за что я люблю россию
я не думала писать на русском, множить стереотипы о медведях с балалайками - тем более.
но всё перевернулось.
в петербург я ехала по приглашению, после сомнений и тягостных раздумий и с книгой Достоевского.
в москву успела чудом, практически без сна, зная, что жизнь мою отныне можно будет уложить в вагоны поезда москва-варшава.
в северной Венеции меня ждала заботливо укутанная каша, а провожали трое родителей - да, да, 3-е.
в порт пяти морей я уезжала со скандалом, попутчики были окутаны неизвестностью, но таксист пожелал мне покорить москву. я усмехнулась в душе: это ей придётся покорять меня. первопрестольная встретила меня флагом Новороссии. я задохнулась бензином на шестиполосной пробке - и поняла, что это новая книга моей жизни: столица: как я полюбила.
на смоленском кладбище под дуновением хлада тонка сердце хотелось вырвать из груди, потому что достойней - как, впрочем, и недостойней, - подарка не было.
москва же, как щедрая купчиха, пригоршнями разбрасывала мне золотые монеты, мандарины, брызги шампанского - и я собрала их до одного, запивая водкой.
здесь я впервые сказала: не знаю, потому что на вопрос: за что любишь? ответить можно только: дом любят вопреки, а разве же можно так отвечать? только вспомнить маринкино: куст встаёт, особенно рябина - и жадно пить глазами несуразное болото средней полосы с веревочными качелями на переднем плане. во червонный день, в попразднество иоанна богослова, в послесловие годовщины ненавистного обожаемого поэта.
самые чудесные чудеса начались по возвращении, но о них не время, ибо - длятся.
теперь у меня есть любимый люблин и милый мордор.
страшная страна, которую до такой степени ненавидеть можно только потому, что отчаянно-безумно её любишь.
так и живу.
но всё перевернулось.
в петербург я ехала по приглашению, после сомнений и тягостных раздумий и с книгой Достоевского.
в москву успела чудом, практически без сна, зная, что жизнь мою отныне можно будет уложить в вагоны поезда москва-варшава.
в северной Венеции меня ждала заботливо укутанная каша, а провожали трое родителей - да, да, 3-е.
в порт пяти морей я уезжала со скандалом, попутчики были окутаны неизвестностью, но таксист пожелал мне покорить москву. я усмехнулась в душе: это ей придётся покорять меня. первопрестольная встретила меня флагом Новороссии. я задохнулась бензином на шестиполосной пробке - и поняла, что это новая книга моей жизни: столица: как я полюбила.
на смоленском кладбище под дуновением хлада тонка сердце хотелось вырвать из груди, потому что достойней - как, впрочем, и недостойней, - подарка не было.
москва же, как щедрая купчиха, пригоршнями разбрасывала мне золотые монеты, мандарины, брызги шампанского - и я собрала их до одного, запивая водкой.
здесь я впервые сказала: не знаю, потому что на вопрос: за что любишь? ответить можно только: дом любят вопреки, а разве же можно так отвечать? только вспомнить маринкино: куст встаёт, особенно рябина - и жадно пить глазами несуразное болото средней полосы с веревочными качелями на переднем плане. во червонный день, в попразднество иоанна богослова, в послесловие годовщины ненавистного обожаемого поэта.
самые чудесные чудеса начались по возвращении, но о них не время, ибо - длятся.
теперь у меня есть любимый люблин и милый мордор.
страшная страна, которую до такой степени ненавидеть можно только потому, что отчаянно-безумно её любишь.
так и живу.