Тупик имени Галковского. Глава 1. Роман с собой.
«БТ» - это философский роман в примечаниях. Поскольку он философский, то ее там, действительно, много. Слово роман предполагает сюжет и, как минимум, хотя бы несколько героев. Определенный сюжет через колоссальные напластования цитат и комментариев к ним хоть и с трудом, но все же прослеживается, а с героями, к сожалению, плоховато. Главный герой романа Одиноков - молодой человек, осознающий мир. На его глазах сгорает от рака отец, он страдает от преследования своих одноклассников и педагогов, думает о темных сторонах окружающего советского мирка и открывает для себя Розанова. Отец и Розанов - следующие по важности герои романа. А больше никого и нет, кроме почти неподвижных фигур на заднем плане.
Хотя отцу почти нечего дать, кроме примера своей неудачной жизни, он пытается формировать жизнь сына. Его вмешательства - пусть болезненные, и разрушающие, памятны Одинокову. Пожалуй, даже если ничему не научить, то, живя рядом, можно дать хотя бы образец формы человеческой жизни, слепка, из которого придется исходить, как бы не был он крив и уродлив.
Если отец задает форму одиноковской тщеты, то Розанов задает форму мышления Одинокова - поэтому все, что относится в романе к философии, является разворачиванием философских высказываний и приемов Розанова и, отчасти, повторением некоторых его выводов. Правда, философия, которую развивает Одиноков (или все же Галковский?), с сюжетом романа связана довольно слабо и направлена на иное.
Конечно, можно было бы сказать, что эти размышления - часть осознания своей жизни; когда не то Одиноков, не то Галковский думает о гнилой природе русского языка, бранит евреев или кокетничает с фашизмом, то это могли бы быть метафоры к жизни Галковского-Одинокова или ступеньки познания мира и себя; но уж больно их много в «БТ» - метафор и ступенек - шагу не ступишь, не наступив на ступеньку или метафору. Главное, большую часть этих тем Галковский продолжил на своем сайте www.samisdat.ru, уведя их за переделы романа или, наоборот, бесконечно его тем расширив.
Поэтому роман воспринимается скорее, как библиотека - вот автобиографическая повесть, вот огромные ковры цитат, вот выросшие на них очерки - о Чехове, Соловьеве, Ленине, Чернышевском, Набокове, Розанове - список длинен и этими именами не ограничен, а рядом полно свободных полок.
В той же библиотеке находятся фрагментарные очерки истории России. Тут же мутноватые рассуждения о масонах. Несколько связывают библиотеку воедино темы предательств, умыслов, заговоров, провокаций, грязных тайн и - нельзя забыть главное - национальности. Ведь бесконечный тупик - это тема национальности, а «БТ» книга Галковского об Одинокове и России. Так что вся библиотека - о России.
Что касается автобиографии автора, то она интересна, хотя и где герой, где автор? В «БТ» автор с героем слились в таком единстве, что их не то, что водой не разлить, но и не проследить границ между телами и душами. Это не такая пара, как Достоевский и герой «Записок из подполья» или Толстой и Левин. «БТ» - просто роман о себе и роман с собой.
Если Одиноков и отличается от Галковского, то только дистанцией во времени - он моложе. Одиноков предоставляет Галковскому дополнительную возможность объяснить себя, объективизировать субъективное, отдалившись от себя бывшего на несколько лет вперед. Эта тема себя любимого ощущается как главный эмоциональный интерес автора. («Я эгоист. Вообще «эгоизм» это такое маленькое слово, зто когда человек сосредоточен на своем маленьком «я» (и он чувствует, что оно маленькое). А мое «я» огромное. Так что я эгоистище, что ли.») Поэтому для России, при всем изобилии русских тем, чувств остается немного. Одиноков живет не в России, а в библиотеке. Россия для него хорошо изученный, но лично не слишком близкий объект.
Как после этого читателю принимать близко к сердцу размышления Одинокова о России, ее писателях, истории? Это означало бы принять их, как гипотезы. Но они отдают такой самопальной сивухой, что не избежать тяжелого похмелья.
Можно, конечно, сказать, что размышления Одинокова не имеют самостоятельной ценности, что они служат иным целям и не надо спрашивать с них строго. Автор, мол, шире, и ученому философу Галковскому строить философию «так» было бы странно. То есть не надо эту философию воспринимать буквально, между автором и героем есть все же какая-то дистанция. Но ведь автор никак Одинокову не возражает, и дистанцию эту измерить нельзя. Хорошо, не будем пока спорить с идеями Одинокова-Галковского (я вообще не буду пытаться разделить две фигуры) - вернемся к некоторым из этих идей позже.
Может (сделаем еще один заход), смысл «БТ» не столько в идеях, сколько в организации материала, композиции и форме биографического романа? В смысловом движении? В частности, Галковский не скрывает, что форма его романа близка набоковскому «Дару» и что Набоков почти абсолютно авторитетен для него, как писатель. Галковский даже сопроводил свой «БТ» рецензиями вымышленных авторов; вспомним, что такие рецензии есть и в «Даре». То есть Галковский учится у Набокова вести активную игру на поле читателя.
В «Даре» герой борется с идолом предыдущего поколения - Чернышевским за возможность иного отношения к жизни и тем самым возвращает себе эту жизнь, соединяется творчеством с пропавшим без вести и, вероятно, погибшим отцом, восстанавливая связь времен. В «БТ» происходит (или, скорее, пытается произойти) то же самое.
При таком описании (погибший отец, восстание против его врагов, настаивание на своем выборе «быть», восстановлении связи времен) становится довольно очевидным, что «Дар» был ориентирован на сюжет «Гамлета», но это не все: кажется, он был принципиально замышлен, как некий «Гамлет-тест». Для Набокова было бы мелковато просто переписать известный сюжет, и он устроил проверку, которую проходят время, поэт Годунов-Чердынцев и сюжетный архетип - ведь время и герой могут оказаться бездарными, а сюжет - выдохнувшимся. Нужно признать, что в этом двойном качестве «Дар» очень удался и повтором не выглядит.
Энергии и смысла мотивов действий Гамлета оказалось достаточно не только для того, чтобы наполнить энергией и смыслом жизнь Чердынцева, но и увезти тележку его труда, и саму его жизнь. Чердынцеву повезло - он живет в иное время, в котором не нужно погибать, как отцу, а можно и нужно выжить для утверждения своего дара, своего восприятия жизни не через политику, а через красоту.
Когда Галковский пишет свой «БТ», как «Дар» восьмидесятых, то не ни только «Гамлета» восьмидесятых годов, но даже подобия набоковского «Дара» не получается - так перегружена телега очередного Одинокова, и так невнимательно искажена структура романа-предшественника. Дело ведь не только в том, что старому сюжету нужно увезти огромный воз «Бесконечного тупика»; ему еще нужно утвердить право героя жить ненавистью и злостью.
Если Гамлет воюет против убийцы отца и его пособников, то Одиноков-Галковский ненавидит и воюет против всех, кто ему навредил или кажется опасным: учителей, которые, как сговорившись, выставили ему тройки в аттестате за восьмилетку, одноклассников (среди которых у него не было друзей), однокурсников, философского факультета МГУ, философов Соловьева и Бердяева, русской бани, масонов, писателей Чехова и Толстого, всего революционного движения в России, русского языка, Востока, людей всех рас, кроме некоторых европеоидов, (из европеоидов Галковский почему-то особо ненавидит грузин - «каждый грузин бандит и насильник»- и евреев), ненавидит крестьянство всех народов, гомосексуалистов, постмодернистов и многое, многое другое, и многих, многих других. Собственно, намного проще перечислить, кого и что Галковский безусловно любит - разве что философа Розанова, императоров Николая I и II, писателя Набокова, издателя Суворина, обер-прокурора Священного Синода Победоносцева, немцев, немецкий язык, мальчика Одинокова, свою философию, запеченное мясо с брусникой, Запад.
И еще. По известному закону литературы нельзя присвоить себе произвольную роль, какая тебе будет больше нравится - твоя роль будет соответствовать твоему содержанию; нельзя сделать своего героя поэтом, если ты сам филистер, стихи глубоко презирающий. Одиноков просто не может оказаться в роли поэта Чердынцева - при одиноковском бесчувствии к литературе и слепоте к эстетике, его политической заданности, его азарте бумажной борьбы ему куда ближе Чернышевский. Это и есть то, что Галковский называет оборачиваемостью.
Итак, «Дар» оказался переписан - Чернышеский, пардон, Одиноков, пишет историю русского общества, рекламируя свои исторические, литературные, эстетические воззрения. Хотя идеи Одинокова куда гнуснее.
Кажется, поэтому читать «БТ» очень тяжело - читателю, который инстинктивно принимает текст за свою внутреннюю речь, очень трудно идентифицировать себя с таким героем, такими эмоциями, такими идеями. Но об идеях речь еще впереди.
Хотя отцу почти нечего дать, кроме примера своей неудачной жизни, он пытается формировать жизнь сына. Его вмешательства - пусть болезненные, и разрушающие, памятны Одинокову. Пожалуй, даже если ничему не научить, то, живя рядом, можно дать хотя бы образец формы человеческой жизни, слепка, из которого придется исходить, как бы не был он крив и уродлив.
Если отец задает форму одиноковской тщеты, то Розанов задает форму мышления Одинокова - поэтому все, что относится в романе к философии, является разворачиванием философских высказываний и приемов Розанова и, отчасти, повторением некоторых его выводов. Правда, философия, которую развивает Одиноков (или все же Галковский?), с сюжетом романа связана довольно слабо и направлена на иное.
Конечно, можно было бы сказать, что эти размышления - часть осознания своей жизни; когда не то Одиноков, не то Галковский думает о гнилой природе русского языка, бранит евреев или кокетничает с фашизмом, то это могли бы быть метафоры к жизни Галковского-Одинокова или ступеньки познания мира и себя; но уж больно их много в «БТ» - метафор и ступенек - шагу не ступишь, не наступив на ступеньку или метафору. Главное, большую часть этих тем Галковский продолжил на своем сайте www.samisdat.ru, уведя их за переделы романа или, наоборот, бесконечно его тем расширив.
Поэтому роман воспринимается скорее, как библиотека - вот автобиографическая повесть, вот огромные ковры цитат, вот выросшие на них очерки - о Чехове, Соловьеве, Ленине, Чернышевском, Набокове, Розанове - список длинен и этими именами не ограничен, а рядом полно свободных полок.
В той же библиотеке находятся фрагментарные очерки истории России. Тут же мутноватые рассуждения о масонах. Несколько связывают библиотеку воедино темы предательств, умыслов, заговоров, провокаций, грязных тайн и - нельзя забыть главное - национальности. Ведь бесконечный тупик - это тема национальности, а «БТ» книга Галковского об Одинокове и России. Так что вся библиотека - о России.
Что касается автобиографии автора, то она интересна, хотя и где герой, где автор? В «БТ» автор с героем слились в таком единстве, что их не то, что водой не разлить, но и не проследить границ между телами и душами. Это не такая пара, как Достоевский и герой «Записок из подполья» или Толстой и Левин. «БТ» - просто роман о себе и роман с собой.
Если Одиноков и отличается от Галковского, то только дистанцией во времени - он моложе. Одиноков предоставляет Галковскому дополнительную возможность объяснить себя, объективизировать субъективное, отдалившись от себя бывшего на несколько лет вперед. Эта тема себя любимого ощущается как главный эмоциональный интерес автора. («Я эгоист. Вообще «эгоизм» это такое маленькое слово, зто когда человек сосредоточен на своем маленьком «я» (и он чувствует, что оно маленькое). А мое «я» огромное. Так что я эгоистище, что ли.») Поэтому для России, при всем изобилии русских тем, чувств остается немного. Одиноков живет не в России, а в библиотеке. Россия для него хорошо изученный, но лично не слишком близкий объект.
Как после этого читателю принимать близко к сердцу размышления Одинокова о России, ее писателях, истории? Это означало бы принять их, как гипотезы. Но они отдают такой самопальной сивухой, что не избежать тяжелого похмелья.
Можно, конечно, сказать, что размышления Одинокова не имеют самостоятельной ценности, что они служат иным целям и не надо спрашивать с них строго. Автор, мол, шире, и ученому философу Галковскому строить философию «так» было бы странно. То есть не надо эту философию воспринимать буквально, между автором и героем есть все же какая-то дистанция. Но ведь автор никак Одинокову не возражает, и дистанцию эту измерить нельзя. Хорошо, не будем пока спорить с идеями Одинокова-Галковского (я вообще не буду пытаться разделить две фигуры) - вернемся к некоторым из этих идей позже.
Может (сделаем еще один заход), смысл «БТ» не столько в идеях, сколько в организации материала, композиции и форме биографического романа? В смысловом движении? В частности, Галковский не скрывает, что форма его романа близка набоковскому «Дару» и что Набоков почти абсолютно авторитетен для него, как писатель. Галковский даже сопроводил свой «БТ» рецензиями вымышленных авторов; вспомним, что такие рецензии есть и в «Даре». То есть Галковский учится у Набокова вести активную игру на поле читателя.
В «Даре» герой борется с идолом предыдущего поколения - Чернышевским за возможность иного отношения к жизни и тем самым возвращает себе эту жизнь, соединяется творчеством с пропавшим без вести и, вероятно, погибшим отцом, восстанавливая связь времен. В «БТ» происходит (или, скорее, пытается произойти) то же самое.
При таком описании (погибший отец, восстание против его врагов, настаивание на своем выборе «быть», восстановлении связи времен) становится довольно очевидным, что «Дар» был ориентирован на сюжет «Гамлета», но это не все: кажется, он был принципиально замышлен, как некий «Гамлет-тест». Для Набокова было бы мелковато просто переписать известный сюжет, и он устроил проверку, которую проходят время, поэт Годунов-Чердынцев и сюжетный архетип - ведь время и герой могут оказаться бездарными, а сюжет - выдохнувшимся. Нужно признать, что в этом двойном качестве «Дар» очень удался и повтором не выглядит.
Энергии и смысла мотивов действий Гамлета оказалось достаточно не только для того, чтобы наполнить энергией и смыслом жизнь Чердынцева, но и увезти тележку его труда, и саму его жизнь. Чердынцеву повезло - он живет в иное время, в котором не нужно погибать, как отцу, а можно и нужно выжить для утверждения своего дара, своего восприятия жизни не через политику, а через красоту.
Когда Галковский пишет свой «БТ», как «Дар» восьмидесятых, то не ни только «Гамлета» восьмидесятых годов, но даже подобия набоковского «Дара» не получается - так перегружена телега очередного Одинокова, и так невнимательно искажена структура романа-предшественника. Дело ведь не только в том, что старому сюжету нужно увезти огромный воз «Бесконечного тупика»; ему еще нужно утвердить право героя жить ненавистью и злостью.
Если Гамлет воюет против убийцы отца и его пособников, то Одиноков-Галковский ненавидит и воюет против всех, кто ему навредил или кажется опасным: учителей, которые, как сговорившись, выставили ему тройки в аттестате за восьмилетку, одноклассников (среди которых у него не было друзей), однокурсников, философского факультета МГУ, философов Соловьева и Бердяева, русской бани, масонов, писателей Чехова и Толстого, всего революционного движения в России, русского языка, Востока, людей всех рас, кроме некоторых европеоидов, (из европеоидов Галковский почему-то особо ненавидит грузин - «каждый грузин бандит и насильник»- и евреев), ненавидит крестьянство всех народов, гомосексуалистов, постмодернистов и многое, многое другое, и многих, многих других. Собственно, намного проще перечислить, кого и что Галковский безусловно любит - разве что философа Розанова, императоров Николая I и II, писателя Набокова, издателя Суворина, обер-прокурора Священного Синода Победоносцева, немцев, немецкий язык, мальчика Одинокова, свою философию, запеченное мясо с брусникой, Запад.
И еще. По известному закону литературы нельзя присвоить себе произвольную роль, какая тебе будет больше нравится - твоя роль будет соответствовать твоему содержанию; нельзя сделать своего героя поэтом, если ты сам филистер, стихи глубоко презирающий. Одиноков просто не может оказаться в роли поэта Чердынцева - при одиноковском бесчувствии к литературе и слепоте к эстетике, его политической заданности, его азарте бумажной борьбы ему куда ближе Чернышевский. Это и есть то, что Галковский называет оборачиваемостью.
Итак, «Дар» оказался переписан - Чернышеский, пардон, Одиноков, пишет историю русского общества, рекламируя свои исторические, литературные, эстетические воззрения. Хотя идеи Одинокова куда гнуснее.
Кажется, поэтому читать «БТ» очень тяжело - читателю, который инстинктивно принимает текст за свою внутреннюю речь, очень трудно идентифицировать себя с таким героем, такими эмоциями, такими идеями. Но об идеях речь еще впереди.