О маниакальных и депрессивных предпочтениях в выборе системы правления
«Я тоже не доверяю людям и не верю в них (нас). Я тоже думаю, что править должны какие-то уникально талантливые, замечательно образованные, разумные, с добрым сердцем и твердые, в общем, какие-то взрослые. А мы - их приемные дети - должны подчиняться. В силу того, что и информации у нас мало, и не та она, и образование никогда не дотягивает до нужного уровня, и сердце, честно говоря, не очень доброе, и разума не хватает, а твердость то превращается в жестокость, то вовсе исчезает.
Поэтому даже не знаю, отчего я пишу про демократию, то есть правление глупых, необразованных; с жестоким сердцем, но бесхребетных; бездарных, мало, узко и плохо образованных детей - несовершенных, то есть нас.
Для меня самого это потрясение устоев: как это, править будет глупый? Или жестокий? Еще и садист какой-нибудь, мало, что ли, почитателей БДСМ. Или размазня беспринципная? Нет уж, пусть лучше правят боги, или на худой конец титаны. Или кто еще есть, кто не человек, а лучше нас? Робот какой-нибудь. Искусственный интеллект, компьютер, программа. Но, главное, не человек, потому что нам, будем откровенны, управление нами доверять нельзя. Любой, кто хоть немного изучал историю, это подтвердит: смерти, кровь, мучения, ошибки, разруха, пытки - вот что бывает, когда управление людьми доверяют людям. Боги, всяко, лучше. Они даже если жестокости тоже творят, то из каких-то высших соображений, любая гнусность и мерзость, ими благословленная, имеет какой-то важный смысл, которым освящается и оправдывается. Поэтому я отменяю мои предыдущие слова и говорю, что лучше всего, когда правят боги. Теократия рулит. Все отдадимся богу (богам) и его наместникам на этой планете, так будет лучше всего.
Проблема возникает, когда в богов не верят. Если нет ни богов, ни титанов, то некому вверить нашу судьбу, чтобы они нами руководили. И наместников их, провозвестников их воли, тоже слушать не приходится. Одни мы на этой планете - именно такие, как я перечислил: глупые, слабые, бесхребетные, ограниченные, жестокие, мало знающие и понимающие, бездарные. И героев среди нас тоже нет. Чтобы рассмотреть таких, придется здорово вложиться в монтаж и фотошоп. «Ничто человеческое мне не чуждо», как любил говорить Маркс.
Поэтому, наверное, мои слова о демократии продиктованы тем, что да, я не верю в нас («народ»), но я не верю и ни в каких других людей. И в богов тоже не верю, как и в их наместников. Поэтому боюсь, что кроме нас, у нас никого нет. Некому вверить нашу судьбу, кроме глупых слабых смертных несовершенных нас. Кроме, может быть, одного, который, впрочем, на меня в любом случае за такие слова не обидится - даже если я скажу, что и в него не верю.
А так как я в людей не верю, то считаю, что им (нам) и не стоит давать героических, полубожественных, полномочий.
Поэтому да, здесь получается парадокс. Я, как и вы, не верю в людей и считаю, что глупым и необразованным править нельзя. Однако именно по этой причине я оказываюсь демократом: ни в кого не верю и никого не считаю достаточно одаренным, чтобы он правил. Одновременно считаю, что уж своей-то жизнью любой дурак распорядится, на этот счет у меня ограничений нет. Вот я и хочу, чтобы любой дурак управлял своей жизнью. В итоге, кажется, из этого и получается - демократия».
***
«Чем больше я об этом говорю, тем больше мне это нравится - наверное, потому, что я к этому привыкаю. Да, я за власть худших. Слабых и глупых. И все остальное такое прочее. Какистократия.
Хотя превосходная степень («худшие») здесь лишняя. Пусть будет просто «Какократия». Или как от слова «какос» образовать? То есть пусть будет «власть плохих», или там, злых. Поскольку, положа руку на сердце, мы разве хорошие или добрые люди? Думаю, христиане так не скажут. Уж они-то (мы) точно знают, насколько мы плохи. И насколько плох всякий человек. То есть формула «какократия» не сообщит нам ничего нового: была такой во всю человеческую историю, такой сохраняется и, вероятно, такой же останется и в будущем.
Так и запишите: я - за власть плохих и злых».
***
«Я думаю, что власть плохих лучше, чем власть хороших. Потому что когда человек хороший или хорошо владеет ремеслом, то мы ожидаем, что он сам справится. А когда он плохой, то ему нужна помощь и/или страховка. Бегун и сам пройдет дистанцию, а слабому мы предложим клюку, костыли или коляску. Сообразительному гению мы просто поставим задачу, а туповатому болвану предложим подробную инструкцию. Честного человека мы побоимся оскорбить одним только подозрением и недоверием, а про лжеца и вора будем знать его слабость и постараемся не искушать. «Специалисту» мы скажем «делайте на ваше усмотрение», а с тем, кто «ни шатко ни валко», мы будем в активном сотрудничестве все время - знаем, что без нас не справится.
Поэтому «власть плохих», мне кажется, предполагает, во-первых, обязательное наличие механизмов, которые будут им помогать (сильный, может, и без лошади обходился, но так как большинство из нас слабые, то сейчас ездим на автомобилях), во-вторых, активное участие «управляемых» и «подвластных»: от плохих хорошего ждать приходится только если случайно, поэтому требуется контролировать, а при всем этом содействовать - иначе как же они хоть с чем-то справятся, учитывая, насколько они плохи?
Конечно, именно в силу своей «плохости» они могут даже сопротивляться контролю и помощи (иначе были бы хорошими, наверное, - понимали сами, насколько им требуется содействие для их собственных задач), но разве это их противоречие нас смутит? Думаю, нет, мы и сами понимаем, что, будучи плохими, они, в общем, просто обязаны сопротивляться нашему контролю, нашему участию и нашей власти».
***
«Не исключаю, что это можно назвать честностью. Мы - плохие люди и плохая власть. Наше правление будет плохим, и результаты - тоже. Впереди мы ожидаем вот таких и таких, и еще вот таких гадостей. И вся наша жизнь, будем откровенны, путь от проблемы к проблеме, от страдания к боли. Сколько бы открытий ни делали, а счастья нет.
Вместо «давайте, выберем лучшую жизнь» - «давайте, выберем гадость по вкусу». Вместо «давайте, выберем лучшего правителя» - «давайте, выберем одного из бесславных ублюдков». Вместо «да он же плохой человек» - «вот эта его гадость особенно мерзкая, не хочу с ней мириться, готов на много других гадостей, чтобы только не вот именно эта».
В этом смысле, правда, не уверен: это вариация на тему «Надо Быть Скотами», о которой пишет Алексей Рощин, или все-таки вариация на тему христианства, где мы и выбираем между разными грешниками и ошибками?».
***
«Да, я думаю, что это может быть еще выбор между маниакальной и депрессивной фазами. У больных МДП состояние эйфории и прилива сил (когда им кажется, что они могут все, и счастье то ли близко, то ли они уже его испытывают) сменяется упадком и отчаянием, когда, наоборот, представляется, будто они не сумеют ничего, и жизнь является сплошным несчастьем, да и вовсе бессмысленна.
«Власть плохих» - это такой слоган для депрессивной фазы. Плохой-хороший - это же об одном и том же, от любого из этих слов можно отказаться и представить все как одну шкалу: нет хороших, есть только разной степени плохости (в том числе отрицательной - «он минус 10 плохой»), или нет плохих, есть только разной степени хорошие. И вот для склонных к маниакальности мы оставим «аристократов», а для склонных к депрессивности - «какистократию». Или, соответственно, для маньяков (маниакальной фазы) у нас будет «демократия» (все люди достаточно хороши), а для депрессивных у нас будет «какократия» (все люди плохи, тут альтернативы все равно нет, всего лишь есть разные механизмы, позволяющие компенсировать потери и страдания от управления плохих)».
***
«Мне кажется, можно взять почти любое историческое обсуждение, и там увидим, что худшие-лучшие это обычно одни и те же люди.
Например, Максим Соколов писал в ЖЖ, что после революции неизбежно побеждают самые худшие (жестокие, кровавые, неумелые етс). Можно даже не противопоставлять ему тех, кто считает, что, наоборот, самые гуманные приходят к власти. Интереснее всего вспомнить тех, кто считает победителей лучшими по самому тому факту, что они победили. «Весна покажет, кто где с*ал». А у них, соответственно, война показывает, кто «более достоин»».
***
«Мне «Всеобщая декларация прав человека» нравится. Только я бы ее немного иначе переводил, вместо «прав человека» писал, например, - «свойства» (свойства человека).
И общая схема с избранием представителей и разделением властей - тоже. Может быть, даже с полным копированием британской системы, «до последнего завитка», как предлагает Верола. Я эту их систему почти не знаю, поэтому не знаю, насколько она хороша или плоха, и насколько подходит нам. Может быть, «до последнего завитка», а может быть, и нет. Единственное, я имею некоторое предубеждение к английской сословности. Американская система с ее, как минимум, провозглашением равенства на словах, мне в этом смысле кажется привлекательнее. Хотя, конечно, если бы это от меня зависело, и мне требовалось бы писать-обсуждать документы на этот счет, то я бы предпочел сначала изучить и вникнуть в детали, а только потом предлагать».
***
«Система представителей мне кажется интересной, поскольку, с одной стороны, она уже и сейчас используется - а чем меньше менять, тем, мне кажется, проще. Хотя, конечно, не исключаю, что так мне кажется ошибочно. А с другой стороны, я не понимаю, как иначе наладить взаимодействие сотен миллионов людей между собой. Одно связано с другим (схема представителей использовалась раньше, и теперь я знаю, что она может объединять миллионы людей) и взаимно усиливается.
Хотя у меня, конечно, есть к этой системе и вопросы. Например, меня удивляет, что выбор производится по территориальному признаку. В итоге кого бы ни выбрали, он является компромиссной фигурой, как в «Симпсонах», в эпизоде с выборами в мэры «Шестерки Боба»: «Да, он пытался меня убить, это мне не нравится. Но он же выступает за снижение налогов, это важно. Поэтому проголосую за него». То есть дело не только в том, что победивший кандидат потенциально оставляет неудовлетворенными меньшинство тех, кто голосовал за альтернативу. Но и в том, что, выбирая самого кандидата, мирятся с теми разногласиями, какие имеют с ним («хорошо, что за снижение налогов, но плохо, что за убийство меня»).
Сто лет назад без этого обойтись, вероятно, было невозможно, но сейчас же есть, наверное, база для альтернативы: можно выбирать своего представителя по конкретному вопросу или группе вопросов, а не по местности. В обычной жизни мы же не отправляем одного и того же человека представлять нас в суде по уголовному делу, в сделке по недвижимости и в покупке акций - предпочитаем разных людей. Как потому, что это разные специальности, так и потому, что нас, в общем, в разговоре с брокером нас не волнуют наши разногласия в вопросах недвижимости. Но в политической системе пока выглядит иначе: избранный должен быть и швец, и жнец, и на дуде игрец (в чем беды нет, мы и сами на все руки мастера), а при этом мы должны смиряться, что ради какого-то более важного вопроса (например, налогов) мы заведомо пренебрежем мелким (когда-то он пытался нас убить). Хотя, даже если не говорить о прямой демократии, где каждый сам бы голосовал по всем пунктам, мы все-таки могли бы иметь двух разных представителей, отражающих нашу позицию по обоим вопросам.
Общественные организации (те же профсоюзы) отчасти в этом помогают и по мере сил оказывают влияние в том числе на политику. Но и пространство для развития здесь, кажется, тоже все-таки есть».