На учете в психушке я не состою. Зеленых человечков не видела. Прожила достаточно много лет, но параллельные миры никогда не трогали меня, перетекая сквозь мою жизнь беззвучно и бестелесно. Но были два непонятных случая...
Однажды, почти шесть лет тому назад, декабрьским вечером произошло то, что я не могу объяснить до сих пор.
В моей квартире стоит пианино. «Шольце». Когда-то гаммы на нем вымучивала я, потом дочка, а потом пианино просто стояло, как мебель. Продавать его мне было жалко (оно и до сих пор у меня стоит), потому что оно было со мной практически всю мою жизнь. Как-то рядом с ним происходило поступление в институт, замужество, развод, накопление рабочего стажа, смена времен года …
Если по комнате гуляли сквозняки или выдавалось сухое лето, пианино оживало. Внутри тонко и коротко тренькали струны. Эти звуки были привычными и я не обращала на них никакого внимания. Но однажды вечером 7 декабря услышала странное. Представьте себе, что кто-то не пальцами, а ладонью очень быстро проходит по клавишам сверху вниз первую октаву.
Сначала я подумала, что это - у соседей.
В другой комнате работал телевизор, на кухне шипела сковородка. Время от времени звонил телефон. Я подумала - и забыла.
Часов в десять ночи, проходя мимо спальни (пианино стояло там) я услышала, как кто-то рукой тр-рын опять смазал по клавишам первую октаву. Так долго соседи развлекаться не могли.
Подошла к инструменту. Он молчал. Стала разбирать постель, взбивать подушку, и вдруг …
Стало понятно, что звук идет не снизу, не сверху, не из-за стены. Что он живет в моей комнате.
Открыла крышку. Ничего. Отодвинула от стены. Ничего. И снова - тр-рын!
Я зачем-то надела очки и села на круглый (который вертится) стульчик. Страшно не было. Было невероятно. Через какой-то интервал звуки раздались снова. Не сразу, но все-таки поняла: интервал между звучанием как-то одинаков. Взяла мобильник, засекла: ровно десять минут. Стало еще непонятнее.
Между тем время близилось к полуночи. Я не могла отойти от пианино. На границе каждых десяти минут, протерев стекла очков, вглядывалась в открытую верхнюю крышку и открытую крышку над клавишами. Но клавиши во время звучания не утапливались. Не двигались и колки. Откуда оно звучало? Как?
В час ночи я начала записывать эти звуки на диктофон мобильника. Потом (много позже) мы с моими подружками слушали эти записи. Мое бормотание: вот щас, вот щас, та-ак, десять минут … И потом короткое энергичное (чуть глуховатое) тр-рын!
Никаким и ничему доказательством эти записи служить не могли. На диктофоне не видно, что я нависаю с мобильником над пианинскими струнами. На нем не видно ни моих обалдевших вытаращенных глаз, ни мозгов, которые вспучились в черепушке.
... Все было настолько неправдоподобно, настолько невероятно, что я подумала: а вдруг это такой явственный, такой ужасно явственный сон? Трогала горячий чайник, подставляла руки под холодную воду. Включала и выключала телевизор. Но все было взаправду.
В три часа ночи я взяла одеяло с подушкой и ушла спать на диван в другую комнату. Сквозь снотворное и две двери ровно через десять минут звучало: тр-рын!
Я долго никому это не рассказывала, потому что если бы кто-то рассказал это мне …
Что это было? Что оно хотело сказать? Я так и так крутила цифры. 2007 год, 7 декабря … два плюс семь, плюс двенадцать, минус двенадцать, плюс десять (минут), минус десять … Никакого смысла не было. Была абракадабра.
Несколько ночей после этого (должна честно признаться - утром-таки испугалась, лила по квартире святую воду, зажигала церковную свечку) спала с включенным в квартире светом. А потом ежедевная шелуха покрывала это все, покрывала, да и покрыла.
Весной, 27 мая, стало плохо отцу. После звонка я помчалась к старикам, вызвала «скорую», поехали в больницу. На полдороге хлынул ливень и пошел страшный град. Машина «скорой» остановилась под липами на Московской. Было холодно. Я укрыла отца своей легкой курткой, но все равно было очень холодно. Водитель и медики молчали. Град колотил по железной крыше машины, как по барабану. И казалось, что это не закончится никогда.
Через два дня отец умер. Я успела накормить его черешней, а попросить прощения ( у нас были очень непростые отношения) - не успела. Он был в коме и не слышал меня.
Прошло много времени, и однажды я опять стала складывать: семь плюс двенадцать плюс десять - 29. Отец умер двадцать девятого мая.
Дочка сказала, что эта арифметика - идиотская чушь. Мне кажется, что она до сих пор не верит до конца (хотя знает, что я не трепло) в те декабрьские звуки.
Может, и правда, чушь. И есть какое-то такое уникальное природное явление, не описанное пока никем. Или какие-то магнитные аномалии. Или …
Пишу сейчас все это, а пианино стоит передо мной, хотя и в другой комнате другой квартиры.
Я не сказала вам: я его немножко боюсь. И такая психиатрия: я попросила того, кто умеет извлекать из него звуки, не нажимая на клавиши, никогда больше, никогда, никогда не разговаривать так со мной.
Надеюсь, он меня услышал.