринимали как фантастический, видя в описании параллели многочисленным летописным «чудесам» в которых небесное воинство помогает победить более праведной стороне. Однако, как верно заметил М.А. Несин, никаких фантастических деталей в описанном эпизоде нет. «Чудесная» переправа легкой конницы через обмелевшую речку и враги, показавшиеся испуганным новгородским новобранцам «бесчисленными» - явления вполне объяснимые, что позволяет согласится с М.А. Несиным в том, что этот эпизод описывает какие-то события, реально происходившие в ходе Шелонского сражения.
Но интерпретация этих «иных полков» с желтыми знаменами как специально посланного засадного отряда нам представляется ошибочной. Более вероятно, что какой-то отряд - либо из тех, что были прежде посланы москвичами для разграбления округи, либо просто шедший на помощь к войску Д. Холмского, случайно оказался в тылу у новгородского ополчения, причем как раз в тот момент, когда наиболее боеспособная часть ополчения во главе с новгородскими воеводами уже завязла в битве на броду. Учитывая, что несколько тысяч воинов Д. Холмского были «распущены» для разграбления «окрестностей Новгорода», один из таких отрядов вполне мог зайти с рейдом на другую сторону Шелони, а теперь возвращался на соединение с основными силами, двигаясь к наиболее удобному для переправы месту - к броду. Ведь для Д. Холмского встреча с новгородским конным ополчением именно в этом месте была полной неожиданностью. Естественно, не знали о ней и возвращавшиеся из рейда «фуражиры», или какие-то иные спешно идущие Д. Холмскому на помощь подкрепления. Именно поэтому эти «иные полки» показались ввиду новгородского ополчения. И главной заслугой этих «иных полков», принесшей Москве, в конечном счете, победу, было то, что они, внезапно увидев перед собой столь многочисленного противника, не обратились немедленно в бегство. Если бы это был отряд, специально посланный Д. Хомским, чтобы атаковать новгородцев с тыла, то он бы, конечно, атаковал, хотя бы для того, чтобы тут же обратиться в бегство и оттянуть часть новгородских сил из главного сражения. Однако ни о каких активных действиях этих «иных полков» источник не упоминает. А ведь источник тут - московская летопись, которая должна бы выставлять московских воинов и воевод в наиболее выгодном свете! Но нет - полки просто показались ввиду новгородского войска. Никаких других заслуг за ними нет. И достойны-то упоминания они только потому, что объясняют - отчего же новгородцы испугались.
Новгородские ополченцы, неожиданно обнаружив у себя в тылу вражеские войска, запаниковали. Для Д. Холмского возникшая паника оказалась возможностью вырвать победу из рук противника. Ведь даже если бы москвичи отстояли переправу и отбросили за реку передовой отряд новгородцев, то этим они бы только избежали поражения, но не добились бы победы. А вот обратив в бегство поддавшуюся вдруг панике основную массу новгородских ополченцев, москвичи получали уже верный выигрыш. Принимая решение об атаке, Д. Холмский мог вовсе не видеть причин возникновения паники среди новгородцев (именно это объясняет - почему москвичи задавали пленным новгородцам такие вопросы. Если бы паника возникла в результате каких-то специально организованных московскими воеводами мер, то никакого смысла задавать вопрос не было бы - ответ и так был бы московским воеводам известен). Итак - паника на той стороне реки была для Д. Холмского случайной удачей. Однако он, быстро оценив ситуацию, сумел ей воспользоваться и бросил все свободные силы в атаку на заколебавшихся вдруг новгородцев.
Стоит обратить внимание на то, что москвичи, переправившись через реку, не бросаются сразу в рукопашный бой с новгородцами, а, вместо этого принимаются осыпать новгородцев стрелами: «А си пришед на них начяшя преже стреляти их, и возмутишяся кони их под ними, начяша с себе бити их, и тако въскоре побегошя, гоними гневом божьим» ii.
Если бы московскими воеводами планировалась одновременная атака новгородцев с двух сторон, то именно она бы и произошла. Однако, перебравшиеся через реку москвичи и сами боялись сразу вступать в рукопашную схватку со столь многочисленным противником, а в стрельбе из лука имели явное преимущество перед ополченцами. Именно поэтому они, как и во время битвы при Русе в 1456 г., принялись осыпать стрелами новгородских коней и атаковали новгородцев лишь тогда, когда те в панике обратились в бегство.
Если бы среди атакованных в тот момент ополченцев нашелся военачальник, достаточно авторитетный и решительный чтобы пресечь панику и немедленно бросить новгородцев в атаку на переправившихся москвичей то, возможно, исход битвы был бы совсем иным. Но все «вятшие» новгородцы, включая воевод и посадников, видимо, участвовали в это время в сражении на броду, а основная масса новгородских ополченцев оказалась без руководства, зажатой между каким-то, внезапно появившимся в тылу отрядом и атаковавшими через реку основными силами москвичей.
Для новгородцев появление в тылу отряда с желтыми флагами и почти одновременная с этим атака москвичей через реку могли показаться единым замыслом, который они и описали как «оударишася на Новгородцев западнаа рать Татарове, и паде Новгородцев много, а иныи побегоша, а иных поимаша, а иных в полон поведоша» iii. Таким образом, победу московским воеводам принесло удачное стечение обстоятельств и смелый маневр, в сочетании с низкой боеспособностью большей части находившихся в войске новгородцев. Предположение о том, что политическое противостояние внутри Новгорода вылилось при Шелони в междоусобные столкновения между новгородскими ополченцами нам представляется сомнительным.
М.А. Несин пишет: «Новгородский летописец отмечает распри среди соотечественников перед самой битвой, в связи с нежеланием владычной конницы атаковать москвичей. Дело было в том, что владыка ее посылал только против псковичей, которые в эти дни вторглись в новгородские пределы и, осаждая приграничные крепости, продвигались в сторону самого Новгорода. Московский великокняжеский летописец даже сообщает, что при паническом отступлении новгородцы кололи друг друга» iv.
Однако сообщение, на которое ссылается исследователь: «Полци же великого кнызя погнаша по них, колюще и секуще их, а они сами бежаще, друг друга бьюще и топчаще, кои с кого мога» v - невозможно трактовать как «новгородцы кололи друг друга». Из летописного сообщения видно, что «кололи» новгородцев преследующие их москвичи, а бегущие новгородцы лишь «друг друга бьюще и топчаще, кои с кого мога». Что выглядит вполне правдоподобным описанием давки, неизбежной в любом стесненном проходе, во время панического бегства столь многочисленного войска.
Конфликт же, в ходе которого «владычный стяг» отказался идти на помощь судовой рати, вовсе невозможно с уверенностью привязать к какому-то конкретному эпизоду войны 1471 года. События 1471 г. в Новгородской четвертой летописи (только в ней и упоминаются «владычный стяг» и его «несогласие» воевать с москвичами) были описаны уже после Шелонского разгрома, причем именно в кругу книжников новгородского владыки. Данный эпизод может оказаться всего лишь попыткой летописца выставить владыку всяческим противником сопротивления Москве, отвратив от него, таким образом, гнев московского князя. Делать на основании этого единственного упоминания выводы о наличии какого-то специального военного формирования «владычный стяг», о каких-то особых свойствах этого военного формирования, о какой-то его самостоятельной военной политике, отличной от общих действий новгородского войска, нам представляется преждевременным. Это могло быть временное военное формирование, только тем и отличающееся от других частей новгородского ополчения, что отличительным знаком его, по какой-то причине, был стяг, данный владыкой. Потому ли данный, что в состав этого подразделения входили владычные дворяне-софьяне, или потому, что туда входили ополченцы с Владычной стороны Новгорода, или потому, что туда входили ополченцы, которым было выдано какое-то вооружение из арсеналов Владыки, или какие-то средства на вооружение из владычной казны. Гадать о причинах применения летописцем выражения «владычный стяг» можно долго. Но к пониманию произошедшего в ходе Шелонской битвы нас это вряд ли приблизит. В любом случае, у нас нет никаких сведений о том, чтобы новгородский владыка хоть раз осуществлял оперативное управление новгородскими войсками. А направлялось новгородское конное ополчение, действительно, против псковичей, на что, видимо, новгородский владыка и дал перед походом благословение всему новгородскому конному ополчению. Возможно «владычным стягом» и названо в летописи все новгородское конное ополчение целиком, чтобы отличить его таким образом от нескольких прежде посланных судовых новгородских ратей, направлявшихся именно против москвичей?
К сожалению, данные, на которые мы можем опираться при попытках реконструировать события, происходившие во время Шелноской битвы, весьма скудны. Более поздние летописи не добавляют принципиально новых сведений, а если и добавляют отдельные детали, то у нас нет никакой уверенности в том, что это детали, действительно имевшие место в ходе сражения, а не домысленные летописцами спустя десятки, а то и сотни лет после сражения. Мнения, предположения и умозрительные построения современных исследователей, не опирающиеся на синхронные источники, также могут только затруднить понимание происходивших событий, если принимать эти мнения и предположения за признанные факты, закладывая их в основу новых теоретических построений. В данной ситуации честному исследователю остается только выстроить наиболее вероятную версию происходивших событий, которая учитывала бы и объясняла бы все известные нам сведения о событии, почерпнутые из синхронных источников. Возможно, точная локализация и подробное археологическое изучение места Шелонской битвы позволят нам в дальнейшем дополнить сведения о битве не только новыми домыслами, но и новыми фактами, которые пояснят спорные вопросы, связанные с Шелонской битвой.
Стоит обратить внимание на то, что до войны 1471 г. новгородское конное ополчение во всей своей массе ни разу не участвовало в генеральном сражении. Никто не мог быть совершенно уверен в том, как проявит себя в деле эта огромная, по тем временам, конная рать. Это был своего рода стратегический «джокер» в руках новгородских политиков, элемент устрашения, который, наряду с трудностями преодоления летней дорожной распутицы и прочими проблемами логистики на протяжении почти всего XV в. защищал Новгородскую республику от прямого военного завоевания все более агрессивных и боеспособных соседей.
Анализ летописных сведений позволяет утверждать, что московский князь в 1471 г. собрал для похода силы, сопоставимые по численности с новгородским конным ополчением и был, в случае необходимости, готов их все использовать в генеральном сражении, чтобы сломить непокорных новгородцев. В ходе прямого столкновения на Шелони оказалось, что реальная боеспособность конного новгородского ополчения крайне невелика. Для Ивана III это было, видимо, приятной неожиданностью (возможно, действительно воспринятой как божье чудо), а для новгородских бояр оказалось крахом всех их прежних военно-политических расчетов. Несмотря на довольно мягкие условия Яжелбицкого мира, и на то, что людские и финансовые ресурсы Новгорода в борьбе за независимость были еще далеко не исчерпаны, расстановка сил после Шелонского сражения принципиально изменилась.
Оказалось, что сорокатысячное новгородское конное ополчение серьезной военной опасности для московских сил не представляет, что для успешных операций против Новгорода достаточно гораздо меньших военных сил, чем это представлялось его противникам ранее. В новых условиях оказалось, что для московских сил может быть доступна даже такая крупная и сложная военная операция, как осада и взятие Новгорода. Новгородцы же убедились, что им, по сути, нечего противопоставить крупному отряду московской конницы в полевом сражении. В результате во время нападения Ивана III на Новгород зимой 1477-78 гг. новгородцы, практически, отказались от любых полевых сражений с московскими войсками. Таким образом именно военные события 1471 г. на оси Новгород - Псков, вокруг Шелони, предопределили вынужденное присоединение Новгорода к Московскому государству в 1478 г.
i МЛС. С. 289.
ii Там же.
iii НЧЛ. С 446-447.
iv Несин М.А. Шелонская битва...
v МЛС С. 289.
Литература, использованная в статье:
Псковские летописи - М., 1955. - Вып. 2.
Новгородская первая летопись ПСРЛ. Т.III. - М.-Л., 2000.
Летопись Авраамки // ПСРЛ. Т. XVI. - М., 2000.
Летопись по Воскресенскому списку // ПСРЛ. Т. 8. - М., 2001.
Новгородская четвертая летопись (далее НЧЛ) // ПСРЛ Т IV ч.1 - М., 2000.
Московский летописный свод конца XV века // ПСРЛ. - М.,2000.
Новгородская летопись по списку Дубровского // Полное собрание русских летописей. Т. XLIII. - М., 2004.
Гильбер де Ланноа. Новгород и Псков в начале XV в. //Хрестоматия по истории СССР с древнейших времен до XV в. - М. 1960.
Андреев В. Ф. Северный страж Руси. - Л. 1989.
Андреев В. Ф. Об организации власти в Новгородской республике в XIV-XV вв.// Прошлое Новгорода и Новгородской земли. - Новгород, 2003.
Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III.
Бобров А.Г. Новгородские летописи XV века. - СПб., 2001.
Подробное обоснование перевода см. Быков А.В. Отзыв на статью О.В. Шиндлера «Смена доспешной моды на Руси во второй половине XV в.» [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. - 2016. - Специальный выпуск V. Стояние на реке Угре 1480-2015. - Ч. II. - C. 594-612 (12.10.2016).
Несин М.А. Шелонская битва 14 июля 1471 г.: к вопросу о тактике московских войск и участии засадной татарской рати [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. - 2014. (12.03.2014)