Игра в череп
Маккуин умер. Или, точнее, решил умереть. Жизнь его была самая беспокойная, и после нее никакого RIP’а ему не досталось. Так, во всяком случае, сообщают из кругов, близких к Церкви. Это только одно из направлений обсуждения. Говорят о трагедии и утрате («У меня была его майка/ я видела фотографию Сары-Джессики Паркер в его тартане в программе «Плохо одетые знаменитости», и теперь, с уходом Мастера, мой мир разрушен навсегда»). Вспоминают, что его первое имя было вовсе не Александр, а Ли (этак, по-свойски: «Покойся с миром, Ли Маккуин»; впрочем, о мире мы упоминали раньше). Я уже не говорю о возможной реакции Gucci Group, которым это самое имя принадлежит на 51 процент - до показов осталось всего-то ничего, а Дом, кажется, восстановлению не подлежит. Кто бы что ни думал о творчестве покойного, заменить его совершенно невозможно.
В наступившем веке это не первая крупная потеря мира моды, однако, единственная заметная смерть художника нового поколения. Достойное упокоение солидного Ферре вызвало умиротворяющую грусть, но отнюдь не блоггерскую истерию. Происходившая на наших глазах трагедия прижизненного разрушения Ива Сен-Лорана, еще один смертельный поцелуй Gucci Group, как и множество истинных трагедий, была неброской. А Живанши и вовсе жив, хотя после плясок LVMH и покойного Маккуина на его пепелище многие об этом не догадываются. И это многое объясняет относительно разницы дизайнеров старой школы и сменившего его поколения 90х. Интересно разобраться, когда и почему Маккуин и Изабелла Блоу превратились в современных Сида Вишеса и Нэнси.
С одной стороны, ответ лежит на поверхности. Пожалуй, только мода сейчас сочетает в себе творчество, стиль, деньги и медийное могущество, необходимые для производства икон и идолов. Ранее они приходили из кино, телевидения или рок-музыки. Кризис идей в этих сферах практически превратил их в фантики и ярких личностей в ближайшее время ждать не приходится. Собственно, Леди Гага или кадры из «Аватара» отличаются от цифрованных картинок глянца средней руки только тщательностью отделки, но никак ни яркой авторской индивидуальностью. Двадцать лет назад в царствование топ-моделей возник интерес к публичной стороне моды, который был куда глубже отстраненного внимания к праздникам Пуаре, интервью Диора или выходкам Хальстона. Мода стала одним из самых важных общественных явлений, но именно поэтому ее творцы быстро утратили влияние на нее. На их долю осталась только шумовая завеса и работа.
Фактически, Маккуин работал для себя только пару лет за всю жизнь - с 94-го по 96-ой годы, после окончания Сент-Мартенс. За коротким периодом индивидуального взлета (за этот срок о его локальном Доме узнали все, даже в неиформированной России) последовало конъюнктурное решение Арно о назначении его худруком в «Живанши». Несложно понять, что к стилю Маккуина это решение не имело никакого отношения, важнее был гротескный административный жест. Да и сам Дом совсем не был козырной картой в колоде холдинга, неизменно уступая «Диор». С 2000-го пришлось отрабатывать инвестиции и строить империю уже для другой группы. Все, что оставалось для себя, это сценография показов и стилизация коллекций. Ну и публичность. Все три направления были отработаны блестяще, но истинным могуществом это никак не назовешь.
Есть большое искушение представить покойного Св. Себастианом или иным мучеником моды. Уже сейчас формируется миф о «гениальном мужском закройщике, который взлетел до небес, но был раздавлен системой». Действительно, разительный контраст между медийной известностью и неспособностью влиять на собственную карьеру и бизнес, превращает дизайнеров нового поколения в трагические фигуры. Карьеру Армани сейчас повторить невозможно. Однако, это почти честная сделка, об условиях которой известно всем сторонам. Ситуация напоминает сюжет фильма С. Поллока «Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?», которому был посвящен показ 2000 г., выдающаяся стилизация взглядов нового века на фильм 70-х о событиях 30х годов. Танцоры времен Великой Депрессии ради приза соглашаются участвовать в многонедельном марафоне с часовым перерывом на отдых. Они падают от усталости, улыбаются, терпят унижения и рвут коллег на части, но не останавливаются никогда, как и при выпуске дюжины коллекций в год - остановившийся выбывает.
Аналогия, конечно, не вполне законная, потому что пристреливают далеко не всех лошадей. Сложно, к примеру, представить в этой ситуации собрата покойного по оружию, Дж. Гальяно, этот образец «нормальной ненормальности». Выпуск художников, которые эмоционально относятся к работе и действительности, практически прекращен. Через короткое время ни о них, ни об их существовании может никто и не вспомнить. Тем опаснее выглядят игры с черепами и прочими проявлениями «dark personality», знакомым по интервью. Защита редких видов - дело самих редких видов, иначе с их представителями мы будем знакомиться только в музеях. В виде все тех же черепов.