Несчастный гендер, несчастные мы (1)
Я напомню о том, что термин "гендер" не является ни средством для обозначения всего, ни клеймом, ни отмазкой, ни универсальным решателем проблем. Гендеру выпала нелегкая судьба и довольно неприглядная роль в антифеминизме.
Для начала сделаю отсылку к тексту "Патриархат", в котором кратко изложены основные направления феминистских исследований и дебатов вплоть до конца прошлого века. Этот текст очень удобен для тех, кто хочет четких формулировок и упорядоченного изложения основных, узловых моментов развития феминистской теории в ХХ веке.
Те, кто до сих пор всё внимательно читали, наверняка понимают, что усилия феминистской теории в ХХ веке были направлены на то, что выявить, описать и понять причины угнетения женщин и механизмы воспроизводства системы угнетения от поколения к поколению. Эти три неизвестных (основание и механизмы угнетения, а также причина женского коллаборационизма) искали:
- в области биологии (половой диморфизм и женская способность к деторождению)
- в области права (женщина как предмет обмена между мужчинами, статус женщины как недочеловека)
- в области экономики (репродуктивный труд как сфера рабского труда)
- в области социологии (социально организованная ненависть к женщинам на основании их половой принадлежности - мизогиния; системное насилие над женщинами на основании их половой принадлежности)
- в области психологии (адаптация женщин к объективации, системному насилию)
- в области политики (исключение женщин из сферы права, гражданства, из сферы принятия общественно значимых решений).
Вопрос о причинах угнетения на сегодня остается полностью открытым и на данный момент никто не может предложить правдоподобной гипотезы - из-за недостатка фактологического материала (история написана победителями). Решение о приостановке, заморозке "вопроса о началах" я считаю верным, так как полное раскрытие преступлений и сведение счетов должно производиться с позиции силы, до которой нам ещё далеко.
Вопрос о механизмах господства и подчинения был исследован гораздо успешнее: мы знаем, что на использовании женщин в качестве ресурса стояла и стоит вся патриархатная экономика, а на выполнение задачи удержания женщин на их месте в пищевой цепочке работает государственная система, как напрямую: организация системного насилия в общественной и - особенно - в так называемой частной сфере (к насилию относится и экономическая политика, направленная на то, чтобы "женщины, как класс, (были) бедны" (Дворкин)), так и косвенно: социализация (=воспитание), пропаганда.
Где в этом всём находится "гендер"?
Во-первых, термин "гендер" был предложен для обозначения "полового класса", в процессе определения женщин как единого политического субъекта. Эксплуатация и угнетение в любом обществе имеет место прежде всего в сфере воспроизводства, в контексте отношений между полами, а не только и не столько в контексте оплачиваемого труда. Угнетение по признаку пола не просто самостоятельная система угнетения, это коренная система угнетения, она гораздо шире и сложнее, чем противоречия между "капиталом" и "трудом", "белой" и "цветными" расами и так далее . Нет - и не было - ни одного известного нам общества, которое не базировалось бы на разделении труда по признаку пола и следовательно, на распределении физического пространства и времени жизни на основании этого разделения в пользу мужчин.
Во-вторых, термин "гендер" был предложен для того, чтобы описать дифференцированную систему социализации подрастающих поколений, в результате действия которой половой диморфизм трансформируется в разные/противоположные этические, психологические и поведенческие паттерны у взрослых мужчин и женщин, а также серьёзно влияет на физиологическое развитие (например, последствия хронического недоедания и ограничений в движении у женщин).
В-третьих, после Пекинской Конференции 1995 года термин "гендер" начал употребляться максимально широко, для обозначения всего, так или иначе относящегося к проблематике неравенства между мужчинами и женщинами.
В любом случае, все понимали и никто не отрицал, что термин "гендер" относится к социальной организации отношений между полами (между мужчинами и женщинами), хотя однозначного определения этому термину, несмотря на его широкое употребление, не было дано (или не было допущено, смотря как на эту тему взглянуть).
Термин быстро политизировался и прижился в официальных документах, в медиа, в социальных, гуманитарных науках ещё и из-за того, что традиционный для европейской традиции по "женскому вопросу" термин "sex" ("пол"), под влиянием "сексуальной революции" и стремительной нормализации порнографии быстро терял своё первоначальное значение. В какой-то момент выбора не осталось даже европейским ученым, постоянно и последовательно сопротивлявшимся "гендеризации" по той причине, что недискриминированное употребление термина темпом галопа возрождало успешно преодоленную европейской философией дихотомию природа-культура. Европейские феминистки последней четверти ХХ века, - в отличие от американок, за которыми не стояла собственная интеллектуальная традиция (она была уничтожена, примерно как в СССР), - понимали опасность возрождения этой дихотомии и справедливо опасались, что это прямиком приведет сперва к невидимости, а затем и к "отмене" женщин - не только как класса, социальной группы, но и как биологической реальности. Их опасения сбылись, но как мы увидим далее, в то время (80-е годы ХХ века) у них было мало пространства для маневра.
Тем не менее, проблема была не столько в неопределенности и в неоправданной максимизации термина, в конце концов, это можно было бы решить в рамках академии. Проблему составило то, что с помощью манипуляций с этим термином, с помощью его политизации были извращены политики Affirmative Action и особенно то, на каких условиях они были (квази)распространены на женщин.
Обмен феминизма на квоты
АА, как это прописано в верхнем посте этого блога, - это спектр политических и социальных мер в отношении определенной группы граждан, направленных на устранение существующей ситуации дискриминации в отношении данной группы и на предотвращение возникновения новых дискриминационных практик и ситуаций. Это также компенсаторная политика, направленная на исправление уже создавшегося положения неравенства как результата определенных действий, способов поведения или структурных общественных ограничений в отношении дискриминируемой группы.
АА действуют по логике репараций, возмещения ущерба, а конкретно - это обычно квоты, пособия, стипендии, программы экономического содействия, законы, запрещающие и наказывающие за дискриминацию в трудовой сфере, в сфере обучения, льготный доступ к здравоохранению и жилью, уголовное преследование насилия, направленного специфически на женщин (насилие по признаку пола), административные наказания и штрафы за сексизм и другие меры.
АА связаны с таким явлением как "государственный феминизм", к которому я в своё время относилась негативно, считая его ответственным за деактивацию женского протеста: действительно, когда появляются АА, слово "феминизм" исчезает отовсюду, а на его смену приходят "гендерные политики", "гендерные исследования", "институты женщин", "женские исследования", "гендерное насилие" и так далее. Получилось, что тогдашние влиятельные фигуры западного феминизма и женщины, добившиеся представительства в органах управления, обменяли феминизм на квоты. Понять причины такого решения (кроме как сомнительного морального облика его принимавших) для меня раньше было невозможно: как "дочка", в буквальном смысле приземлившаяся на всё готовое, я была весьма недовольна "матерями".
У матерей
Кстати, от попадания в глупое положение и от траты времени на изобретение квадратного колеса нас может спасти только знание правдивой истории, только понимание контекста тех или иных событий. В этом смысле у меня прилеви... пригиле... пригливе... привилегии: мне повезло лично слушать Кейт Миллет, Лидию Фалькон, Кристин Дельфи, Селию Аморос, Амелию Валькарсель, Марселу Лагарде, Марию Терезу Ревилья и дальше не буду продолжать, чтобы не трясти привилегированностью. Следует отместить, что устная передача информации в виде свидетельства дает совершенно иное представление о том, "как это было". А было так, как большинство из нас себе вряд ли может представить в полном объеме и во всей красе.
В начале 70-х годов прошлого века в большинстве стран "первого мира" было женщины были лишены социальной защиты и социального признания, то есть, того минимума, который обеспечивает человеку состояние, отличное от социальной смерти. Запрет аборотов и контрацепции (и информации о ней), запрет на оплачиваемую работу для замужних женщин, запрет на получение загранпаспорта без согласия мужа, запрет на развод, запрет на держание денег в банке на личном счете и так далее. Единственное, что у них сохранилось, - это избирательное право, добытое суфражистками, но и это было так не во всех странах.
Те немногие женщины, которые участвовали в общественной жизни на передовых позициях и присутствовали в законодательных собраниях западных стран, в сфере принятия общественно-значимых решений, понимали, что их положение является исключением и обеспечивается либо личным материальным богатством, либо принадлежностью (обычно унаследованной) к интеллектуальной или, реже, партийной элите. Они понимали, вслед за де Бовуар, что единственной возможностью для относительного массового раскрепощения женщин было их избавление от семьи. Открыть двери частных тюрем было делом, невозможным отложить на потом. Минимальные репродуктивные, трудовые и социальные гарантии для всех женщин (не только для материально обеспеченных) - только это было способно вывести женщин из состояния социальной смерти.
К тому же, "великий эпистемиологический поворот к анализу частной сферы" (Ана де Мигель), начатый радикальными феминистками на рубеже 70-х, уже давал достаточное представление о семье как о сфере отчуждения и депривации, а также как о сфере всестороннего насилия и абьюза над женщинами. Необходимо было как можно в более короткие сроки превратить достигнутое суфражистками формальное равенство в конкретные, реальные, действующие механизмы как можно более полного и равноправного доступа в общественную сферу, которыми женщины даже 70-80 годы ХХ века не обладали (насчет равноправия и женского вопроса в СССР никто не обольщался). Нужны были "социальные и политические механизмы, способные покончить с динамикой патриархатного исключения женщин, такие как позитивная дискриминация и квоты" (Ана де Мигель). Всё это означало, что с властью нужно было об этом как-то договариваться.
Договариваться о чем? - Главным образом о распространении принципов справедливого материального распределения на женщин и об оформлении прав женщин в виде специфических законов. Необходимо было договориться о том, чтобы женщинам было позволено преодолеть дефицит социальной защиты и отсутствие социального признания, последствия которых были критическими во всех сферах:
ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕФИЦИТА СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ, СОЦИАЛЬНОЙ ИЗОЛЯЦИИ ЖЕНЩИН
(адаптировано из текста Serge Paugam, Protection et reconnaissance. Pour une sociologie des liens sociaux, 2012)
Вид соц. связи
Дефицит соц.защиты
Дефицит соц.признания
Родительско-детские отношения
Невозможность рассчитывать на родителей и/или детей в случае жизненных трудностей
Оставление, неглект, абьюз, отвержение, отказ в полноценном общении, обесценивание
Эмоционально-значимые (“любовные”) отношения
Исключительная сосредоточенность на эмоционально-значимых отношениях, изоляция/разрыв других соц.отношений
Отвержение другими женщинами. Высокий риск оставления, предательства со стороны мужчины-партнера по отношениям
Участие в общественных структурах
Трудовой прекариат, неспособность самостоятельно заработать на жизнь, длительная безработица, выживание на пособия
Социальная униженность, отрицательная идентификация (“неспособна”, “недостойна”), чувство собственной бесполезности
Гражданское участие
Юридическая и административная неопределенность (статуса), незащищенность перед лицом государственных структур, отсутствие или дефицит документов, удовестоверяющих личность. Отказ или несодействие госструктур в защите правового статуса (например, отказ полиции расследовать дела об изнасиловании)
Юридическая дискриминация, непризнание гражданских, политических и социальных прав. Саботаж формальных прав со стороных госструктур, частного предпринимательства.
Последствия пактов
Как справедливо было замечено в этом комментарии, отношения между властью и женщинами (вернее, между властью и верхушкой женского викариата, который только и в состоянии затевать с властью какие-то "отношения") в рамках традиционного патриархата представляют собой клиентские отношения. К этому понуждает логика организации доминирования в олд-патриархате:
1) все мужчины доминируют над всеми женщинами;
2) "старшие" ("богатые") мужчины доминируют над "младшими" ("бедными") мужчинами.
Небольшая серая зона, образующаяся на стыке этих двух векторов доминирования, - это то, что позволяет существовать в олд-патриархате женскому викариату, и то, что определяет отношения верхушки женского викариата и властей как отношения "клиент"-"патрон". Каков будет результат этих отношений для остальных женщин, зависит от того, насколько интеллектуально независимы эти верхи женского викариата в той или иной стране (сейчас мы это называем степенью идентификации с агрессором). Если под этим углом рассматривать поведение женского викариата в Западной Европе и в России, то причина разницы между "тем, чего добились они" и "тем, что у нас" станет достаточно понятна.
Я не буду вдаваться здесь в причины, по которым власти в западных странах в конце ХХ века позволили женщинам вести с ними переговоры, но результатом таких переговоров стало то, что женщины получили возможность проводить политики Affirmative Action в пользу их самих - в рамках государственных структур и по уже существовавшей схеме вэлфера. Однако, концепцию и дизайн АА женщины определять не могли, они могли лишь в какой-то мере успешно или не очень влиять на них, но глобальный менеджмент АА в пользу женщин оставался за патриархатным государством. Разумеется, никакой феминистской номенклатуры не было допущено, да и сам феминизм был объявлен выполнившим свои исторические задачи и поэтому (в очередной раз) умершим. На месте феминизма оказался "гендеризм", а период действия АА в пользу женщин был объявлен пост-феминистским.
Со своей стороны, ключевые фигуры западного феминизма предложили определенным властным группировкам политическую лояльность, выражавшуюся прежде всего в распределении голосов на выборах. У западного феминизма была только одна карта - избирательное право женщин - и феминистки её использовали, чтобы декриминализировать аборты, контрацепцию (даже сделать их бесплатными, хотя не для всех и не везде), добиться признания родительских прав женщин, гарантировать право на развод, создать структуры по борьбе с дискриминацией в трудовой сфере, сдерживать сексистскую пропаганду (понятие политкорректности было распространено в отношении женщин), выдвинуть большее количество женщин-феминисток в политику, в парламенты стран, в высшее образование и науку, на средние и высшие руководящие должности, в прокуратуру, адвокатуру, суды и т.д. Была проведена такая масштабная работа в пользу женщин в законодательной сфере, о которой россиянкам, увы, сегодня не приходится даже мечтать. Большой прорыв был сделан в сфере переопределения и наделения новыми значениями такой темы, как насилие над женщинами: проделанная работа позволила концептуализировать насилие над женщинами как политику террора и как системное насилие со стороны мужчин как класса, а также позволила затребовать и обеспечить вмешательство государственных структур в сферу "частного" и "личного" с помощью уголовного права и социальных политик содействия жертвам домашнего насилия.
Значительные улучшения в жизни всех женщин в этих странах были достигнуты за очень короткие сроки, это невозможно отрицать, если знать реалии жизни женщин в западных странах "до" и "после", был достигнут некий минимальный приемлемый уровень социальной защищенности и социального признания для женщин. Можно без преувеличения сказать, что за двадцать с небольшим лет жизнь женщин вышла на качественно новый уровень. Разумеется, это было подано, как восторжествовавшая справедливость со стороны доброго хозяина, как успешное преодоление гендерных стереотипов.
Всё это имело определенную цену, которую пришлось платить.
Вопросы о приемлемости цены, то есть, вопросы сочетания стратегии и тактики всегда разделяли феминисток, так как:
- с одной стороны, соглашаясь на пакты с властью, придется перешагнуть через определенные идеологические принципы. С этим связан риск быть поглощенными мужскими партийными группировками, а также быть попросту уничтоженными как самостоятельная политическая сила.
Если добрый хозяин определяет номенклатуру, под которую дает тебе деньги и протекцию, то ты серьезно рискуешь проснуться однажды утром неведомой зверюшкой. И не иметь на это что возразить;
- с другой стороны, вне клиентских отношений с властью феминисток и любую другую женскую организацию с покушениями на самостоятельность ожидает маргинальность и быстрая ликвидация (под женские же аплодисменты). В том числе и физическое уничтожение активисток, так как на дворе всё же патриархат. Вот в этом месте необходимо серьезно отрефлексировать, имеют ли женщины реальную возможность действовать в сфере общественного без мужской опеки (тема о неполном гражданстве женщин - это не абстрактные рассуждения, она касается нас настолько непосредственно, что определяет для нас горизонты возможного каждый богинин день);
- с третьей стороны, и этот факт начал осознаваться совсем недавно, буквально на днях, существует определенная закономерность в том, что каждый раз, когда происходит поколенная смена мужских элит, происходит и патриархатный откат, женщины "сдают позиции". Первый раз это было подробно документировано в эпоху Наполеона и с тех пор это можно регулярно, каждые 15 лет наблюдать во всех сферах власти (А. Валькарсель): смена поколений в элитах не происходит одинаково у мужчин и у женщин, для женщин характерно полное насильственное исключение (вплоть до физического уничтожения) старших женщин, на смену которым НЕ приходят младшие женщины, приходят младшие мужчины (новые левые, например). Межпоколенная передача знаний, социальных и экономических позиций, политического опыта, сфер влияния между женщинами не происходит, причем эта динамика никогда, ни разу не давала сбоя (политический смысл матрицида, если кого интересовало).
Для мужчин поколенная смена элит означает символическое переформулирование патриархата, по сравнению с которым важность экономики является второстепенной (А. Валькарсель), и "новые мужчины" прекрасно понимают, что устойчивость их дальнейшего положения зависит в первую очередь от успешности этого процесса. Именно поэтому каждый раз, когда новая, политически неопытная мужская элита приходит к власти в локальном или глобальном масштабах, она гораздо (гораздо) более маскулинна и предрасположена к половому террору, чем предыдущая (в глобальном смысле см. неопатриархат, начиная с охоты на ведьм и по сегодняшнюю порно-культуру, в которой сексуальная эксплуатация детей стала эндемической во всех странах мира и её масштаб возрос так, как никто не мог и предположить; в локальном смысле см. перестройка с её беспощадной эксплуатацией женщин и последующая эпоха "загона женщин в семью", последовательного лишения прав). Так оказывается, что "лучшим союзником" (сарказм) женщин является уже действующая мужская власть - и это, как минимум, ошеломляет. В любом случае, никаких других потенциальных "союзников" или "переговорщиков" у женщин нет.
Цена успеха. Что сделала власть под видом политик АА в отношении женщин?
1) Закрепила за женщинами категорию "коллектива", "меньшинства".
Чем обосновала, узаконила и закрепила принцип остаточности в отношении решения любого вопроса, маркированного как "женский": сперва мировая революция, всеобщее благоденствие, сокращение госдефицита, асфальтирование дорог, победа на евровидении и виагру в каждый член, а уж потом так и быть. Кроме того, став "коллективом", женщины были помещены в ряд с остальными "коллективами", их положение стало сравниваться с положением других "коллективов" и "меньшинств" (выделяемых на любых основаниях, в том числе и с животными, см. пропагандистскую деятельность такой милой организации как PETA) в собственных странах и за рубежом.
Так выяснилось, что многие проблемы не просто надуманы женщинами, но и на самом деле являются стремлением оградить их собственное привилегированное положение по сравнению с более лучше угнетенными. По сути, условием для получения помощи через политики АА стало предъвление некоего социально одобренного сертификата о правильности дискриминации, которой ты подвергаешься. Был составлен и постоянно пополняется табель о рангах дискриминации (пополнения в список поступают каждый раз, когда высказывания женщин вызывают неудовольствие у мужской публики). Политики АА для женщин перестали быть эксклюзивными, а это означало, что никакого специфического угнетения женщин не признавалось.
2) Надолго "закрыла" вопрос о семье как о средоточии эксплуатации женщин.
Так как женщины получили возможность якобы свободного оставления мужей, без негативных последствий для самих женщин и их детей, получили возможность сами быть официальными главами семей, то говорить стало как бы не о чем. Более того, женщины стали восприниматься как захватившие себе слишком много прав, как ненасытные в требованиях.
Проблематика была по сути перенесена в сферу воспитания подрастающих поколений. Перекрасим игрушки и позволим девочкам заниматься спортом. Воспитаем феминистов, которые будут помогать по дому. Никаких вопросов о материнстве, пожалуйста, никакой критики и никакого анализа (например, таких практик как интенсивное материнство и грудное вскармливание). Самое большее, можете мечтать и верить в древний матриархат и в свободу женщин племени мосо, в остальном тема материнства табуирована. Материнско-детская нищета при астрономических задолженностях по алиментам также не воспринималась как общественная проблема, её не принято было обсуждать. Победное шествование педофильского лобби в судебных системах ("детский синдром отчуждения родителя", англ. PAS) тоже не было проблемой, а наоборот: ситуацию подавали как торжество равноправия.
3) Блокировала, саботировала и извратила, насколько могла, как теоретические исследования системного насилия над женщинами (которое как раз называлось и называется "гендерным насилием"), так и практические меры по его предотвращению/преследованию.
Делалось это с помощью "переосмысливания" термина "гендер", вернее, с помощью опустошения термина от первоначальных смыслов (см. выше) и придумывания ему другого, более лучшего определения, а именно: гендер - это социально сконструированный пол, гендеров знаете сколько? - А вот столько, сколько скажем. Пол в голове и в свободном решении каждого. Да, реально. Да вы уберите вашу биологию, невежды, это, на минутку, угнетение. Какой такой женский вопрос? Женщины - это перформанс и вымысел тех, кто хотел бы пробиться к власти с помощью эссенциалистского мифа о "женщинах". И что, что рожаете? Может, хватит трясти вашей вагинопривилегией? Ну вот поэтому вас и бьют/насилуют, что вы цис-угнетаете. Вы этого достойны. Женщины тоже насилуют. Да вы не пишите в газетах-то, что экстремальная зоофильская порнография нашлась у мужчины - это была женщина, нет, не транс-женщина, а просто женщина, мы так сказали, вы что покушаетесь на приватность, а ну брысь из наших кальсон. И так далее.
Главным результатом стало то, что насилие над женщинами вновь стало невидимым, так как, во-первых, самих женщин как бы не стало, а во-вторых, насилие, как и угнетение, дискриминация по признаку пола, оказалось полиморфным, разнонаправленным, хаотическим, самовозникающим и действующим одновременно во всех направлениях. Немалую роль здесь сыграло извращение статистических данных, когда пол очередного арестованного абьюзера, насильника или убийцы стали записывать со слов и по желанию самого абьюзера, насильника или убийцы как женский. Основной характеристикой насилия внезапно стало "равенство", а именно: так как люди равны и даже, как говорят, неразличимы по признаку пола, который можно выбрать в голове в любой момент (убивал мужчина, а будет осуждена "женщина" и "она" же будет отбывать наказание), то все одинаково осуществляют насильственные действия, на равных условиях, при равных исходных данных и с равными по значимости результатами (словесное оскорбление=удар кулаком, преследование=попытка избавиться от преследования, нападение=оборона). Следствием стала фактическая невозможность защититься (в том числе и потому, что обвиненные в изнасиловании могут позволить себе заявить в суде, что являются жертвами гендерной дискриминации), а к этому было добавлено мощно лоббируемое мнение о том, что заострять внимание на насилии против женщин значить виктимизировать их или "разыгрывать карту виктимности" в борьбе за власть.
4) Перераспределила материальные средства, предназначенные для женских политик АА, в пользу мужчин.
В этом тексте я не буду подробно останавливаться на политике идентичности, которая пришла на смену расторгнутому несчастливому браку марксизма с феминизмом (и трех составляющих этой политики: мультикультурализме, пост-колониальных исследованиях и квире).
Также не буду останавливаться на теме подмены концепции равенства концепцией "разнообразия". Для подробного разбора этой новой схемы выкачивания ресурсов у женщин, сокрытия насилия над ними и лишения их возможности построить собственную политическую субъектность необходима отдельная статья.
В этом тексте я укажу только на то, что "отмена" биологического пола и его перековка в гендер в голове, о которой говорилось в предыдущих абзацах, построение "личности" вокруг "сексуальности", "сексуальной идентичности" привела к тому, что от каждого человека стала требоваться четкая позиция, обозначение координат по оси "гетеросексуальность/гомосексуальность". Человек должен присягнуть тому или другому "выбору" и сделать это не один раз, а делать это постоянно, "приводя в соответствие", актуализируя задекларированный выбор и соответствующий ему нормативный стиль жизни, а также демонстрируя это соответствие. При этом сексуальность в паре "гетеро"/"гомо" понимается как "выбранная в голове", то есть, как "гендер"(!), поэтому мужчины-трансвеститы, желающие иметь половые контакты с женщинами (как мы удивлены!), называют себя лесбиянками.
В этой связи было банализировано и понятие о том, что "личное - это политическое". "Политическим" в этом смысле стали считаться публичные заявления о сексуальных предпочтениях, сексуальных практиках, собственных половых характеристиках.
Подобные операции не только преследовали цель уничтожить возможность построения политической субъектности женщин, но и способствовать установлению и закреплению новой иерархии внутри доминирующей мужской группы (не забудем, что это было время реального, действительного восхождения новой мужской элиты в мировом масштабе и её специфической платформы воспроизводства - сексуальной индустрии). Новая элита требовала скорейшей и как можно более широкой демократизации концепции маскулинности, поэтому мужская гомосексуальность была быстро нормализована, как и мужской трансвестизм, ставший "трассексуальностью", а затем "трансгендерностью".
Благодаря тому, что женщины как "коллектив" и "меньшинство" (и даже как "сексуальное меньшинство") были поставлены в один ряд с гомосексуальными мужчинами и с трансвеститами, то очень быстро женские политики АА стали политиками АА для сексуальных меньшинств, то есть, для мужчин (так как только проблемы/запросы мужчин воспринимаются как социально значимые). Что обеспечило в том числе законодательные меры в пользу этих мужских коллективов, вписывание специфической повестки этих коллективов в повестки абсолютно всех общественных движений, в первую очередь - в повестку феминизма (по Фрай: "всё пространство становится мужским, если не прилагать специфических усилий к тому, чтобы оно оставалось женским"), приравнивание феминизма к ЛГБТ-активизму, а также быстрое восхождение гомосексуальных мужчин по иерархической мужской лестнице: например, несколько дней назад я прочитала в одном из заголовков газеты "Эль-Паис", что в последние 40 лет гомосексуальные мужчины возглавляли ни более, ни менее, чем мировое движение за права человека (!). Обдумайте значение задекларированного в этом заголовке.
Кроме того, нешуточные материальные средства были брошены на избавление "новых равноправных мужчин" от единственного ещё сохранявшегося пережитка сословного общества - обязательной военной службы. Собственно, со штурма этого последнего редукта сословного общества и началось активное восхождение новой мужской элиты ("не хотим во Вьетнам!").
Почему это так важно, что "их" аж трясет? - Тут я делаю отсылку к тексту "Неопатриархат и обмен женщинами", к той его части, где говорится, что новая идея мужского превосходства строилась на идее отсутствия ограничений для желаний мужчины ("сюзеренство"). Неконтрактная армия, обязательная военная служба не просто расправляется со всем этим, но и лишает, хотя и временно, наших сюзеренов гражданства, выводит их из контекста современности и отправляет прямиком в сословно-иерархический олд-патриархат со всеми вытекающими для сюзеренов неприятностями. Согласитесь, что такое попрание было совершенно невыносимым, поэтому приоритет государства, конечно, должен был сосредочиться на материальном обеспечении избавления мужчин от воинской обязанности, а не на обеспечении и гарантии рабочих мест для женщин, например.
Другой важной сферой перераспределения средств женских политик АА в пользу мужчин стала академия, буквально вломившаяся в феминизм. Политические метаморфозы с "гендером" породили и "гендерные штудии", куда валом повалили мужчины, и где образовались "исследования маскулинности". Это означало рабочие места для мужчин. Точно так же сфера применения законодательств по предотвращению насилия над женщинами и по борьбе с траффикингом стала ареной схваток равноправных мужчин с женщинами за рабочие места (специализированные подразделения полиции, адвокатуры, прокурорской службы, социальных служб, судебной медицины), в которых мужчины, разумеется, победили.
Таким образом, на деле получилось, что пакты в отношении женских политик АА были вовсе не пактами, а ожесточенной лоббистской борьбой, в которой мужское лобби имело как средства, так и безусловную поддержку своей группы, независимо от политического, расового или национального колора, в то время как женское представительство в государственных структурах было ограничено в своих возможностях со всех сторон и было вынуждено действовать в одиночестве, так как женские массы проявляли к вопросам равенства равнодушие или враждебность, но никак не интерес и ещё менее - поддержку. Сам универсальный принцип равенства был дискредитирован и извращен настолько, что перестал быть универсальным: в какой-то момент стало невозможно понять без специальных уточнений, о равенстве кого с кем и в чем шла речь. Когда в середине нулевых в западных странах на улицах вновь появились радикальные феминистки, стало окончательно ясно, что все пакты разорваны, и что перетасовавшиеся к тому времени во власти мужские группировки - как консерваторы, так и прогрессисты - совместно друг с другом начали процесс перезагрузки патриархата в открытую.
Границы ретроспективной критики