Apr 09, 2016 01:35
Я страшно люблю это ощущение готовящихся родиться текстов. Они толкаются, кусают меня изнутри, зудят, как стая мошкары, и я чувствую себя в этот момент живым ульем, который вот-вот выплюнет в мир новый рой.
Рой потом радостно потирает крылышки, оглядывается на меня последний раз, я иногда выдергиваю и подправляю одну-две пчелки и они меня навсегда покидают, разлетаются и перестают мне принадлежать.
Я провожаю их с истинно родительской гордостью за то, какие они красивые и смелые, но продолжаю помнить, что каждая из пчелок сделана из меня.
Часто они возвращаются обратно со вкусным медом, который дает во мне жизнь новым пчелам.
А иногда я не позволяю тексту родиться. Делаю аборт. Тогда пчелы толкутся внутри, хиреют, чахнут и часто умирают. Сухие мертвые тельца и их обломанные крылья забивают все соты, и новым пчелам потом родиться там очень сложно.
Если думать о том, каким красивым и сильным будет новый рой, он не получится. Если думать о том, сколько прекрасных цветов он сможет опылить, то получается только толпа трутней.
Рой нельзя загадывать, можно лишь позволять ему быть.
И вот еще что - пчелы всегда рождаются для других, они не могут не опылять. Поэтому истинно рожденный текст должен быть кем-то прочитан, пчелы должны побывать на каких-то полях и увидеть мир. Если они его не увидят, они тоже умирают, хоть и снаружи улья. Боль это причиняет не меньшую, хоть и другую...
из ненаписанного,
гадкие лебеди