Рай, ад и рок у Высоцкого (I)
Это любимая тема исследователей Высоцкого. Тема, действительно важная для понимания не только его художественного мира, но и особенностей его мироощущения.
Сегодня - о том, как трактует эту тему Н.Гашева в статье "Языческая и христианская символика в культурном космосе В. Высоцкого" (Сборники конференций НИЦ "Социосфера", 2011, №9, С. 182-189). Сперва - большая цитата, а потом обсудим.
С. 184-187:
"Один из устойчивых у Высоцкого приёмов создания картины мира-перевёртыша, выворачивания на изнанку сущностных ценностей утопии, чудовищного обмана, травестирования идеала, оборотничества бытия, - это развитие образного сюжета бредового сновидения, галлюцинации, балансирования на грани реальности и болезненной иллюзии. Содержательно - это всегда дорога. В архаической культуре Руси дорога всегда демонизировалась и сулила впереди переход в потусторонний мир. <...>
В перевёрнутом мире Рай оборачивается Адом. Архетип Рая организует пространство мифа вверх, но поэт вводит в контекст мифа реальность истории, связывает два начала - Небо и Землю, метафизику и историю: «Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то: / Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел / И среди ничего возвышались литые ворота, / И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел».
Метафора вертикали, магического полёта вверх здесь символизирует крушение духовной вертикали не только для личностного самосознания, но и для общенационального, исторического, ментального: «И измученный люд не издал ни единого стона, / Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. / Здесь малина, братва, - нас встречают малиновым звоном! / Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел».
<...>
Итак, Рай у Высоцкого представляется некой сюрреалистической карикатурой - хаотическим прибежищем - обледеневшим снежным Адом. Рай у Высоцкого - это место, по всем приметам, не предназначенное для счастья, блаженства. Атрибуты Ада и прежде всего символика льда - вот его определяющая характеристика: «Вот и кущи - сады, в коих прорва мороженых яблок… / Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб…».
Культурная атрибутика Ада у Данте включает дно пропасти в ледяном озере Коцит. Это место вечного наказания и проклятия, это царство, по Данте, тьмы и мороза, лишённое света и тепла, исходящих от Господа. В самой глубокой пропасти Дантова Ада находился Сатана, которого изображали в виде посиневшего от холода существа, навеки застывшего во льду замерзшего озера. У Высоцкого пространства Ада и Рая сливаются, противоположность небесного, возвышенного райского оборачивается земным, греховным, льдом истории, лагерной зоной. Исторический Ад и Ад потусторонний у В. Высоцкого зеркально тождественны: «Зря пугают тем светом: / Тут - с дубьём, там - с кольём - / Врежут там - я - на этом, / Врежут здесь - я - на том…».
Осквернённым, как у Н.Гоголя в «Вие», представляется Высоцкому и сакральное место земного пространства, где при жизни возможен прорыв эмпирического, профанного времени. По М. Элиаде:
«…любое освящённое пространство совпадает с Центром Мира».
В первую очередь это относится к Алтарю, вообще - к Храму, Дому Бога на Земле. Это аналоги пути на Небо - Оси Мира, Мирового Столпа, Древа Жизни (то же символизируют Лестница, Крест, Распятие, Христос). У Высоцкого образ церкви оборачивается кабаком, делая невозможным спасение для личности и для истории: «В церкви - смрад и полумрак, / Дьяки курят ладан… / Нет, и в церкви всё не так, / Всё не так, как надо!».
<...>
Вместе с тем не менее устойчив у Высоцкого и другой архетипический мотив антиутопического характера, связанный с напряжённой мыслью поэта относительно проблемы свободы самоопределения личности в условиях тотального освобождения от свободы. Вот почему концепт странствия у поэта маркирует задачу жизнетворчества. Странствие - это метафора самоидентификации, своего рода инициация. Чтобы обрести новое качество, нужно совершить путешествие духа через умирание к рождению. Выйти на уровень Вечного Времени можно, прибегая к помощи так называемых медиаторов, классическими из которых являются у Высоцкого птица, конь и сам человек в определённой ситуации. У Высокого это экзистенциальная ситуация кризиса, душевная кульминация и крайний, запредельный выбор, когда степень отчаяния личности равна воле решимости к его (отчаяния) преодолению.
Такая динамическая ситуация вводит читателя (слушателя) текстов В. Высоцкого в условный художественный мир, управляемый роком, связанный со всеми существующими религиозно-мистическими представлениями. При этом ментально-национальное, историческое, драма современности - аспекты, организующие целостную смысловую структуру поэтического мышления автора. Апокалиптика ментально-национального сознания и апокалиптика отечественной истории осмысливаются автором в системе универсальной оппозиции профанного и сакрального. Герой-беглец, нарушающий Божий завет, крадущий «райские яблоки», склонный к ослушанию, отступничеству, и тем самым устремлённый к бунту, идёт к прояснению сущностного плана собственной личности, раскрытию смысла собственной судьбы («Очи чёрные», «Кони привередливые», «Я из дела ушёл», «Райские яблоки», «Памятник»).
У Высоцкого архетип странника, беглеца Адама имеет несколько смысловых ипостасей: амбивалентность Адама и Христа, по библейской традиции, и одновременно - кьеркегоровской, пересекающейся в одном герое метафизике Дон-Жуана и Фауста. Речь не просто о трагической судьбе человека в мире, а в психологическом и поэтическом планах этот сюжет «духовного странничества», свободного перемещения и возвращения назад в системе оппозиций «вертикаль-горизонталь», «верх-низ», «там-здесь» выступает как символ нового рождения, выявляющий истинное предназначение поэта".
(Далi буде)
Сегодня - о том, как трактует эту тему Н.Гашева в статье "Языческая и христианская символика в культурном космосе В. Высоцкого" (Сборники конференций НИЦ "Социосфера", 2011, №9, С. 182-189). Сперва - большая цитата, а потом обсудим.
С. 184-187:
"Один из устойчивых у Высоцкого приёмов создания картины мира-перевёртыша, выворачивания на изнанку сущностных ценностей утопии, чудовищного обмана, травестирования идеала, оборотничества бытия, - это развитие образного сюжета бредового сновидения, галлюцинации, балансирования на грани реальности и болезненной иллюзии. Содержательно - это всегда дорога. В архаической культуре Руси дорога всегда демонизировалась и сулила впереди переход в потусторонний мир. <...>
В перевёрнутом мире Рай оборачивается Адом. Архетип Рая организует пространство мифа вверх, но поэт вводит в контекст мифа реальность истории, связывает два начала - Небо и Землю, метафизику и историю: «Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то: / Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел / И среди ничего возвышались литые ворота, / И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел».
Метафора вертикали, магического полёта вверх здесь символизирует крушение духовной вертикали не только для личностного самосознания, но и для общенационального, исторического, ментального: «И измученный люд не издал ни единого стона, / Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. / Здесь малина, братва, - нас встречают малиновым звоном! / Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел».
<...>
Итак, Рай у Высоцкого представляется некой сюрреалистической карикатурой - хаотическим прибежищем - обледеневшим снежным Адом. Рай у Высоцкого - это место, по всем приметам, не предназначенное для счастья, блаженства. Атрибуты Ада и прежде всего символика льда - вот его определяющая характеристика: «Вот и кущи - сады, в коих прорва мороженых яблок… / Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб…».
Культурная атрибутика Ада у Данте включает дно пропасти в ледяном озере Коцит. Это место вечного наказания и проклятия, это царство, по Данте, тьмы и мороза, лишённое света и тепла, исходящих от Господа. В самой глубокой пропасти Дантова Ада находился Сатана, которого изображали в виде посиневшего от холода существа, навеки застывшего во льду замерзшего озера. У Высоцкого пространства Ада и Рая сливаются, противоположность небесного, возвышенного райского оборачивается земным, греховным, льдом истории, лагерной зоной. Исторический Ад и Ад потусторонний у В. Высоцкого зеркально тождественны: «Зря пугают тем светом: / Тут - с дубьём, там - с кольём - / Врежут там - я - на этом, / Врежут здесь - я - на том…».
Осквернённым, как у Н.Гоголя в «Вие», представляется Высоцкому и сакральное место земного пространства, где при жизни возможен прорыв эмпирического, профанного времени. По М. Элиаде:
«…любое освящённое пространство совпадает с Центром Мира».
В первую очередь это относится к Алтарю, вообще - к Храму, Дому Бога на Земле. Это аналоги пути на Небо - Оси Мира, Мирового Столпа, Древа Жизни (то же символизируют Лестница, Крест, Распятие, Христос). У Высоцкого образ церкви оборачивается кабаком, делая невозможным спасение для личности и для истории: «В церкви - смрад и полумрак, / Дьяки курят ладан… / Нет, и в церкви всё не так, / Всё не так, как надо!».
<...>
Вместе с тем не менее устойчив у Высоцкого и другой архетипический мотив антиутопического характера, связанный с напряжённой мыслью поэта относительно проблемы свободы самоопределения личности в условиях тотального освобождения от свободы. Вот почему концепт странствия у поэта маркирует задачу жизнетворчества. Странствие - это метафора самоидентификации, своего рода инициация. Чтобы обрести новое качество, нужно совершить путешествие духа через умирание к рождению. Выйти на уровень Вечного Времени можно, прибегая к помощи так называемых медиаторов, классическими из которых являются у Высоцкого птица, конь и сам человек в определённой ситуации. У Высокого это экзистенциальная ситуация кризиса, душевная кульминация и крайний, запредельный выбор, когда степень отчаяния личности равна воле решимости к его (отчаяния) преодолению.
Такая динамическая ситуация вводит читателя (слушателя) текстов В. Высоцкого в условный художественный мир, управляемый роком, связанный со всеми существующими религиозно-мистическими представлениями. При этом ментально-национальное, историческое, драма современности - аспекты, организующие целостную смысловую структуру поэтического мышления автора. Апокалиптика ментально-национального сознания и апокалиптика отечественной истории осмысливаются автором в системе универсальной оппозиции профанного и сакрального. Герой-беглец, нарушающий Божий завет, крадущий «райские яблоки», склонный к ослушанию, отступничеству, и тем самым устремлённый к бунту, идёт к прояснению сущностного плана собственной личности, раскрытию смысла собственной судьбы («Очи чёрные», «Кони привередливые», «Я из дела ушёл», «Райские яблоки», «Памятник»).
У Высоцкого архетип странника, беглеца Адама имеет несколько смысловых ипостасей: амбивалентность Адама и Христа, по библейской традиции, и одновременно - кьеркегоровской, пересекающейся в одном герое метафизике Дон-Жуана и Фауста. Речь не просто о трагической судьбе человека в мире, а в психологическом и поэтическом планах этот сюжет «духовного странничества», свободного перемещения и возвращения назад в системе оппозиций «вертикаль-горизонталь», «верх-низ», «там-здесь» выступает как символ нового рождения, выявляющий истинное предназначение поэта".
(Далi буде)