Memento mori
Если считать, что с основными пунктами моего мировоззрения я определился, то от более важных вопросов могу перейти к менее значимым и оценивать-решать их с позиций, какие установил достаточно (для меня) надежно. Для примера возьму смерть.
Успокоившись на позиции скепсиса, я могу сказать, что значение, какое придают многие смерти, для меня не вполне ясно: мы же даже не знаем, что она такое. Тем более, мы не знаем, что будет после нее. Может быть, там всех ждет вечное блаженство, недоступное в известном нам диалектичном мире даже умозрительно? Если там блаженство, то смерти следует не огорчаться и не бояться, а радоваться - как те португальцы, которые устраивали праздник, когда умирал маленький ребенок (поскольку полагали, что это свидетельствует о его ангельской послесмертной судьбе). С другой стороны, радоваться, может, и не стоит, поскольку вдруг после смерти ждут вечные невыразимые муки? Информации категорически недостаточно ни для одного из таких решений, поскольку мы не знаем, что будет потом. Некоторые горячо настаивают, что после смерти будет небытие, но оснований для таких утверждений у них не больше, чем у говорящих про загробную жизнь или перерождение - в лучшем случае, это предположения, а в худшем - фантазии или wishful thinking. Поэтому разумная и полагающаяся на личный опыт позиция должна, кажется, утверждать примерно такое отношение к смерти: «я не знаю, как я к ней отношусь. Поскольку я не знаю ни того, что будет после нее, ни даже того, существует ли она сама. Я не знаю, хорошо ли смерть или это плохо».
Может быть, смерти нет, а есть переход из одной формы материи в другую - сродни или превращению из младенца в мужчину, или в бабочку из гусеницы. А мы, кажется, не называем смертью ни одно из таких превращений.
Или, может быть, смерть приходит вовсе не ко всем, как бы ни старались некоторые убедить в обратном: кого-то вознесут на небо, как Илию-пророка, а кто-то окажется мутантом, не подверженным (к сожалению или к счастью) такому переходу. Те, кто горячо настаивают на неизбежности смерти (и необходимости «принять» ее), обычно не имеют более веских аргументов, нежели апелляция к прошлому опыту: «всегда (у всех) так было, и у тебя так будет. А кто говорит, что не всегда и не у всех, те просто лгут или ошибаются». Понять их можно, но верить в этот индуктивный принцип не обязательно.
Может быть, вообще стоит говорить не о смерти, а о некоем «изменении», «неизвестном изменении», «(не)желанном изменении». Тот, кто ожидает от изменений хорошего, позитивно относится и к смерти, а того, кто их боится, несомненно, должна пугать и такая масштабная трансформация как то, что мы называем «смертью». Тот, для кого изменение желанно («здесь я уже все видел, все обрыдло, а там что-то новенькое»), радуется переходу (шанс на неизвестное новое означает шанс на что-то привлекательное), а тот, у кого осталось много нереализованных желаний, наоборот, страдает из-за того, что происходит вопреки его «воле».
Фраза «всё хорошо в свое время и в своем месте» подходит и для смерти, поскольку смерть тоже хороша, и вряд ли стоит подробно раскрывать эту мысль, настолько она очевидна и широко известна.
Как и во всех случаях сомнения («неизвестно, как я отношусь к смерти, поскольку я не знаю, что будет после нее, и даже не знаю, что она такое»), я остаюсь с моими желаниями и решаю, что главное - это делать то, что я хочу. Некоторые полагают, что сомнение - это тяжелая позиция, ведущая к бездействию, и пожелают и по вопросу смерти того, что они называют «определенностью» или «прийти к конкретному выводу». Но для меня не так. Если я чего-то не знаю, я предпочитаю так об этом и говорить и взаимодействовать именно как с неизвестным и неопределенным. К бездействию же подобная ситуация не ведет, поскольку в ситуации сомнения всегда есть хороший ответ на вопрос "что делать": делай, что хочешь. То есть, например, ничего не делай (если хочешь). Или делай что-нибудь (если хочешь).
Называть смерть злом или добром бессмысленно - добро для чего? А зло для чего? Для удовлетворения каких желаний она хороша или, наоборот, плоха? А ведь некоторые еще полагают, что смерть это не просто зло, но абсолютное - то есть такое, которое требует оправдывать Бога, мол, если Он такое допустил, то следовательно, ужасно плох. Мне кажется, в таких утверждениях есть некоторое недомыслие и/или недостаток ясности мышления.
Эпикур, как известно, говорил, что смерти не следует бояться, поскольку когда мы есть - ее нет, а когда она есть - нет нас. Я, в отличие от него, этого не знаю (может быть, возможно и одновременное существование нас со смертью?). Я знаю настолько меньше него, что, как писал выше, не в курсе, точно ли смерть существует.
Я согласен с ним, что смерти не следует бояться, но, пожалуй, иду еще дальше него и скажу, что смерти невозможно бояться, потому никто ее и не боится, совет Эпикура пропадает втуне.
Так как она полностью нам неизвестна (как неизвестно и то, что будет после нее), люди всего лишь приписывают ей то, что видят в жизни. Всякий раз, как кто-то говорит о «страхе смерти», называет он почему-то конкретные «страхи жизни»: рисует мучения (знакомые по жизни, хотя иногда и преувеличиваемые); говорит о неисполненных желаниях («я еще так много хотел сделать»), знакомых по его жизни; беспокоится об удовольствиях и привычках, известных по жизни («я очень любил смотреть на закат, жаль, что больше этого не увижу» - хотя откуда ему знать, увидит или нет, учитывая, что он вступает в сферу полностью неизвестного).
При всем перечисленном я достаточно доверяю и уважаю людей, чтобы все-таки со вниманием отнестись к столь часто обсуждаемой теме, о которой так много говорят, поэтому считаю, что вероятность смерти следует учесть. И, наблюдая других людей, слушая их рассказы, какую подготовку сочту разумной? Думаю, в первую очередь это удовлетворение моих желаний. Если все мои желания удовлетворены, то и к неизвестному переходу я отнесусь спокойно. Если не удовлетворены, но я рассчитываю на их исполнение посредством смерти, то тоже отнесусь положительно. Следовательно, ориентируясь на известные мне примеры в «подлунном» мире, мне может пригодиться иметь некоторую приемлемо высокую вероятность успеха (исполнения желания) при этом переходе, чтобы относиться к нему со сдержанным (или более того) оптимизмом. Конечно, мои ожидания могут не оправдаться, но это я всякий раз сознаю и в привычной мне жизни, следовательно, именно в этом ничего нового для меня не будет.
Если тем или иным образом существование моего сознания продолжится, то новый опыт после перехода должен быть, как минимум, интересным. Если же сознания не будет, то, вероятно, и думать об этом ни к чему.
Резюмировать мое отношение можно следующим образом.
А. Я никак не отношусь к смерти, потому что не знаю, что она такое, что будет после нее, и будет ли она, - это сфера неизвестного для меня, следовательно, и свое отношение к ней я сформировать не могу. Те, кто говорят об отношении к смерти, всего лишь всякий раз подменяют тезис и вместо смерти говорят о чем-то, что было в жизни, или чего лишился ушедший («мог бы еще жить и жить»).
Б. То, что называют подготовкой к смерти, - это подготовка к жизни; такое устраивание дел, которое подойдет нам с учетом новых обстоятельств среды вокруг нас и нас самих. Следовательно, если меня устроит состояние моих дел в моей жизни, то меня устроит и встреча с новым, неизвестным для меня. Встреча эта может быть в любой момент и неожиданно для меня, потому для меня желательно, чтобы мои дела были устроены всегда, и я всегда мог с легким сердцем пойти в неизвестное мне.
В. Те, кто требуют «принять реальность и неотвратимость смерти каждого», говорят вовсе не о реальности, поскольку иначе не претендовали бы на пророческий статус и на то, что им ведомо будущее («каждый умрет»). И какие свои желания они пытаются удовлетворить этой гипотезой («умрут все») - отдельный потенциально интересный вопрос. Наверное, у каждого говорящего так свои особенные желания, подвигающие к подобным утверждениям.