Passover-2
Уже недели две медитирую над цитатой из Томаса Эдварда Лоуренса (Аравийского):
"[W]hile very ready to hire my body out on petty service, I hesitated to throw my mind frivolously away" (63)
Перевести реально затрудняюсь: буквально вообще не получается, а если попробовать передать смысл, слова получаются совсем другие: "Хотя я с большой готовностью выполнял мелкую службу, требовавшую только усилий тела, я не был готов бросить свою душу целиком на службу неизвестно чему".
Но хотя это и трудно перевести, еще труднее понять, где в моем случае проходит граница между "мелкой службой" и отдачей души чьим-то чужим проектам и целям. При том что такое разграничение мне не только необходимо, но и крайне желанно в наступивший момент жизни.
Когда заходишь со стороны "а каков же мой собственный проект? какая моя собственная цель?" - тут выясняется, что иметь именно свой собственный проект и цель - страшно. Этот страх в обычной жизни не ощущается, а с ним сталкиваешься, только когда подходишь к границе, за которой начинается "чисто свое", к невидимому электрическому забору. И выясняется, что этот страх пророс сквозь всю душу, как толстое, раздвоенное (а может и еще разветвленное на глубине), бодрое и сочное корневище. Начинаешь подозревать, как бы не оказалось, что на нем, как на стержне, вообще держится все остальное. Зато становится буквально понятно выражение Павича "Иди в том направлении, в котором растет твой страх". Потому что действительно отслеживание его пути в глубине моего участка позволяет понять, где нужно проложить или прорастить новую арматуру. Страх проходит через точки "А кто за это будет платить?", "А вдруг это никому не понравится?" "А вдруг это кому-то очень активно не понравится?" "А вдруг от меня отвернутся те, кто мне важны?" "А будет ли у меня время есть и спать, если я действительно займусь этим всерьез?" (и наверное это еще не все, это только верхняя часть корневища). Казалось бы, нового-то что? Ничего, кроме тактильного ощущения, что я упираюсь именно в эти вопросы и не могу перевалить именно через них. Четкое осознание, что парализующее жжение под ложечкой при мысли о том, чтобы что-нибудь свое собственное сказать публично, озвучивается именно этими словами.
Зато из этой точки можно в полной мере оценить грандиозность мотивационных идеалов, которые задает Вирджиния Вульф в "Своей комнате": не пожертвовать ни единым волоском с головы своего видения, ни малейшим оттенком его цвета - из страха человека, который держит в руке линейку с критериями "объективной оценки". Вот это я понимаю, привычка к свободе.