Летний день катится, как яблочко по тарелочке: тут протер экран в одно окно, там - в другое, а оно возьми и откройся третьим, и так бесконечно.
Утро начинается с бьющего сквозь занавески солнца, кофе и вечерней сводки оперштаба. Я с кружками выхожу на балкон, где золото и синь уже прогрели его до состояния маленькой оранжереи, и вещаю растениям и непроснувшемуся мужу:
- Нет, вы видели? Ну почему, почему кругом столько непривитых идиотов? Да, я за поголовную вакцинацию! Давно напрашивается: дворы на замок, никого без справки на антитела не выпускать!
Растения молча кивают головами - возразить не могут, да и кто бы их спрашивал. Муж всем видом за, к тому же он еще не выпил кофе.
Дети спят. Старшенький давно живет в своем режиме: иногда спит до полудня, иногда подскакивает ни свет ни заря и что-то читает, потом закрывает комнату и делает большие выразительные глаза, когда мы заглядывает - у него сессия. В комнате детей темно и тихо, шторы отлично блокируют рассветные лучи - спи не хочу. Я почему-то совсем не помню, как сдавала летние сессии. Зато я отлично помню зимнюю, на экваторе. Она почему-то была особенно трудная, кажется, из-за того, что было очень много зачетов и экзаменов. Я вспоминаю, что очень любила экзамены: во-первых, не надо было ехать к первой паре, и я отлично высыпалась, во-вторых, мне нравилась сама ситуация челленджа, когда надо за какие-то полчаса вспомнить все и выдать отличный красивый ответ. Адреналин, состояние боя, все это бодрит. Но в конце той сессии именно эта постоянная готовность меня измотала. Я помню, как сдала последний экзамен и уехала к маме, за Волгу.
Морозы тогда были около минус двадцати, к вечеру улицы вымирали: и холодно, и опасно, 90-е как никак.
- Как сдала? Все пятерки?
- Угу, - говорю и качаюсь на месте.
Мама тогда понимающе кивнула, достала какой-то ликер. Я думала, что после горячего ужина сразу отрублюсь, но ликер как-то странно взбодрил. Стало казаться, что в кухне душно и сильно пахнет вареной картошкой.
- Давайте, - говорю, - на балкон, что ли, проветримся? Ну на минутку на улицу выйдем, воздуху глотнем? Ну только вокруг дома и обратно? Только разок с горки скачусь?
Мама внимательно посмотрела на меня и твердо отказалась. Зато брат оживился, собрался и решил показать мне ближайшую горку.
Как я понимаю, ликер был не очень крепким, и доза была откровенно небольшой, но она идеальна подошла уставшему организму. Мы вышли во двор, я с гоготанием немедленно столкнула брата в сугроб, он опешил, пихнул в ответ, а потом привел меня к первой горке. Она была слишкой маленькой, мы отправились в следующей - та нас тоже не удовлетворила, и мы стали обходить по очереди все горки сначала в нашем квартале, потом в следующем, а потом брат сообщил, что он точно знает одну большую горку за стадионом - мы пошли туда, и зря, горка оказалась не просто так себе, а еще меньше нашей первой. Это нас страшно развеселило. Мы шли по замерзшей, блестящей от льда вымершей улице, горели редкие фонари, а на черном небе косо висел новорожденный месяц - совсем такой, какой сейчас, на нежно-зеленом, переходящим в глубокую синеву, летнем небе. Мы тогда шли и орали последний альбом БГ - кажется, это была "Кострома mon amour", и кроме нас, на улицах не было никого, ни одной машины, ни одного человека. И я, накатавшись с горок, наплюхавшись в сугробы, выбежала на середину перекрестка и упала, раскинув руки и ноги в стороны. Я лежала и глядела в черное небо с острыми дырками звезд и этим нежным месяцем, смотрела и понимала - такого момента больше может и не быть, а брат уже откровенно нервничал, тянул за рукав и говорил: "Слушай, ну пошли... вдруг кто поедет... мать там нервничает..." И мы встали и пошли. Дома в коридоре горели маленькие бра, углы тонули в коричневых тенях, было тепло и сонно. Мама выглянула, посмотрела, сказала не шуметь и ушла спать, а за окном стояла все та же холодная, звонкая черно-белая ночь, в которой обычно так далеко разносятся звуки - но за окном была ватная, глухая тишина.
И это так не похоже на эти мягкие летние дни, каждый из которых как райский сад. Солнце залезает куда-то в зенит, младшенький идет в летний лагерь - он рядом, в конце бульварчика. Оттуда он возвращается весь взлохмаченный, в грязных джинсах, ушатанный и страшно голодный - настолько, что готов даже пройти мимо будки с мороженым, которое при тебе окунают в шоколадную глазурь. Дома он съедает все, что найдет, и изнеможенно опускается в кресло, смотреть мультики - и тут снова на арену выходит старшенький. Глаза его пылают, голос гремит, а чай в руке готов вот-вот расплескаться.
- Нет, вы видели, что он смотрит? - грозно спрашивает он. - Вы видели? Он что, всю жизнь будет мультики смотреть? Он вообще будет книжки читать? Вот у меня в его возрасте, между прочим, была летняя программа чтения! по литературе! И я! Читал! А он?
Летняя программа чтения у нас, конечно, есть, но она от Фоксфорда, и, наверное, сильно отличается от того, что будут спрашивать в школе. Например, там есть "День триффидов". Я радуюсь, что они там есть, и понимаю, что прочитала их, когда была всего лишь на год старше младшенького. Тогда я задружилась в библиотекаршей в нашей школе, и она как-то тоже ко мне благоволила: я книжки брала много и часто, ошивалась там почти каждую большую перемену, вызывалась полить цветы, а когда ее госпитализировали в тубдиспансер, приехала туда с соком и печеньками. И летом, когда учебный год закончился меня пустили меня в закрома, не доступные никому - а там была полная библиотека научной фантастики. Я взвыла, брала книжки с честным словом читать быстро и страницы не пачкать, и пока библиотекарша не ушла в отпуск, прочитала все, что успела. Я помню, что тогда "День триффидов" мало кто знал - а мне книга безумно понравилась, и кажется, Уэллса я прочитала тогда же. Это было лучшее летнее чтение - ночью, когда южная жара спадала, а воздух казался бархатным наощупь. Город спал, светились лишь одно-два окна в доме напротив, а огромные южные тополя скрывали фонари, и на асфальте качались лишь пятнистые тени. И этот летний город, и тот, второй, зимний - все они ушли.
Мимо балкона проносятся стрижи, небо над деревней медленно меняется от оранжево-розовых полос до зеленых, переходящих в густую зелень и синеву, ларек с мороженым уже закрыт, по бульварчику проносятся веселые самокатчики, мягко шуршат велосипеды, прогуливаются мамы с детьми, разноцветными огоньками плещется фонтан, и в тон ему кто-то из малышей обязательно гоняет на самокате со светящимися колесами. Уже вышли на прогулку корги с хозяевами, на углу бегают друг за дружкой белоснежные лайки.
- Пора спать, - строго говорю я цветам, и они согласно кивают. Растения, что с них взять.