Эта фотография сейчас висит у нас дома. Сделана она со слайда, который я снял зимой 1985 года, когда заезжал в Днепропетровск к деду и бабуне. Заезжал совсем накоротке, буквально на пару дней. Я был уже лейтенантом, отпуск казался совсем коротким, а хотелось еще много куда успеть съездить. С собой была камера ("Зенит ТТЛ", предмет личной гордости, подарила жена), я поставил аппарат на автоспуск, дед специально одел галстук... Теперь ужасно жаль, что та встреча была такой короткой...
Я публиковал воспоминания деда, потому что... потому что это давно нужно было сделать. Сегодня на официальном уровне день победы превратили в какой-то культ, с готовностью подхваченный обществом. Дед 9 мая всегда отмечал сдержанно. Говорил, что в 45-м это был праздник, настоящий, с ликованием. Для тех, кто выжил, праздник. Потом правильнее вспоминать погибших, слишком много не дожило до этого дня, а это уже точно не повод для празднований.
Сегодня заключительная часть истории, как дед шел домой пешком через пол Европы (начало
часть I,
часть II,
часть III). Сначала пешком с боями на запад, потом уже без войны, но тоже пешком. Признаюсь, когда сам читал и набирал эту часть, комок в горле стоял...
… И вот мы на украинской земле. Вступили мы на нее по-домашнему, без военных церемониалов, но все испытывали большое воодушевление. От радости дрогнули наши ряды, и мы группами, придерживаясь дороги, пошли полем, - чуть поднимаясь по возвышенности. А дальше вверх по дороге - село. Первое село на родине. Откуда нас заметили, и сотворилось невообразимое. Такого мы не видели, пройдя тысячи километров. И запомнилось это на всю жизнь.
Народ бежал к нам от села валом, весь - от мала до велика. В селе, наверно, не осталось ни одной души. Этими глухими дорогами с фронта части не возвращались, и мы были первыми бойцами, которых увидели селяне. Когда мы подошли ближе, всё смешалось - объятья, крики, причитания, слёзы.
Представьте, из людского потока вырывается женщина, которую видишь впервые, обнимает тебя, плачет, прижимается к тебе, отстраняется и снова прижимается, причитает и в слезах спрашивает тебя о том, о чём ты не можешь дать ответ: не слышал ли, не видел ли, не встречал ли её мужа или сына. И вместо ответа ты сам утираешь слёзы.
Да, так оно и было. Закалённые в боях, испытанные на фронтах и в походах солдаты не устояли - плакали. Все плакали. И я плакал, как не плакал с младенчества. И было одновременно радостно и горько.
Из гущи народа вышел старик, протягивает руки, что-то говорит. Это человек с горечью поведал, что был у него один-единственный внук, надежда и опора старика, ещё не женатый. Теперь внук, покалеченный на фронте, лежит в госпитале и никогда уже не женится… Одиночество и беспомощность пожилого крестьянина, сломанная судьба его родного и так нужного ему внука… И пришёл этот старый немощный человек, чтобы поделиться наболевшим, выплеснуть в слезах своё тяжёлое горе.
Нельзя было без чувств смущения и горячей сердечности смотреть на этих людей, плачущих и смеющихся, с душой предлагающих тебе свое нехитрое угощение, что-то от тебя ждущих, перед которыми ты сам чувствуешь себя в неоплатном долгу.
Но поход есть поход. Селяне ещё долго смотрели нам вслед. И нам казалось, что мы оставили там часть себя или своей души. И шли молча, каждый со своей думой.
Этот эпизод встречи на родной земле заслуживает особого внимания, как первый и самый трогательный. Дальше мы шли вольно, не стесняя себя строем, заходили в села, где чувствовали себя как дома. Это была родина.
Поход длился три с лишним месяца. Пройдено было много сот километров. Прибыли на место в начале сентября 1945 года. Приказом командования всем участникам марша была объявлена благодарность.