Диалог Оксимирона и Макаревича вызвал множество комментариев, как правило, одной направленности. Вот таких (
отсюда):
crazy_reader: Макар стал известным не в последнюю очередь благодаря воровству, как он это теперь называет. Если бы не магнитофоны, то кто бы его знал? Страшно узок был бы круг его почитателей. И бренчал бы себе на танцах да на концертах в периферийных ДК.
roma_drakon: прошлым летом будучи в Киеве попал на концерт Машины.
Стоим с женой слушаем песни юности и такая вот мысль в голове возникла:
- Мог ли я 25 лет назад будучи находкинским пацаном даже предположить, что буду стоять в 15 метрах от МАКАРЕВИЧА!!! и при этом ясно понимать, что кумир моего детства тривиальный гондон...
Диалог, действительно, показательный, я, прочитав его, обнаружил у себя целый вихрь мыслей, которые, в конце концов, оформились в два потока.
1.
Даже самый отмороженный либероид признает, что продается только то, что нужно людям, обществу. А зачем нужны все эти песни, фильмы, картины, книги?.. Все то, что мы называем общим словом «культура»?
Ответ, в общем, понятен: распространять в обществе смыслы, ценности, эмоции. Желательно, чтобы смыслы были верными, ценности - истинными, эмоции - нужными. Как сказал поэт, «сеять разумное, доброе, вечное». И понятно, что все заинтересованы, во-первых, в том, чтобы искусство действительно несло «разумное, доброе, вечное», во-вторых, в максимальном распространении искусства, в повышении культурного уровня общества.
Платность доступа к культуре - один из способов добиться этой цели, не больше. Действует и на авторов, и на потребителей. Чем дороже, тем больше авторов, но меньше потребителей, а чем дешевле, тем больше потребителей, но меньше авторов. Оптимальная, с точки зрения максимального распространения, цена где-то между крайностями: совсем бесплатно и платно до недоступности. Правда, крайности различаются. Если даже автор ничего не будет получать за свой труд, то произведения искусства не исчезнут вовсе, хотя их станет меньше, потому что исчезнут авторы, работающие только из-за денег. Если же стоимость книг, фильмов и т.д. будет слишком высока, то просто никто не сможет их купить.
Самая главная засада у Макаревича - то, что он подменил цель методом. Изначальная цель - распространение культуры - вообще его перестала интересовать. У него осталось одно: «На одну пластинку будет меньше продано», «Тебе нравится музыкант? Купи!». Главное - деньги. Отсюда, из этой подмены и весь перекос.
Оксимирон: Но это факт. Соответственно, мы имеем ситуацию, когда 99 процентов населения, по сути, криминализировано. Но тогда закон противоречит здравому смыслу.
Макаревич: То есть раз уже воруют - и пусть воруют? Мне кажется, здравому смыслу противоречит поведение населения. Меня не устраивает, что мы живем среди преступников.
Сдается, что закон, автоматически делающий преступниками большую часть народа, какой-то неправильный.
Оксимирон: Так почему эти люди преступники? И я не о тех, кто продает чужой контент. Я их называю не пиратами, это слишком благородное слово, а паразитами. Но почему условный Вася Пупкин, которому так понравилась ваша песня, что он решил ей поделиться с другом, к ним приравнивается?
...
Макаревич: На одну пластинку будет меньше продано.
Оксимирон: Как вы собираетесь ими управлять? Если копирайт реально вводить тотально, это полноценные репрессии.
Макаревич: Да нет, нужно просто убрать пиратство.
Я не понимаю: как убрать, просто выключить? Нажать на кнопку? Как он вообще представляет себе механизм такого «убирания»?
Макаревич: ... Хотим мы этого или не хотим, в любой отрасли, чтобы она работала, должны вращаться деньги. А из музыки деньги ушли, потому что музыканты временно потеряли возможность зарабатывать на записях. Ну, если сравнивать с тем, что было 15 лет назад.
Что-то в далекие 70-80-е, когда Макаревич зарабатывал всяко меньше сегодняшнего, новые песни у него выходили чаще, и были они лучше. У него такая короткая память?
Оксимирон: Давайте не будем вдаваться в спор об эстетике, потому что у нас наверняка очень разные вкусы.
Макаревич: Понимаешь, вкус бывает один. Либо он есть, либо его нет.
Забавно: мне нравились и сейчас нравятся старые песни «Машины», а чем ближе к нынешнему дню, тем нравятся меньше. Последние годы вообще перестал за ними следить, убедившись, что их новое мне совсем не по вкусу. Внимание, вопрос: у меня есть вкус или нет?
Особенно хороша самая концовка:
Макаревич: Так это неправильная ситуация, давайте ее изменим. На концерте я трачу свои силы и свое здоровье и получаю за это деньги. На запись альбома я потратил другие силы, другое время и другое здоровье. И почему это не должно быть оплачено?
Оксимирон: Потому что вы сейчас смотрите с точки зрения музыканта и отказываетесь смотреть с точки зрения слушателя.
Макаревич: Почему же? Я сажаю себя на место слушателя и покупаю диск в интернете.
Оксимирон: Прекрасно, я тоже покупаю диски. Но только те, которые скачал. Я хочу сначала ознакомиться, а потом купить. А вдруг это не альбом, а туфта?
Макаревич: А зачем тебе диск, если ты уже скачал и ознакомился?
Оксимирон: Потому что я из 90-х, мне приятно держать в руках вкладыши…
Макаревич: Вот! А те, кто из 2000-х?
Оксимирон: Им, конечно, уже пофиг на вкладыши, это да. Ну и что их за это, репрессировать?
Макаревич: Нет, объяснить мальчикам, что это нехорошо.
Оксимирон: Не получится. Их больше. Они сами нам все в итоге объяснят.
Макаревич: Слушай, никогда ничего большинством не решалось. Толпа всегда была дурой.
Оксимирон: Это если рассматривать ее как охлос, а не как демос. Я все-таки рассматриваю ее именно как демос. Ну да ладно. Мы тоже будем объяснять мальчикам. Просто совершенно разные вещи. Я уверен, что к нам толпа в итоге придет быстрее.
Макаревич производит впечатление человека, не понимающего элементарные вещи. А ведь когда-то был неглупый человек. Произошло вот что.
Подмена цели на метод исказила всю логику процесса, да и жизни. Вынужденный защищать такую кривую логику, Макаревич прибегает к таким же кривым приемам. У него просто нет другого выхода, иначе кривость его логики тут же вылезет наружу. Кривое зеркало все отражает неправильно, и прямым в нем может оказаться только искривленное определенным образом. Самый главный такой прием: «Я один тут д'Артаньян, а вы все ...». Тот самый народ, культуру которого он вроде как взялся поднимать, для него всего лишь «толпа», которая, к тому же, «всегда дура».
Прямо в глаза бросается сходство до идентичности Макаревича с тем же Михалковым, с одной стороны, и с некоторыми интернет-собеседниками, называемыми обычно троллями, с другой.
2.
Не будем придираться к Макаревичу, примем хотя бы на время, что народ - глупая толпа с полным отсутствием вкуса. Но посмотрим, что Макаревич делает для того, чтобы исправить это. Ответ: ничего. Кроме сетований на тему бабла, конечно.
И посмотрим, что делали совсем другие люди в ситуации действительно очень хреновой в смысле культурности народа.
1917 год, «в наследство» большевикам досталась Российская империя, точнее, осколки после хозяйствования Временного правительства. Знаете, сколько грамотных было в России в том году? 37%. Надо еще учесть, что критерии грамотности тогда были совсем иными. Умеешь читать по складам, да подпись корявую ставить - уже и грамотный. Понятно, что от такой грамотности до культурности - как до Луны. В 1939-м году грамотных было уже 84%.
Сделано это было единственно возможным образом: развитием всеобщего образования. За 20-е годы количество учителей и учащихся почти удвоилось, а за 30-е - еще почти утроилось. Всего в 1940/41 учебном году в школах СССР обучалось 34 784 тысяч человек, а учителей стало 1 миллион 237 тысяч. Были построены новые школы, библиотеки, театры, музеи, которые совсем не стояли пустыми. Снимали множество фильмов, печатали рассказы, повести, романы, стихи. Всего за два неполных десятилетия народ стал совсем другим.
Большевикам как раз можно было жаловаться на отсутствие культуры у народа, да они не жаловались, а делали дело. И сделали. А макаревичи с михалковыми, похоже, могут только сетовать, мол, мало бабла.