Сегодня я обрела дом
Я уже сто тысяч слов написала про то, как я люблю Вильнюс.
Для меня это место удивительно живое, созвучное, проникающее в меня со всех сторон и во все дырочки.
И уже писала я, что обязана здесь пожить. Что город этот открывается медленно и постепенно. Но сегодня он, кажется, распахнулся.
Я шла по улице из ДПЧ в кафе, и вдруг остолбенела от сложившегося сочетания идеальной Весны (Pavasaris).
Только представьте - теплый воздух, где-то жгут старую траву и поэтому чуть-чуть пахнет этой гарью. Уличные торговцы сворачивают свои павильоны, за еще голые деревья садится восьмичасовое солнце, оно уже вышло из-за готической, такой вильнюсской пузатой колокольни, но еще не упало на брусчатку, по которой я ковыляю.
Ковыляю и понимаю, я дома.
Это больше не "в гостях", я перестала быть там чужой и стала такой же частью пейзажа, как пузатые колокольни.
Теперь не страшно говорить там на любом языке, громко смеяться на улицах, покупать для подруги желтые нарциссы и вообще ничего не бояться.
Совпало, что с утра сегодня я бы сразу и в музее Холокоста и литовского еврейства, и в музее и тюрьме литовского КГБ.
Появилось ощущение, что я изнутри тела и кожи прикоснулась к литовской тщательно скрываемой травме, и после этого стало "Да, можно".
Люблю этот город. Это мой город. Это очень хороший город.
Для меня это место удивительно живое, созвучное, проникающее в меня со всех сторон и во все дырочки.
И уже писала я, что обязана здесь пожить. Что город этот открывается медленно и постепенно. Но сегодня он, кажется, распахнулся.
Я шла по улице из ДПЧ в кафе, и вдруг остолбенела от сложившегося сочетания идеальной Весны (Pavasaris).
Только представьте - теплый воздух, где-то жгут старую траву и поэтому чуть-чуть пахнет этой гарью. Уличные торговцы сворачивают свои павильоны, за еще голые деревья садится восьмичасовое солнце, оно уже вышло из-за готической, такой вильнюсской пузатой колокольни, но еще не упало на брусчатку, по которой я ковыляю.
Ковыляю и понимаю, я дома.
Это больше не "в гостях", я перестала быть там чужой и стала такой же частью пейзажа, как пузатые колокольни.
Теперь не страшно говорить там на любом языке, громко смеяться на улицах, покупать для подруги желтые нарциссы и вообще ничего не бояться.
Совпало, что с утра сегодня я бы сразу и в музее Холокоста и литовского еврейства, и в музее и тюрьме литовского КГБ.
Появилось ощущение, что я изнутри тела и кожи прикоснулась к литовской тщательно скрываемой травме, и после этого стало "Да, можно".
Люблю этот город. Это мой город. Это очень хороший город.