Марк Рашид. Лошади никогда не лгут. Глава 7. Часть 2
Cпасибо за перевод Александр Потокин, Нара Акопян - https://vk.com/id4467631 и группам https://vk.com/stradasaddles и https://vk.com/anatomy_horse
По моему опыту, любое место, где содержались лошади - конюшня, тренировочное отделение, прокат, или просто чей-то двор, у них у всех была своя атмосфера. Она ощущалась в воздухе этого места и я обычно чувствовал ее, как только выходил из своего грузовичка.
Конюшня Старика, к примеру, создавала спокойное чувство единения между лошадьми и людьми. Создавалось ощущение, что все были заодно и что они все там были для того, чтобы помогать друг другу. И наоборот, я бывал в конюшнях, в которых напряжение между людьми и лошадьми, или даже у людей между собой было таким явным, что его можно было потрогать.
Я уверен, что есть много факторов, которые создают определенное ощущение от места, но самый главный фактор - это люди, которые работают и бывают в этом месте. Ведь атмосферу создают люди. Важно и то, что они делают, и как они это делают.
Я заметил, что атмосфера играла огромную роль в лошадином поведении при работе. Там, где было ощущение спокойствия и единства, как на конюшне у Старика, лошади почти всегда легко и охотно ладили с людьми. В местах, где уровень напряжения зашкаливал, лошади проявляли тревогу и стресс, которые временами бывало невозможно контролировать.
В момент, когда я только пришел на это ранчо наша конюшня находилась где-то посередине между этими двумя вариантами. Она не была слишком комфортным местом, хотя не была и невыносимым тоже. Так что одной из моих задач было понять, сможем ли мы улучшить атмосферу.
Мы наняли хороших, неигоистичных работников. Большое дело, я считаю. Эгоизм часто создает лишние проблемы. Все они были добросовестными работниками и все почти сразу сдружились. Каждый был готов помочь другим, если в том явилась необходимость. Ощущение родства между ними, на сколько мне известно, сохраняется по сей день. С такой хорошей, трудолюбивой командой любая проблема переставала быть неразрешимой.
Я хотел воспроизвести на нашем ранчо атмосферу, какая была на конюшне у Старика. Старик редко придавал чему-либо большого значения. Он никогда ни на кого не кричал. Он никогда не боролся со своими лошадьми. Лошадям было легко считать его человеком, с которым можно и нужно считаться, даже если вокруг все рушится. Тем самым он создавал вокруг себя такую ауру, что даже если что-то плохое и происходило, оно никогда не воспринималось, как катастрофа. Я чувствовал, что это была одна из важнейших вещей в той атмосфере. Надо сказать, мне это удалось, не в последнюю очередь благодаря моей замечательной команде.
Понадобились месяцы и годы, чтобы у наших лошадей начало появляться то чувство доверия и уверенности, которого мы так добивались. Тому способствовало несколько факторов. Первый фактор - мы были готовы выступить в защиту наших лошадей когда им это было нужно. Если посетитель грубо обращался с какой-нибудь из наших лошадей, мы тут же пресекали подобное поведение. Иногда это сильно расстраивало посетителя, зато лошадь была благодарна.
Второй - мы позволяли лошадям иметь свое мнение и старались прислушиваться к ним. Несколько раз лошади сообщали нам, что им трудно нести на себе всадника, потому что им больно или они неважно себя чувствуют. В таких случаях, когда лошадь начинала вести себя «иначе», мы снимали лошадь с проката, показывали ее ветеринару, хиропракту или ковалю. Решали проблему и только потом ставили лошадь обратно в строй. После курса восстановления лошадь вела себя гораздо лучше и работала с большей охотой.
Не боялись мы давать лошадям слово и в других ситуациях. Например, несколько недель назад одна из наших лошадей вдруг остановилась на прогулке, развернулась и пошла домой без видимой причины. Нашей первой мыслью было, что что-то не то с ее здоровьем. Мы тщательно ее обследовали, но ничего необычного не нашли, так что снова взяли ее в работу. Она опять начала возвращаться домой и опять мы ее обследовали. После того, как мы во второй раз получили доказательство ее здоровья, мы решили, что она пыталась нам сказать, что ей просто дома лучше.
Мы решили, что лучшим лечением для нее будет дать ей сделать по-своему, но показать ей, что ее затея не самая лучшая. Мы не стали "воевать" с ней на прогулке. Вместо этого на нее сел один из наших работников и, когда кобыла в очередной раз развернулась, он поднял ее в галоп и двигал ее так до самой конюшни. На конюшне он продолжил работать ее на галопе примерно в течении минут десяти. Потом, как ни в чем не бывало, попросил ее вернуться на прогулку шагом. Если кобыла пыталась пойти назад, он позволял ей это, но через галоп и работу на манеже.
Такое продолжалось несколько раз. Однажды даже группа уже вернулась обратно в конюшню, когда она там еще работала. Через некоторое время после того, как лошади вернулись, до нее вдруг дошло, что она напрягается гораздо больше, чем необходимо. Выйдя в тот раз на маршрут шагом, она не развернулась в обычном месте. Пройдя это место, работник спешился и провел ее шагом домой в конюшню. Даже в подобных ситуациях мы отнеслись к ней с тем уважением и достоинством, которого она заслуживала. На этом ее самовольные уходы с маршрута прекратились.
При том, что мы охотно давали лошадям все, что нужно и с уважением выслушивали все, что они хотели нам сказать, мы также ожидали от них того же отношения. Это был третий фактор в том, чтобы добиться желаемой атмосферы. Мы обозначали им границы. Мы требовали от них хорошего поведения и на маршруте, и в манеже, и в любое другое время, когда они были рядом с человеком. Безопасность была превыше всего и то, что лошади знали и выполняли правила было самым лучшим способом оставаться в безопасности.
Основные правила были такие: при ведении в поводу нельзя обгонять человека; нельзя отбивать по человеку или другим лошадям в конюшне или во время седловки; спокойно стоять во время надевания недоуздка, уздечки и седла; а так же не бить других лошадей во время прогулки или занятий в манеже. Перед кормежкой или расседлыванием они должны были ходить шагом.
Не понадобилось много времени, чтобы понять, что требовать исполнения этих правил без жестокости, очень постепенно, было очень легко и полезно. Лошадь, которая решила обогнать ведущего ее человека возвращалась в обратно и привязывалась. Такое случалось редко, но иногда лошадь делала такое в конце дня по дороге в конюшню. Лошадь, которая слишком торопилась, чтобы ее расседлали, оказывалась в конце очереди с седлом на спине. На следующий день лошадь возвращалась на конюшню очень аккуратно.
Если лошадь начинала отбивать в конюшне, кто-нибудь из работников забирал ее из конюшни и она оставалась без еды. Отбивание быстро прекращалось. Тех, кто не стоял спокойно при седловке, седлали последними. Этого момента они были вынуждены ждать привязанными на улице.
Лошадям, которые лягались на прогулке или на манеже, сначала проверяли здоровье - показывали ветеринару, хиропракту или ковалю. Найденные проблемы, а это случалось в девяти случаях из десяти, исправлялись. Если же лошадь оказывалась здорова, мы начинали искать другие причины. Возможно лошадь, от которой она отмахивалась, была ее заклятым врагом на пастбище. В большинстве таких случаев достаточно было переставить лошадей в шеренге.
Одной из самых интересных задач было обучить лошадей самостоятельно оставаться на шагу, даже при возвращении домой и перед самой кормежкой. После этой задачи мы мы занялись тем, чтобы лошади делали так и в конце дня, когда их нужно было расседлать.
В течение дня мы кормили лошадей три раза: один раз утром в конюшне; один раз в обед в конюшне; и один раз в конце дня на пастбище. Два кормления в конюшне состояли из зерновой подкормки, а на пастбище мы кормили травяным сеном. В самом начале процесса нам приходилось водить лошадей от коновязи до конюшни, где они обедали, почти двадцать метров. Хотя мы водили двух лошадей за раз, это отнимало много времени и приходилось задействовать почти весь персонал. В какой то момент у одного из наших работников родилась идея научить лошадей ходить на конюшню самостоятельно. В таком случае, нужно было только два человека - один отвязывал лошадей, другой встречал их у дверей конюшни и провожал в денник.
Но как научить лошадей самостоятельно идти в конюшню шагом? С приближением обеда лошади не только голодны, они знали, что им дадут зерно, отчего им еще сильнее хотелось бежать в конюшню. Если некому будет остановить их бег, захотят ли они шагать? Нам не только пришлось бы просить их сделать что-то, что они не делали до этого, нам также пришлось бы требовать у них подавить естественное стремление добраться до еды как можно быстрее.
Мы немного поразмыслили над ситуацией и пришли к решению. Мы решили не заставлять лошадей учиться новому, а вместо этого просто показать, что мы от них хотим. Мы решили провести первые две пары, как это делали обычно, а остальных отвязывать и отпускать по одной. Если лошадь шла в конюшню шагом, то ей разрешали зайти внутрь и пообедать. Если лошадь решала попасть на обед побыстрее, то ее останавливали у входа и привязывали на улице. Это было единственное наказание, которое мы применяли.
После того, как мы провели три или четыре лошади, следующие несколько лошадей помчались рысью или галопом, их поймали и привязали. Следующая лошадь, старый мерин, который никогда нигде не бегал, медленно прошелся в конюшню. Ему разрешили зайти. Следующая лошадь побежала рысью и ее привязали. А вот следующая за ней лошади следила за тем, что происходит и весь путь до конюшни прошла шагом, ей тоже разрешили войти.
Из пятидесяти голов, которых мы в этот день выпустили погулять, в конюшню зашла примерно треть. На следующий день в конюшню попала примерно половина выпущенных на прогулку лошадей. Через день чуть больше половины, и со временем все пятьдесят голов поняли, что тут строгая система, и обед дадут только тем, кто умеет себя вести.
Самое интересное даже не в том, что нам удалось добиться своей цели не прибегая к сложным способам или что нам никогда не приходилось физически воздействовать ни на одну из наших лошадей. Нет, самое интересное было в том, что лошади, которых поставили на привязь за то, что они пытались бежать, внимательно наблюдали за тем, как мы обращаемся с остальными.
Они наблюдали, что кого-то пускают в денник, а кого-то нет. Через короткое время они самостоятельно разгадали систему правил и самостоятельно приняли решение действовать согласно правилам. Вот так они научились на собственных ошибках при минимальном нашем участии.
По моему опыту, любое место, где содержались лошади - конюшня, тренировочное отделение, прокат, или просто чей-то двор, у них у всех была своя атмосфера. Она ощущалась в воздухе этого места и я обычно чувствовал ее, как только выходил из своего грузовичка.
Конюшня Старика, к примеру, создавала спокойное чувство единения между лошадьми и людьми. Создавалось ощущение, что все были заодно и что они все там были для того, чтобы помогать друг другу. И наоборот, я бывал в конюшнях, в которых напряжение между людьми и лошадьми, или даже у людей между собой было таким явным, что его можно было потрогать.
Я уверен, что есть много факторов, которые создают определенное ощущение от места, но самый главный фактор - это люди, которые работают и бывают в этом месте. Ведь атмосферу создают люди. Важно и то, что они делают, и как они это делают.
Я заметил, что атмосфера играла огромную роль в лошадином поведении при работе. Там, где было ощущение спокойствия и единства, как на конюшне у Старика, лошади почти всегда легко и охотно ладили с людьми. В местах, где уровень напряжения зашкаливал, лошади проявляли тревогу и стресс, которые временами бывало невозможно контролировать.
В момент, когда я только пришел на это ранчо наша конюшня находилась где-то посередине между этими двумя вариантами. Она не была слишком комфортным местом, хотя не была и невыносимым тоже. Так что одной из моих задач было понять, сможем ли мы улучшить атмосферу.
Мы наняли хороших, неигоистичных работников. Большое дело, я считаю. Эгоизм часто создает лишние проблемы. Все они были добросовестными работниками и все почти сразу сдружились. Каждый был готов помочь другим, если в том явилась необходимость. Ощущение родства между ними, на сколько мне известно, сохраняется по сей день. С такой хорошей, трудолюбивой командой любая проблема переставала быть неразрешимой.
Я хотел воспроизвести на нашем ранчо атмосферу, какая была на конюшне у Старика. Старик редко придавал чему-либо большого значения. Он никогда ни на кого не кричал. Он никогда не боролся со своими лошадьми. Лошадям было легко считать его человеком, с которым можно и нужно считаться, даже если вокруг все рушится. Тем самым он создавал вокруг себя такую ауру, что даже если что-то плохое и происходило, оно никогда не воспринималось, как катастрофа. Я чувствовал, что это была одна из важнейших вещей в той атмосфере. Надо сказать, мне это удалось, не в последнюю очередь благодаря моей замечательной команде.
Понадобились месяцы и годы, чтобы у наших лошадей начало появляться то чувство доверия и уверенности, которого мы так добивались. Тому способствовало несколько факторов. Первый фактор - мы были готовы выступить в защиту наших лошадей когда им это было нужно. Если посетитель грубо обращался с какой-нибудь из наших лошадей, мы тут же пресекали подобное поведение. Иногда это сильно расстраивало посетителя, зато лошадь была благодарна.
Второй - мы позволяли лошадям иметь свое мнение и старались прислушиваться к ним. Несколько раз лошади сообщали нам, что им трудно нести на себе всадника, потому что им больно или они неважно себя чувствуют. В таких случаях, когда лошадь начинала вести себя «иначе», мы снимали лошадь с проката, показывали ее ветеринару, хиропракту или ковалю. Решали проблему и только потом ставили лошадь обратно в строй. После курса восстановления лошадь вела себя гораздо лучше и работала с большей охотой.
Не боялись мы давать лошадям слово и в других ситуациях. Например, несколько недель назад одна из наших лошадей вдруг остановилась на прогулке, развернулась и пошла домой без видимой причины. Нашей первой мыслью было, что что-то не то с ее здоровьем. Мы тщательно ее обследовали, но ничего необычного не нашли, так что снова взяли ее в работу. Она опять начала возвращаться домой и опять мы ее обследовали. После того, как мы во второй раз получили доказательство ее здоровья, мы решили, что она пыталась нам сказать, что ей просто дома лучше.
Мы решили, что лучшим лечением для нее будет дать ей сделать по-своему, но показать ей, что ее затея не самая лучшая. Мы не стали "воевать" с ней на прогулке. Вместо этого на нее сел один из наших работников и, когда кобыла в очередной раз развернулась, он поднял ее в галоп и двигал ее так до самой конюшни. На конюшне он продолжил работать ее на галопе примерно в течении минут десяти. Потом, как ни в чем не бывало, попросил ее вернуться на прогулку шагом. Если кобыла пыталась пойти назад, он позволял ей это, но через галоп и работу на манеже.
Такое продолжалось несколько раз. Однажды даже группа уже вернулась обратно в конюшню, когда она там еще работала. Через некоторое время после того, как лошади вернулись, до нее вдруг дошло, что она напрягается гораздо больше, чем необходимо. Выйдя в тот раз на маршрут шагом, она не развернулась в обычном месте. Пройдя это место, работник спешился и провел ее шагом домой в конюшню. Даже в подобных ситуациях мы отнеслись к ней с тем уважением и достоинством, которого она заслуживала. На этом ее самовольные уходы с маршрута прекратились.
При том, что мы охотно давали лошадям все, что нужно и с уважением выслушивали все, что они хотели нам сказать, мы также ожидали от них того же отношения. Это был третий фактор в том, чтобы добиться желаемой атмосферы. Мы обозначали им границы. Мы требовали от них хорошего поведения и на маршруте, и в манеже, и в любое другое время, когда они были рядом с человеком. Безопасность была превыше всего и то, что лошади знали и выполняли правила было самым лучшим способом оставаться в безопасности.
Основные правила были такие: при ведении в поводу нельзя обгонять человека; нельзя отбивать по человеку или другим лошадям в конюшне или во время седловки; спокойно стоять во время надевания недоуздка, уздечки и седла; а так же не бить других лошадей во время прогулки или занятий в манеже. Перед кормежкой или расседлыванием они должны были ходить шагом.
Не понадобилось много времени, чтобы понять, что требовать исполнения этих правил без жестокости, очень постепенно, было очень легко и полезно. Лошадь, которая решила обогнать ведущего ее человека возвращалась в обратно и привязывалась. Такое случалось редко, но иногда лошадь делала такое в конце дня по дороге в конюшню. Лошадь, которая слишком торопилась, чтобы ее расседлали, оказывалась в конце очереди с седлом на спине. На следующий день лошадь возвращалась на конюшню очень аккуратно.
Если лошадь начинала отбивать в конюшне, кто-нибудь из работников забирал ее из конюшни и она оставалась без еды. Отбивание быстро прекращалось. Тех, кто не стоял спокойно при седловке, седлали последними. Этого момента они были вынуждены ждать привязанными на улице.
Лошадям, которые лягались на прогулке или на манеже, сначала проверяли здоровье - показывали ветеринару, хиропракту или ковалю. Найденные проблемы, а это случалось в девяти случаях из десяти, исправлялись. Если же лошадь оказывалась здорова, мы начинали искать другие причины. Возможно лошадь, от которой она отмахивалась, была ее заклятым врагом на пастбище. В большинстве таких случаев достаточно было переставить лошадей в шеренге.
Одной из самых интересных задач было обучить лошадей самостоятельно оставаться на шагу, даже при возвращении домой и перед самой кормежкой. После этой задачи мы мы занялись тем, чтобы лошади делали так и в конце дня, когда их нужно было расседлать.
В течение дня мы кормили лошадей три раза: один раз утром в конюшне; один раз в обед в конюшне; и один раз в конце дня на пастбище. Два кормления в конюшне состояли из зерновой подкормки, а на пастбище мы кормили травяным сеном. В самом начале процесса нам приходилось водить лошадей от коновязи до конюшни, где они обедали, почти двадцать метров. Хотя мы водили двух лошадей за раз, это отнимало много времени и приходилось задействовать почти весь персонал. В какой то момент у одного из наших работников родилась идея научить лошадей ходить на конюшню самостоятельно. В таком случае, нужно было только два человека - один отвязывал лошадей, другой встречал их у дверей конюшни и провожал в денник.
Но как научить лошадей самостоятельно идти в конюшню шагом? С приближением обеда лошади не только голодны, они знали, что им дадут зерно, отчего им еще сильнее хотелось бежать в конюшню. Если некому будет остановить их бег, захотят ли они шагать? Нам не только пришлось бы просить их сделать что-то, что они не делали до этого, нам также пришлось бы требовать у них подавить естественное стремление добраться до еды как можно быстрее.
Мы немного поразмыслили над ситуацией и пришли к решению. Мы решили не заставлять лошадей учиться новому, а вместо этого просто показать, что мы от них хотим. Мы решили провести первые две пары, как это делали обычно, а остальных отвязывать и отпускать по одной. Если лошадь шла в конюшню шагом, то ей разрешали зайти внутрь и пообедать. Если лошадь решала попасть на обед побыстрее, то ее останавливали у входа и привязывали на улице. Это было единственное наказание, которое мы применяли.
После того, как мы провели три или четыре лошади, следующие несколько лошадей помчались рысью или галопом, их поймали и привязали. Следующая лошадь, старый мерин, который никогда нигде не бегал, медленно прошелся в конюшню. Ему разрешили зайти. Следующая лошадь побежала рысью и ее привязали. А вот следующая за ней лошади следила за тем, что происходит и весь путь до конюшни прошла шагом, ей тоже разрешили войти.
Из пятидесяти голов, которых мы в этот день выпустили погулять, в конюшню зашла примерно треть. На следующий день в конюшню попала примерно половина выпущенных на прогулку лошадей. Через день чуть больше половины, и со временем все пятьдесят голов поняли, что тут строгая система, и обед дадут только тем, кто умеет себя вести.
Самое интересное даже не в том, что нам удалось добиться своей цели не прибегая к сложным способам или что нам никогда не приходилось физически воздействовать ни на одну из наших лошадей. Нет, самое интересное было в том, что лошади, которых поставили на привязь за то, что они пытались бежать, внимательно наблюдали за тем, как мы обращаемся с остальными.
Они наблюдали, что кого-то пускают в денник, а кого-то нет. Через короткое время они самостоятельно разгадали систему правил и самостоятельно приняли решение действовать согласно правилам. Вот так они научились на собственных ошибках при минимальном нашем участии.