«Опа-опа, Америка-Европа. Записки Вайрагйананди». Рассказ. Часть вторая
С овчарок величиной.
(Гергий Тушкан. «Джура»)
Проснувшись в третий или четвертый раз после безумного калейдоскопа видений прошедшего дня, пришлось отдать себе отчет в том, что хочется уже не спать, а просто дышать. Дышать, не обливаясь потом, лежа на боку с прямыми ногами, уткнувшись носом в ткань палатки, чувствуя на своей спине чьи-то локти или колени. Дышать во всю силу своих легких, полной грудью и т.д. воздух ночи, воздух свободы, воздух Европы, воздух силы и красоты жизни.
Чуткая к чужому настроению Маша Прялкина тут же отозвалась на мои мысли голубоватым светом мобильника и дипломатическим вопросом на тему, а не хочет ли кто-нибудь еще выти наружу?
Осторожно переступая руки и ноги мирно спящих, мы приблизились к краю палатки и снизу вверх потянули за молнию. Рядом с палаткой, со стороны моря на песке на нас не мигая, смотрели глаза молодого человека, с голой задницей, равномерно совокупяющего лежащую под ним девицу. Напрасно пытаясь разглядеть в этих глазах смущение или недовольство, или же наоборот, довольство, я услышала прямо в собственном ухе тот же сдержанный шепот Маши Прялкиной. Посмотрите направо, - шептала Мария.
Направо, в метре от парочки и в полутора от палатки одиноко маячила невысокая фигура мужчины с расстегнутыми штанами, который, не обращая на нас никакого внимания, одной рукой выдергивал что-то из гульфика, сосредоточенно стараясь попасть в общий ритм этого акта любви.
Мы выбрались наружу, очевидным образом не потревожив никого из троих участников, и пошли вверх по песку подальше от происходящего.
Отойдя на безопасное расстояние легко возбудимая, а потому дрожащая Маша разразилась приступом смеха, а потом поведала мне, где находится биологический туалет, куда ей срочно необходимо попасть. Туалет вырисовывался черной обтекаемой камерой на фоне лучезарной гостиницы с металлической рыбой. Маша потащила меня туда. По дороге ее бил озноб от того, что она не умеет пользоваться этим видом городского толчка, и от того, что с собой у нее нет денег, а она не знала, нужно ли платить за обслуживание, и еще от того, что она не могла понять, есть ли там освещение или нет.
Когда в воображение Марии из неосвещенного туалета чавкая стекла зловонная жижа неубранного говна, а вернее, когда она поведала мне об этом, я оставила ее один на один с этими мыслями и направилась к морю. Стараясь не оглядываться, чтобы не видеть танец Маши Прялкиной вокруг пляжного сортира, я повернула к той части песка, где вроде бы никого уже не было. Пройдя несколько шагов, я увидела, что тень от незаконченного строительства волнореза скрывала большой металлический короб, очевидно, служащий для заливки бетоном того же самого волнореза. Когда я вошла в эту тень, природа взяла свое, а вернее выпитое накануне пиво властно запросилось наружу. Идти к Маше Прялкиной сознание отказывалось категорически, и, поглядев по сторонам, я уверила себя в том, что совокупная высота волнореза и высота короба надежно закрывают меня и от гостиницы и от пляжа. Повернувшись спиной к морю, осторожно расстегивая узкие джинсы и плавно приседая, с целью проверить степень своей сокрытости в тени от конструкций, на той же тропинке, по которой пришла сама, я увидела поспешно спешащего ко мне мужика-дрочера. Когда он приблизился со своим делом прямо ко мне, я уже стояла на ногах и зорко оглядывала местность на предмет потяжелее. Им оказался камень, не вошедший в облицовку волнореза, и тяжесть его показалась мне достойной моменту. Когда он был в метре от меня, я еще сомневалась, но когда он подошел почти вплотную, я подняла камень и занесла его над плешивой головой онаниста.
И он не уклонился от удара и не присел и не заохал, а весело засмеялся и подался вперед, как будто подставляя свою башку под удар судьбы. Делать было нечего, я решительно изменила траекторию удара, вложив камень прямо в его пляшущие руки. И этот мой маневр удался. Мужчина перестал дрочить, а заторможено взял камень и стал его разглядывать, очевидно, пытаясь разгадать тайный смысл этого послания.
В это время ко мне навстречу уже радостно прыгала Маша Прялкина, издалека сообщая, что туалет бесплатный и чистый. Слушая подробный доклад Марии об особенностях его оснащения, я хотела только одного - поскорее дойти до палатки.
Мы опять спускались к морю, все так же светила луна, все так же мерцало море, и в нем отражались звезды. Простор пространства сначала вытеснил переполненный событиями ум, а потом, растворив его границы, вырвался в бесконечность.
Не смотря ни на что, наша первая ночь торжествовала, и ее триумф звучал набатом пульсирующей крови в ушах, соленым ветром и ликующим счастьем.
Где-то далеко на окраине этой симфонии я услышала захлебывающийся то ли от смеха, то ли от рыданий голос Маши Прялкиной: смотрите, смотрите, он насилует нашу палатку.
О, да, прямо по курсу был виден все тот же онанист, очевидно быстро перебегающий с места на место, и сейчас нашедший свою гавань возле нашей палатки.
Мы побежали ее спасать, на бегу припоминая, что с той стороны палатки, где он дрочил были спрятаны бутылки с недопитым пивом. Добежав до палатки, мы увидели, что испуганный криками Маши Прялкиной, а еще больше фигурами Алекса Бендерского и Мустафы Мусуфова, выбегающими из палатки, онанист дал деру.
Ну, что же? К утру, наконец, похолодало, и все заснули. И сон длился один миг, а потом в него ворвалась потусторонняя мелодия мобильника, и в глаза просочился яркий свет солнца.
И настал день второй, и мы опять потянули молнию палатки снизу вверх.
(Гергий Тушкан. «Джура»)
Проснувшись в третий или четвертый раз после безумного калейдоскопа видений прошедшего дня, пришлось отдать себе отчет в том, что хочется уже не спать, а просто дышать. Дышать, не обливаясь потом, лежа на боку с прямыми ногами, уткнувшись носом в ткань палатки, чувствуя на своей спине чьи-то локти или колени. Дышать во всю силу своих легких, полной грудью и т.д. воздух ночи, воздух свободы, воздух Европы, воздух силы и красоты жизни.
Чуткая к чужому настроению Маша Прялкина тут же отозвалась на мои мысли голубоватым светом мобильника и дипломатическим вопросом на тему, а не хочет ли кто-нибудь еще выти наружу?
Осторожно переступая руки и ноги мирно спящих, мы приблизились к краю палатки и снизу вверх потянули за молнию. Рядом с палаткой, со стороны моря на песке на нас не мигая, смотрели глаза молодого человека, с голой задницей, равномерно совокупяющего лежащую под ним девицу. Напрасно пытаясь разглядеть в этих глазах смущение или недовольство, или же наоборот, довольство, я услышала прямо в собственном ухе тот же сдержанный шепот Маши Прялкиной. Посмотрите направо, - шептала Мария.
Направо, в метре от парочки и в полутора от палатки одиноко маячила невысокая фигура мужчины с расстегнутыми штанами, который, не обращая на нас никакого внимания, одной рукой выдергивал что-то из гульфика, сосредоточенно стараясь попасть в общий ритм этого акта любви.
Мы выбрались наружу, очевидным образом не потревожив никого из троих участников, и пошли вверх по песку подальше от происходящего.
Отойдя на безопасное расстояние легко возбудимая, а потому дрожащая Маша разразилась приступом смеха, а потом поведала мне, где находится биологический туалет, куда ей срочно необходимо попасть. Туалет вырисовывался черной обтекаемой камерой на фоне лучезарной гостиницы с металлической рыбой. Маша потащила меня туда. По дороге ее бил озноб от того, что она не умеет пользоваться этим видом городского толчка, и от того, что с собой у нее нет денег, а она не знала, нужно ли платить за обслуживание, и еще от того, что она не могла понять, есть ли там освещение или нет.
Когда в воображение Марии из неосвещенного туалета чавкая стекла зловонная жижа неубранного говна, а вернее, когда она поведала мне об этом, я оставила ее один на один с этими мыслями и направилась к морю. Стараясь не оглядываться, чтобы не видеть танец Маши Прялкиной вокруг пляжного сортира, я повернула к той части песка, где вроде бы никого уже не было. Пройдя несколько шагов, я увидела, что тень от незаконченного строительства волнореза скрывала большой металлический короб, очевидно, служащий для заливки бетоном того же самого волнореза. Когда я вошла в эту тень, природа взяла свое, а вернее выпитое накануне пиво властно запросилось наружу. Идти к Маше Прялкиной сознание отказывалось категорически, и, поглядев по сторонам, я уверила себя в том, что совокупная высота волнореза и высота короба надежно закрывают меня и от гостиницы и от пляжа. Повернувшись спиной к морю, осторожно расстегивая узкие джинсы и плавно приседая, с целью проверить степень своей сокрытости в тени от конструкций, на той же тропинке, по которой пришла сама, я увидела поспешно спешащего ко мне мужика-дрочера. Когда он приблизился со своим делом прямо ко мне, я уже стояла на ногах и зорко оглядывала местность на предмет потяжелее. Им оказался камень, не вошедший в облицовку волнореза, и тяжесть его показалась мне достойной моменту. Когда он был в метре от меня, я еще сомневалась, но когда он подошел почти вплотную, я подняла камень и занесла его над плешивой головой онаниста.
И он не уклонился от удара и не присел и не заохал, а весело засмеялся и подался вперед, как будто подставляя свою башку под удар судьбы. Делать было нечего, я решительно изменила траекторию удара, вложив камень прямо в его пляшущие руки. И этот мой маневр удался. Мужчина перестал дрочить, а заторможено взял камень и стал его разглядывать, очевидно, пытаясь разгадать тайный смысл этого послания.
В это время ко мне навстречу уже радостно прыгала Маша Прялкина, издалека сообщая, что туалет бесплатный и чистый. Слушая подробный доклад Марии об особенностях его оснащения, я хотела только одного - поскорее дойти до палатки.
Мы опять спускались к морю, все так же светила луна, все так же мерцало море, и в нем отражались звезды. Простор пространства сначала вытеснил переполненный событиями ум, а потом, растворив его границы, вырвался в бесконечность.
Не смотря ни на что, наша первая ночь торжествовала, и ее триумф звучал набатом пульсирующей крови в ушах, соленым ветром и ликующим счастьем.
Где-то далеко на окраине этой симфонии я услышала захлебывающийся то ли от смеха, то ли от рыданий голос Маши Прялкиной: смотрите, смотрите, он насилует нашу палатку.
О, да, прямо по курсу был виден все тот же онанист, очевидно быстро перебегающий с места на место, и сейчас нашедший свою гавань возле нашей палатки.
Мы побежали ее спасать, на бегу припоминая, что с той стороны палатки, где он дрочил были спрятаны бутылки с недопитым пивом. Добежав до палатки, мы увидели, что испуганный криками Маши Прялкиной, а еще больше фигурами Алекса Бендерского и Мустафы Мусуфова, выбегающими из палатки, онанист дал деру.
Ну, что же? К утру, наконец, похолодало, и все заснули. И сон длился один миг, а потом в него ворвалась потусторонняя мелодия мобильника, и в глаза просочился яркий свет солнца.
И настал день второй, и мы опять потянули молнию палатки снизу вверх.