Маркс и "культура договора"
«Я думаю, что понимаю, отчего Маркс, Энгельс и Ленин не оставили детальных инструкций-видений и активно противились самим предложениям этого, отсылая к «живому творчеству масс». Это связано не только с тем, что «утопии» показали свою неэффективность еще в 19-м веке, но и с тем, что попытка регламентировать-прописать всю жизнь каждого человека - означает отношение к нему как к неодушевленному предмету, то есть суть продолжение эксплуататорского подхода.
Мы понимаем ученых и инженеров: собираются вместе, изучают, разрабатывают, строят машины - все работает, молодцы. И такой же подход к людям нам тоже знаком: «придумать надо и организовать, «построить» всех; а кто плана такого не составил, так тот, значит, просто не сумел и этим плох». Мы знаем такой инженерно-эксплуататорский подход к людям, но Маркс-Энгельс-Ленин были другими, они заботились о человеке именно как человеке, а не винтике, не предмете. Поэтому были людьми, скорее, «культуры договора», нежели «культуры принуждения» (к первым двум это относится в большей степени, к третьему в меньшей).
Человек, в отличие от камня или дерева, свободен - его невозможно сделать винтиком. Человек, в отличие от камня или дерево, разнообразен и не ограничен, способен изменяться так, как мы даже не знаем и не можем представить, поскольку может открывать новое, - человека невозможно предсказать, как движение небесного светила. Но зато для нас, заботящихся об обществе, человек имеет и преимущества: дерево не может говорить, а человек - способен; металл не действует сам и требует приложения наших сил, а человек - может еще и нам помогать; предметы существуют лишь в узком диапазоне, а человек - всюду на планете, местами и в космосе; животные могут адаптироваться, в лучшем случае, поколениями, а человек - в течение одной своей жизни или года, поскольку не только сам примеряется к условиям, но и изменяет среду (для чего в том числе и требуется свобода принятия решений - хорошее для средней полосы не обязательно обеспечит хорошее для Сибири). Поэтому упомянутые трое считали своей задачей - помочь людям договориться и создать необходимые условия для этого.
Маркс и Энгельс восхищались ранними США, видели в них один из образцов, наряду со Швейцарией. Но с важной оговоркой: только теми США, какие существовали до середины 19 века, то есть до того момента, когда строительство железных дорог потребовало высокой концентрации капитала, а значит, положило начало развитию в Северной Америке того капитализма, какой классики критиковали. В рамках «культуры договора» о каком равенстве и защите интересов каждой стороны может идти речь, когда у одной настолько подавляющее превосходство в ресурсах перед другой?
В конце 18-го века в США каждый мог собственным трудом и усилиями своей семьи приумножать свое благосостояние и влияние. Но ко второй половине 19-го века и земли уже были поделены (к концу столетия это стало в основном верно даже для «Дикого Запада»), и фермер уже не являлся таким свободным и независимым, как раньше, - железнодорожная компания или федеральная власть, или эти двое в связке, могли делать с ним уже многое неприятное и диктовать свою волю в ущерб его предпочтениям.
При этом, в отличие от некоторых недальновидных людей, Маркс и Энгельс не призывали вернуться во времени на сто или двести лет назад, поскольку видели и прогрессивный характер происходящего (оно несло не только ухудшения, но и улучшения), и в этом смысле его неизбежность: хорошего и лучшего люди хотят, а плохого и худшего - нет; и поскольку именно люди задают направление обществу, то, следовательно, так оно и будет двигаться.
Поэтому Маркс-Энгельс не пытались ни «законсервировать» («остановись мгновенье, ты прекрасно»), ни вернуться назад на машине времени, а говорили о тех мерах, какие позволят дополнять технические преимущества прогресса его общественным совершенствованием. В частности, говорили, что концентрации капитала (и превосходству, какое она дает) рабочие (другая сторона договора) может противопоставить только объединение - коммуны, профсоюзы етс. Буржуа распоряжается массой ресурсов, поскольку сосредоточил в своих руках капитал (назовем это формой делегирования обществом задач управления), и является частью своего класса как в силу ряда законов, присущих капиталистическому строю (снижения заработной платы, например), так и потому, что по характеру своей деятельности (выполняемых им задач управления) должен взаимодействовать с другими буржуа, вступать с ними в союзы, обмениваться сведениями и опытом. Отдельный рабочий перед ним находится в уязвимом положении, пусть даже в каком-то разрезе кажется, будто это один человек договаривается с другим. В реальности это член большой влиятельной группы, сосредоточивший в своих руках много «неживого труда», договаривается с отдельным человеком. Любой учебник переговоров сообщит нам, что такое неравенство позиций, несомненно, поведет к ущемлению интересов слабой стороны. Чтобы такого не происходило, рабочему следует улучшить свое положение - путем вступления в профсоюз или пролетарское (например, коммунистическое) движение.
Соответственно, и движение к коммунизму, и сам этот строй они видели как возможность обеспечения равных позиций при заключении договоров (как индивидуальных, так и общественных). И поэтому, разумеется, они не то что не могли, а для них было чем-то вопреки всей их позиции - высказывать, как все будет и должно быть. Какие-то закономерности они могли предположить, но вообще-то это дело людей (масс, нас) творить и созидать - как договорятся, так и сделают.
Поэтому, как я много раз отмечал, они высказывались против «государственного социализма», каким он в большой степени получился в СССР («бисмарковского типа»), говорили, что государство в этом случае станет кем-то вроде «обобщенного капиталиста». Отдельная группа людей или корпорация (объединение) получит чрезмерно большое влияние, нарушающее равенство позиций договаривающихся.
Поэтому Маркс и Энгельс заботились о свободе слова и прессы. Как можно договориться, если не разговаривать? А высказывания отдельных людей, их объединений и аккумуляция таковых в СМИ - это и есть форма разговора. Уже тогда людей были сотни миллионов, и невозможно каждому побеседовать с каждым. Но благодаря прессе каждый из этих миллионов мог читать слова одной из договаривающихся сторон (человека или объединения), находить в них общее с собой или стремиться чем-то дополнить, и тогда высказывался сам (или напрямую, или через декларацию своего объединения, или через статьи и колонки выражающего его позиции печатного органа).
Все это в их позициях мне откликается. Поэтому, если вы спросите, как я вижу движение то ли к коммунизму, то ли к его развитию (если считать, что мы уже живем в коммунистической формации), то я отвечу: продолжать заботиться о развитии «культуры договора», продолжать совершенствовать договорную практику - от кабальных договоров, какими феодалы постепенно создали крепостное право, мы, кажется, уже ушли, профсоюзы и другие трудовые движения существуют, а все-таки мы знаем, что есть еще над чем работать, что даже свобода высказывания (разговора) ограничивается, не то что равенство договоров обеспечивается не всегда.
Подытоживая все сказанное, я бы написал так. Маркс-Энгельс-Ленин видели коммунизм как строй, обеспечивающий более хорошее отражение и защиту интересов всех людей. В свое время человек мог продать себя в рабство. Хорошо ли это? С одной стороны, да, он сохранял свою жизнь. С другой стороны, сейчас такие договоры мы не позволяем. В средние века свободный крестьянин брал в долг у вождя, чтобы купить оружие для войны, в итоге становился крепостным сам и его дети тоже. С одной стороны, хорошо и лучше, чем при рабстве, с другой стороны, сейчас мы таких договоров не позволяем. При капитализме человек стал лично свободен, открыл для себя новые возможности, но и «уровень жизни обычных людей» упал по сравнению со средневековьем, вернувшись к тем показателям в Англии только в 19-м веке. И это возвращение (и последующий подъем) стали возможны благодаря не только техническому прогрессу, но и совершенствованию договоров, какие уже не позволяли больше, например, нанимать детей. Так же и коммунизм: благодаря свободным объединениям свободных людей позволит заключать более обоснованные и разумные сделки, лучше служащие развитию каждого, нежели варианты ранних лет, в спорности и неэффективности которых мы уже убедились. А какие именно они будут в деталях? От лица Маркса-Энгельса-Ленина мы как будто можем сказать: «Откуда же нам знать? Это будут миллионы новых договоров от лица миллиардов людей. Они могут включать в себя нечто, совершенно неизвестное нам. Мы можем предположить некие закономерности, но самый разумный ответ будет звучать как - «живое творчество масс»».