Со дня смерти Александра МакКуина прошел год (подробно здесь:
abolenkin.livejournal.com/5621.html). Этот год большинство представителей индустрии упоминали его чаще, чем Диора (хотя, наверное, чуть реже, чем Ройтфельд) (с такой точки зрения этот год описан здесь:
abolenkin.livejournal.com/20602.html). Клясться его именем никто не пробовал, но это только потому, что гарантии и обещания в мире моды справедливо считаются неконструктивным подходом к планированию. Будет новый день - будет хлеб. Или кекс. Или крекер. Тут уж как сложится, но дрожжи наготове постоянно. По этой ли кулинарной причине или по какой иной, маккуиновское наследство стало два вечера подряд главной темой бесед, которые я вел за ужином с моими приятельницами. Пепел Клааса стучал в наши сердца и был, надо заметить, специфической приправой.
Приятельницы одинаково глубоко погрязли в разных частях индустрии и одинаково говорили не о вещах, а о показах. Я и про себя замечаю, что вспоминая МакКуина я сначала думаю о его шоу. В первую очередь - о Givenchy из конца 90х годов, которые так редко сейчас встречаются в записи. Их изысканный, перенасыщенный мир сложностью напоминал какую-нибудь метафизическую структуру Борхеса, а не показ одежды. Идеи наслаивались, вспыхивали через пять выходов новой краской, чтобы снова появиться в ином сочетании ближе к финалу, и все это в сложной полифонии, нити которой за один раз в руке не удержишь. Покойный отнюдь не торопился по-журнальному выболтать все свои идеи сходу, на обложке, в удобных блоках. Но высказывание было всякий раз исчерпывающим. До такой степени, что после показа к нему можно было уже не возвращаться.
Возвращения очень часто и не происходило. Если сравнить подиумные образы прошлого десятилетия и лук-буки соответствующих коллекций, прямых пересечений найдется не так уж много. Именно этой адаптацией занималась Сара Бертон, которая возглавляет сейчас Дом. Этим же можно объяснить не слишком обширный конструктивный словарь МакКуина, заметная часть которого сформировалась, вероятно, еще на Сэвил Роу. Здесь лежит главное, на мой взгляд, отличие его от Гальяно. При одинаковой склонности к зрелищности, последний строит ее на вещах, в то время как покойный, казалось, способен был обойтись для полного самовыражения одним шоу. Если бы существовали показы моды без вещей. Некторые показы в своей герметичности приближались к этой задаче (например, танцевальное дефиле 2003 на темы фильма "Загнанных лошадей пристреливают...").
Можно утверждать, что МакКуин не оставил после себя школы. Его работу практически невозможно продолжить. Даже при его жизни некоторые вещи, извлеченные из контекста показа, утрачивали смысл (на ум прежде всего приходят "шотландские" платья на селебрити). Сейчас происходят попытки сделать вид, что он до сих пор жив, и последние коллекции, которые описывают как "продолжение наследия мастера" - не более, чем сборник цитат. Они не всегда полностью точны, но неизменно осторожны и лишены главного признака творчества МакКуина - театрализованного самовыражения. В отсутствие художника воспроизвести это невозможно.
Воспроизведению поддается манера дизайнеров, мир которых строился вокруг вещей.
Можно говорить о продолжении традиций Мюглера, что блестяще доказывают последние коллекции Дома, женские и мужские. МММ продолжает традиции Маржела, причем так удачно, что целый год о его уходе от дел многие и не догадывались. Создатели этих Домов интересовались прежде всего одеждой, как это было принято до середины 80х годов прошлого века. Тогда карьера любого дизайнера начиналась с конструктивной или технологической новации, к которой присоединялись дизайн и идеология. Даже идеологизированный Хельмут Ланг мог на ранних этапах карьеры ссылаться на запуск в модный обиход конкретного предмета (ему приписывают популярность авторского деструктурированного денима). В дальнейшем развитие индустрии брендинга расставило другие приоритеты узнаваемости.
Эту разницу в подходе можно иллюстрировать сравнением творчества МакКуина и Вивьен Вествуд. Если бы они устраивали карнавал животных (или дефиле, различия невелики), последняя пригласила бы и дикобраза, и енота, и ехидну. Только заставила бы всю эту живность пройти по полоске красной глины, чтобы они в ней перепачкались и превратились в фирменных персонажей шоу. Собственно, в этом и состоит практикуемый ею историзм, когда характерные приметы разных стилей объединяются общим колоритом и эмоциональными приемами (в начале карьеры - китч, а в зрелые годы - кэмп). В маккуиновском шоу четыре вида броненосцев (и, возможно, один панголин) были бы объединены не только видовым сходством, но и несчастной историей их родителей, попавших в силки из ременных петель строго определенного вида.
Вероятно, Маккуин был первым дизайнером, который сделал приоритетной в своем творчестве работу с образами и историями, а не с одеждой. Сейчас по этому пути идет множество авторов, которые не обладают таким эго (и такими медийными возможностями). Воспроизвести их стиль будет еще сложнее. И в этом будет еще меньше смысла, потому что они оставят после себя не авторскую школу, но производственную компанию. А ощущения потери не хватит даже для того, чтобы приправить омлет.