Удачи, "Вояджер"!
5 сентября 1977 года космический зонд «Вояджер-1» взлетел с Земли. Именно эта дата в моей жизни не запомнилась. Но один из дней сентября всплывает. Позвонила подружка Люся из молодежки: редактор дает тебе квартирку. Да не пляши пока, там говорят, не очень ... Пиши адрес, сходи посмотри.
И я побежала. Жилье оказалось темной приземистой хижиной. Прежний дядя Том, корреспондент малотиражки, уже упаковал свой скудный багаж. Извините, Евгений Иванович, можно взглянуть на дом? Да че, смотри, - сказал Евгений Иванович, отодвигая ногой узел с одеялом. Туалет во дворе, в шестиметровой кухонке краник с холодной водой. НО! Это было свое, свое! свое !!! жилье. Я уже была готова скрести, мыть, скоблить вековые наросты, вешать на узкие окна веселенькие шторочки, перетаскивать сюда свой московский диван с синей обивкой. Я была готова ...
Через пять минут прибежала подружка: отбой! Редактор делает здесь общагу для новобранцев.
Где-то рядом с 5 сентября был еще один день, дверь в который легко открывает память. 18 октября дочке исполнилось полгода, и я позвала в гости редакционных девчонок. Время было бедное, голодное, масла для торта не оказалось, и я сляпала его с заварным кремом, а на нем зернышками граната изобразила "1\2 "...
Дочка родилась тощенькой, болезненной, роддом был заражен стафилококком. И оттуда прямой наводкой детвора шла в больницу. Богоугодное заведение было похоже на концлагерь. В палате стояло несколько маленьких железных клеток-кроваток на высоких ножках, для больных младенцев. Мамкам не было положено не только раскладушки, но и стула. Ночью мы впадали в краткое забытье, сидя на холодном линолеумном полу, прислонившись к железным ножкам детских кроваток. Каждая - к своей.
Потом татарочка Фирюза разведала в коридоре кладовку, в которой были свалены в кучу на списание старые грязные матрацы. И мы по очереди, передоверив соседкам свое дитя, спали там по два часа в сутки. Странное дело, тогда этого хватало, чтобы продержаться весь следующий день.
.. Наша нескладная, неуклюжая, неправдашная какая-то семья жила в то время у свекрови. Ее соседи по площадке были великими людьми: муж (он уже тогда объелся груш и носил впереди объемный животик) работал завотделом обкома партии. А подруга жены соседа была начальницей отделения детской больницы, в которой лежали мы с Ленкой. И сначала нас поместили в "блатной" бокс. Но однажды начальница поздним вечером, перешедшим в ночь, взялась громко отмечать в ординаторской свои именины.
Стафилококк прогрыз во мне жуткий мастит с температуркой под сорок, дочке становилось все хуже, на ее больничной карточке появилась красная буква "т", что означало: ребенок - тяжелый ... В соседних палатах маялись мамы и плакали ребятишки.
Никогда не кричала только девочка из коридора. В коридоре, на сквозняках, с ног до головы вымазанная от стафилококковых пузырьков зеленкой, в серых, колом стоявших казенных пеленках, лежала отказная девочка, у которой не было имени. На бумажке, приклеенной к клетке, была только фамилия - Зайцева.
Я обогнула клетку-кроватку Зацевой и зашла в ординаторскую ... Ничего такого особенного гостям начальницы отделения не сказала, но магнитофон (наверное это была "Романтика") был таки выключен.
А на следующий день меня выкинули в общую палату. Свекровь, обычно нас не навещавшая, прибежала прямо с утра и, поливая меня ненавистью из-под темных подвижных бровок, похожих на маленьких ядовитых змеек, объяснила мне, что она больше для меня никогда, и ее соседи меня больше никогда ... что я ... что мне ... что мной ...
Слушая ее, я плакала, но не из-за ненависти. Ребенок Фирюзы, которому тоже поставили букву "т", умер.
А мы как-то выкарабкались. Мастит мне вскрыли там же, в детской больнице, этажом ниже. Хирург, беря в руки скальпель, раздраженно сказал: на анестезию не рассчитывай! И не вздумай орать! Мы не обязаны тут мамаш оперировать!
Я не орала. Только когда он рывками стал прочищать в груди большую продольную рану салфеткой, отключилась в благословенное никуда, где не было ни боли, ни свекрови, ни бесплатной советской медицины. И очнулась уже забинтованная, пропахшая нашатырем, с горящими щеками: видимо, возвращение из никуда немного подзатянулось ...
И дочка потихоньку пошла на поправку. И нас выписали из больницы. В октябре отпраздновали 1\2 первого года рождения, а в ноябре мы с Ленкой сели на самолет и улетели к моим старикам в далекий Казахстан, до самой весны.
... Все это время "Вояджер-1" летел в космосе со скоростью 17 километров в секунду. Ему было очень холодно, но не очень страшно. Он верил, что летит от Земли туда, где его должны встретить. На борту маленького храброго зонда была золотая пластина с местоположением Земли, речью землян на 55 языках мира, музыка Баха, Моцарта и Луи Армстронга. Какая именно, я не знаю. Может быть, маленькая прелюдия Баха из школьной хрестоматии, что играла я сто лет назад в каком-то там классе: ми-соль-си-соль-ми …
Прелюдия - это начало, обещание того, что непременно будет: гаммы, этюды, вальсы, ноктюрны, гавоты, а если повезет - и симфонии с дирижерской палочкой в большом сияющем зале ...
... В 1979 году я выходила, вымолила, спасибо помог папа Славки Терехина, работавший тогда зампредгорисполкома, место в очереди на кооперативную квартиру. Зимой мы с соседями по очереди дежурили в темной и холодной пятиэтажке, где еще не было штукатурки, но уже были окна и двери, которые надо было караулить от воров. От всех квартир по ночам дежурили мужчины, а от нашей, шестой - я. Опять сидя на полу (судьба такой), правда, теперь на фуфайках, и опять высыпаясь за два часа. Когда становилось жутковато, я выходила на балкон. По улице ехали редкие машины, на перекрестке моргал желтым глазом светофор, а в небе светили звезды.
Тогда я не знала, что там, в неоглядной дали, "Вояджер" долетел до Юпитера и Сатурна, сфотографировал непостижимый человеческому разуму край света, и в то время, когда я стояла на темном балконе недостроенного дома, и когда бежала утром на работу, а потом тряслась в троллейбусе на съемную квартиру, где меня ждали мама и Ленка, когда писала репортажи про битву за урожай и отрабатывала очередное поздравление "лично дорогому Леониду Ильичу от знатной доярки колхоза имени Ленина", он все летел и летел и передавал на Землю снимки иных миров. И его сигнал пробивался до нас через миллиарды (не окинуть ни глазом, ни воображением) километров.
Только раз в 175 лет Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун имеют такое расположение относительно друг друга, которое позволяет аппарату, пролетая мимо, поймать и использовать их гравитационные поля. Как весело скользил по ним «Вояджер», как лаял ему в космосе Большой Пес, как бежал за ними вприпрыжку по Млечному пути Пес Малый ... Орион закрывался от Тельца сияющим щитом, и прямо в глаза ему и "Вояджеру" светила звезда с невероятным, почти гриновским названием Альдебаран ... Большая Медведица черпала ковшом звездный свет и поила им своего медвежонка ... Созвездие Персея летело рядом со спасенной им Андромедой, и где-то там ревниво приглядывала за ними Андромедина мамаша Кассиопея ... А внизу, ну как внизу, где у космоса низ? Относительно, по карте, внизу дружелюбно мигали мои любимые ( я всегда нахожу их на небе) Плеяды, а чуть правее и вверх гулял по звездным лугам наш с Ленкой Овен …
30 апреля 1980 года, самыми первыми из всех соседей, мы въехали в новый дом. С картонными коробками с барахлом, трехколесным велосипедом и московским диваном с синей обивкой.
В этом году "Вояджер -1" (рядом шел его собрат "Вояджер-2", но другим маршрутом, и потому поотставший) передал последние снимки Юпитера и Сатурна. Солнечный ветер, поток заряженных частиц вылетающих из солнца, на парусах которого летел зонд, становился все меньше, все тише … Но «Вояджер» продолжал настырно пробиваться от Земли к краю Вселенной.
В нижних ящиках книжного шкафа в нашей новой квартире лежали стопки иллюстраций, аккуратно вынутых из подшивок старых «Огоньков». Там был и Рубенс, Пауль Питер, его «Персей, спасающий Андромеду» … Голова Медузы Горгоны, прибитая к его щиту, с маленькими змейками, похожими на подвижные темные бровки… Наш развод с мужем уже был позади. Сначала он делил с нами квартиру ( и в этом ему активно помогал звонками из обкома муж свекровиной соседки), потом просился назад, потом уехал в Питер и там женился второй раз. В общем, как пишут в романах - «шли годы» …
Однажды мы с Люсей поехали в район делать хвалебный очерк о добрых воспитателях детского дома. Но то, что увидели, развернуло тему диаметрально. Жуткие условия, в которых жили дети, жуткие повара, которые в день нашего нежданного приезда кормили их пустой похлебкой из гнилой картошки, жуткие воспитатели, которых боялись дети, которые боялись разговаривать с нами. Как тебя зовут? - выпытывали мы с Люсей у девочки с громадным синяком на руке. Ну как? А фамилию можешь сказать?
Зайцева ее фамилия, - отбежав на всякий случай подальше, сказал один из подростков.
Зайцева?
Я уже не помнила лица того трехмесячного младенца. Но была уверена: это та, это та самая девочка на сквозняках в зеленке … И снова -заскорузлые тряпки?
Две полосы, которые мы с Люськой написали про детдом, редактор забраковал. Он был хороший добрый человек, поэт, он все понимал. Но листы машинописного текста демонстративно бросил в мусорную корзину: «вы шьто, с работы хотите меня снять, за опорочивание советского строя»?
Дальнейшая сцена была просто безобразной. Люська человек не то чтобы совсем уж выдержанный, но более-менее адекватный, а я …
- Вы трус! - кричала я редактору, доставая из корзины помятый очерк и громко шмякая его обратно на стол.
- Девушьки, уймитесь! - уговаривал нас Николай. - вы жье знаете, кто там секретарь райкома, какое у него влияние в обкоме!
- У вас самого двое детей,- увещевала его Люська. - А если бы они ели эту баланду и ходили в этих серых тряпках?
- Не смейте спекулировать моими детьми! - кричал Николай, снова бросая бумаги в мусорную корзину и двигаясь вместе со стулом, чтобы загородить от моего посягательства мусорную корзину.
Я в те молодые годы была женщиной худенькой, но свирепой. Одним рывком я задвинула редактора вместе с его стулом под столешницу, рыдая злыми слезами, достала окончательно умятую бумагу и снова хряснула ее на стол.
Очерк все-таки вышел. У секретаря райкома оказались какие-то свои планы против директора детдома, и наша линия, совпав с этой интригой, вывела сюжет на просторы общественного обсуждения. Тогда с этим было строго. «По следам публикаций» были приняты меры. Хотя, честно говоря, я не слишком верю, что девочке Зацевой стало после этого значительно лучше жить.
В феврале 1990 года, когда планеты оказались за спиной « Вояджера 1» исследователи дали сигнал аппарату включить камеры и заснять то, что осталось позади. Он сделал 60 снимков и получился « семейный портрет» Солнечной системы.
В это же время одномоментно, нелепо, невероятно распалась большая семья СССР. Честно скажу, что тогда трагедии этого распада я не понимала. Я думала, что если сломается старая система, то в новой мне не придется двигать стул вместе с редактором, а у девочки Зацевой и всех бедных, забитых и забытых начнется другая жизнь. Ведь главное - мы перестанем врать и пресмыкаться, мы станем свободными людьми, а свободные люди хорошо работают и хорошо живут.
Так получилось, что вместе с Ритой из Орла, Сашей из Курска в девяностом году мы попали в стенографическую группу того самого съезда Верховного Совета Российской Федерации, на котором не то со второй, не то с третьей попытки его председателем был избран демократ Ельцин.
О, какой еще демократ ... Вместе с народом он ел подкопченые (вкуснючие) кремлевские сосиски в общей (хотя и благородной, с белыми скатертями) столовой. Однажды я подошла к нему и за день, ровно за день до его избрания взяла у него наклонный, упрямый, с тесно сбитыми буквами автограф и на спор с Сашей прошла с Ельциным под ручку до выхода из столовой. Я и до сих пор храню синюю московскую записную книжку с лично самим исчадием ада проставленной датой:
На следующий день демократ уже был недоступен, охрана теснила от него журналистскую братию, и глаза Ельцина смотрели уже не нас, а сквозь нас. После заседания он спускался не по общей широкой лестнице, а по обособленной от всякого другого народа боковой, где у двери его ждало блестящее авто.
Но кто же тогда придавал значение этим мелочам. О, как верили мы тогда в справедливость, как бегали широким переходом, уставленным вдоль стен длиннолистными растениями, из Кремлевского дворца во Дворец съездов, где были установлены телефонные кабинки с бесплатной связью во все концы света. О, какие восторженные тексты диктовали мы из этих кабинок в свои редакции … И каким теплым казался майский ветер девяностого года.
… В 2004 году «Вояджер-1» покинул солнечную сферу и оказался в межзвездном пространстве. При приближении к границе раздела сред солнечный ветер наталкивается на межзвездное пространство. От этого столкновения рождается ударная волна. Она тормозит ветер, его скорость - миллион километров в час - падает в четыре раза. А потом он добрался до гелиопаузы, места, где солнечного ветра уже практически нет. Маленький, уставший, замерзший, пролетевший мимо миллионов метеоритов и звезд космический зонд совсем недавно сообщил об этом на землю с расстояния 12 миллиардов километров от Солнца …
В 2004 году ... Господи, что же было в 2004 году ? Что было до 2004 года? После девяностых, когда зарплату в газете платили раз в полугодие, после работы в покурорской прес-службе, куда я ушла, завязав на три узла свои амбиции и газетную вольницу. После переезда ко мне в Россию замерзавших в Караганде сначала стариков, потом семьи сестры, после чего еще?
На другой, уже «штатской» работе я столкнулась с той самой начальницей отделения детской больницы. Она оказалась милейшей женщиной, интеллигентной, доброжелательной, помогавшей моим журналюгам с лечением всяких болячек. На этом витке я вновь встретилась и с мужем свекровской соседки. Из завотделом обкома он перелез в другую власть, потом в богатенькую «газовую» фирмочку, потом - в общественную организацию. Смотрел мне в глаза добрым взглядом и диктовал казенные фразы для заметки о его плодотворной деятельности на благо людей …
На самом деле все части мира гораздо теснее связаны между собой, чем это кажется. Гораздо плотнее пронизаны общими нитями. Гораздо более зависят от чужого слова, поступка, расположения звезд. Начала переплетены с концами, а продолжения переходят одно в другое, меняя цвет, вкус и отношение к жизни и людям. Границ нет, вселенная и жизнь - бесконечны.
Относительная граница, где гравитация Солнца равна нулю - это край Солнечной системы. До не надо пролететь еще 300 лет … Но мы никогда не узнаем о подвиге « Вояджера ». Ученые говорят, что в 2020 году прекратят работу радиоизотопные источники энергии и зонд замолчит навсегда. Живучесть « Вояджера-1 » их поражает. Сверхнизкие температуры, радиация, опасность столкновения с метеоритами … Он выдержал все. Все датчики давным-давно вышли из строя, осталась только одна антенна радиоволнового диапазона. Только одна тоненькая антенна.
На днях меня в очередной раз поцарапал ржавым гвоздиком скверный человек, который гнобит пожилую уже такую всю из себя тетеньку много лет. Так было обидно … Шла по улице, хлюпала носом …
Включала чайник, смотрела «Голос», терла с остервенением пыль. И поздно-поздно ночью вышла на балкон. Осенние тучи разошлись и мягкая звездная россыпь засияла так нежно, так отрешенно от всех этих гадостей, от всей чепухи, мелкой злобы, что я опять захлюпала, только уже не колючими, а легкими и светлыми слезами.
Открыла балконную раму и долго пялилась в небо. Понимая, конечно, что - не разглядеть.
«Вояджер 1» летит все дальше от меня и бережно несет внутри себя прелюдию, которую, возможно, кто-нибудь когда-нибудь все же услышит. Ми-соль-си-соль-ми …
Через 300 лет он покинет Солнечную систему.
Вот он.
