15. Рыбалка
На семнадцатом году супружеской жизни разругаться можно из-за чего угодно. Филимоновы, к примеру, разругались из-за коронавируса. Не то чтобы новомодная болезнь имела какое-то непосредственное влияние на семейство Филимоновых (никто из них пока не заразился, родня тоже была в порядке), но тема была насущная, неизведанная, спорная - в самый раз для ругани.
Филимонов-старший, засев дома на удалёнке, выражал сомнения в опасности болезни как таковой и высмеивал супругу за излишнюю тревожность. Хотя Филимонова-старшая не то чтобы особенно усердствовала в борьбе с заразой; а вот у некоторых соседей это усердие уже дошло до полнейшего помешательства. Жильцов сорок второй квартиры уже третью неделю не было видно, только слышно через стену. А из сорок четвёртой так пахло хлоркой, словно за её дверью располагался общественный бассейн. Филимонова немного волновалась за свою немолодую мать, постоянно мыла руки, носила маску в общественных местах и изъявляла готовность сделать прививку, как только вакцина пройдет испытание.
Мужа её благоразумие отчего-то раздражало. Он обнаружил себя изрядным вольнодумцем касательно пандемии и даже вступил в интернет-группу сторонников мирового заговора. Он почти не выходил из дома и восседал за компьютером, иногда вдохновенно барабаня по клавиатуре, а иногда снисходительно посмеиваясь, будто знал какой-то секрет.
Секрет действительно был. Заключался он в том, что Филимонов-старший боялся заболеть прямо-таки до дрожи в печёнках. Не то чтобы он входил в группу риска… Никакими болезнями, кроме небольших проблем с поджелудочной и слегка повышенного холестерина, он не страдал, а к врачам вообще не ходил - разве что на профмедосмотр, когда требовали на работе. Но с первыми же новостями о пандемии внутри у него завёлся какой-то тихий и мрачный голос, твердивший: «Заразишься - всё». Имей чуть больше склонности к раздумьям, Филимонов вспомнил бы, что с детства боялся смерти от удушья. Но он был обеспокоен лишь тем, чтобы скрыть свой страх, поэтому демонстративно презирал средства индивидуальной защиты, коллективные меры и всяческие локдауны.
Когда закончился учебный год, Филимонова стала требовать немедленно ехать в Заречное. Там, дескать, воздух чище, свободы больше, детям вольготнее, а опасности заразиться меньше. Супруг для виду поворчал, но весьма споро собрал ноутбук, удочки и прочие необходимые вещи. Позвали было с собой Антиповых, но Антиповы-мальчики недавно контактировали с больным, и вся семья добросовестно соблюдала самоизоляцию.
Выехали, как это обычно водилось, ранним утром. У Филимонова-старшего было отвратительное настроение. Ещё с вечера он чувствовал себя странновато: то ли поясницу немного ломило, то ли познабливало, то ли вообще показалось. «А если всё-таки заболел», - крутилась в голове неприятная мысль. В Заречном, конечно, воздух чище, зато всей медицины там, случись чего, - фельдшерица тёть Люба и непонятное шаманство председателя. Воспоминание о председателе Льве Степановиче, впрочем, отчего-то успокаивало. В Заречном и вокруг постоянно творились непонятные какие-то вещи, к которым Лев Степанович имел самое непосредственное отношение. Может статься, и на вирус у него имелась своя управа.
Филимонов старший даже задремал и, против обыкновения, не стал комментировать манеру вождения супруги. Так и проспал бы всю дорогу, если бы уже на повороте к Заречному машина вдруг не остановилась.
Вокруг - и по обочинам, и на самой дороге - стоял непроглядный туман. Такой густой, словно они ехали в разбавленном молоке.
- Странно как, - сказала Филимонова-старшая, - на трассе-то никакого тумана нет. Не видно же ничего.
- Это потому, что Заречное в низине, там всегда туманы, - подал голос Мишка с заднего сиденья. - Нам председатель ещё в том году говорил.
- Я потихоньку, - сказала Филимонова-старшая и тронулась с места. - Надо же, какое удивительное природное явление!
Филимонов-старший опустил стекло и глубоко вдохнул.
Туман странно пах. Если честно, не просто странно, а совершенно невыносимо. Пахло гнилыми водорослями, тухлой рыбой и горелой резиной. Филимонов потёр нос и покосился на супругу. Та, тонкий знаток парфюмерии, да и вообще чувствительная к запахам женщина, сидела за рулём с решительным и спокойным лицом, а если и казалась чуть встревоженной, так всего лишь из-за плохой видимости на дороге.
- Пахнет чем-то, - сказал Филимонов.
- Хорошо-то как, - Филимонова втянула носом воздух. - Совсем не то что в городе, правда?
- Особенно дымом хорошо пахнет, - добавил Гришка с заднего сиденья.
Про дым - это было уже слишком. Филимонов-старший сглотнул, борясь с тошнотой, но это не помогло.
- Останови, - потребовал он и рванулся из машины наружу. Там, снаружи, его вдруг скрутил приступ небывало сильного кашля. Кашель был такой, что даже вдохнуть не получалось; Филимонов согнулся пополам, опираясь на капот машины, и подумал, что это, кажется, конец. «Неужели это и есть коронавирус?» - мелькнула паническая мысль. И тут он будто бы выкашлял из себя что-то маленькое, склизкое и противное. Даже посмотрел под ноги - но под ногами ничего не было, кроме асфальта, сосновых иголок и одинокой шишки. Кашель прекратился сразу же. Филимонов осторожно выпрямился и вдохнул полной грудью.
Пахло сыростью, цветущим болотом, сосновой смолой и дымком далёкого костра.
Пахло Заречным.
До места добрались без приключений, взяли у Алевтины Петровны ключи от уже родного дома на улице Восьмого марта, разобрали вещи, перекусили немного и отправились прогуляться. Шли неспешно, здоровались со знакомыми и улыбались незнакомцам - так было принято здесь. Филимонова-старшая, правда, снова надела маску. Филимонов-старший подумал и решил ничего по этому поводу не говорить. Других людей в масках они пока что здесь не встречали. Погода стояла солнечная, но туман никуда не девался - не такой густой, конечно, как на дороге, но в прогретом воздухе висела тонкая призрачная дымка, сквозь которую дома, палисадники и деревья смотрелись будто бы картинками из хорошей детской книжки. Дымка эта пахла свежевыпеченным хлебом - не иначе как из пекарни на Новых дворах - и ещё почему-то аптекой.
Заглянули на Комсомольскую к Елизавете и утопленнику Леониду Александровичу, и вот там Филимоновых ожидал сюрприз. Елизавета погромыхивала чем-то на кухне, двор был завален игрушечными грузовиками, резиновыми мячиками и прочими игрушками, а в садовой беседке сидел худенький русый мальчик лет семи-восьми. Он был так увлечён чем-то в своём смартфоне, что даже не поднял головы, когда Филимоновы вошли в калитку.
- Гоша, ну ты бы хоть из вежливости отложил эту штуку! - сказала Елизавета, выйдя на порог. Вид у неё был строгий, печальный и осунувшийся. Филимоновы принялись расспрашивать, что случилось, и оказалось, что действительно случилось, да ещё как: мёртвые ушли из Заречного. Все как один. Ещё в апреле. Не совсем, конечно, ушли, но со своей стороны Змеинки - ни ногой. Даже Леонид Александрович, законный супруг.
- Испугались, представьте себе, - раздосадованно говорила Елизавета. -Кто-то сказал, что мёртвые тоже болеют коронавирусом и что у них болезнь протекает тяжелее, чем у живых. Группа самого высокого риска - мертвецы. Умереть ещё раз они, конечно, не могут, но что-то такое с ними якобы происходит, очень неприятное. Вот и попрятались, сами себе объявили локдаун. А я, - всхлипнула Елизавета, - третий месяц с Гошкой одна, он у меня совсем от рук отбился!
Оказалось, что зимой императрица с утопленником вели серьёзные разговоры о том, чтобы взять приёмного ребёнка. А Кукушкины, не будь дураки, подогнали им тестовую версию: мальчика Гошу, которого чем-то так очаровывала обычная деревенская жизнь, что он постоянно сбегал от Кукушкина камня в Заречное. Пусть, сказали, поживёт несколько месяцев, посмотрит, что и как устроено. Мы же, сказали, не секта какая, никого не держим. Хочется мальчику обыкновенной жизни - так пускай! Вскоре, впрочем, выяснилось, что во всей так называемой обыкновенной жизни маленького Гошу привлекают только мультики и игры на смартфоне, которых у Кукушкиных не водится. Леонид Александрович ещё имел на мальчишку небольшое влияние, ходил с ним гулять, водил на детскую площадку и играл в какие-то подвижные игры во дворе, иногда даже припрягал воспитанника к домашним делам. Но вот ушёл - и Гоша сделался совершенно неуправляем. Если забрать у него смартфон, рёв будет стоять на всю улицу. Если мультиков лишить, то же самое. Кто-нибудь наверняка подумает, что Елизавета дурно исполняет свои приёмно-родительские обязанности, а то и пожалуется Кукушкиным, что над Гошей издеваются; а с Кукушкиными, все знают, шутки плохи.
- Гош, а пойдёшь с нами на рыбалку? - спросил вдруг Гришка Филимонов.
Гоша поднял голову и встретился с ним взглядом.
- Пойду, - сказал он. - А когда?
- Вечером, - сказал Филимонов-старший.
Путешествие по Заречному полагалось закончить на Сорочьих дворах, где обитал Миша Русаков, с недавних пор настоящий местный житель. Там, во дворе его развалюхи, можно было встретить и председателя, и Шуру Банникова, и много ещё кого. Дворик этот - пара старых яблонь, кусты черёмухи, откидной столик и приставленные вокруг старые пни - был отчего-то особенно уютен. Филимонов-старший даже подумал, что если бы не семейство, он не отказался бы провести вторую половину дня в этом самом дворике в хорошей мужской компании. Нольпять для этого дела у него, конечно, была припасена с собой.
Русаков где-то успел загореть практически до черноты - а ведь лето, считай, только началось. И держался прямее, чем прошлой осенью, когда они с Филимоновыми виделись в последний раз. Можно даже сказать, вовсе не сутулился. Они с Шурой Банниковым играли в шахматы, когда явились Филимоновы, и Шура как раз проигрывал, поэтому оказался очень рад их визиту.
Первым делом при встрече обсудили новости. Виданное ли дело - пандемия, событие мирового масштаба. Филимонова-старшая тут же отчиталась, что готова сделать прививку и соблюдает меры безопасности. На Русакова и Банникова, которые были без масок, она поглядывала неодобрительно. Филимонов-старший произнёс весьма прочувствованную речь о мировом заговоре, потом вдруг чихнул и испуганно умолк.
- А я вообще не болею, - сказал Русаков, - даже простудой. Как переехал сюда, вот так и не болею. Воздух тут, наверное, особенный.
- А я слышал, - сказал Банников, - что коронавирус пробуждает у некоторых людей паранормальные способности.
- Да чего только в интернете не пишут, - отмахнулся Филимонов-старший.
- А я не из интернета знаю, у меня свои каналы информации, - значительно сказал Банников. - Начинается, значит, как обычная болезнь. Спину, там, ломит, знобит немного… А потом - не постепенно, а прямо в один раз - накрывает человека такой кашель, что если вовремя не вдохнёт - всё, каюк. А если переживёт, открывается ему такое…
- И что же ему открывается? - ехидно спросил Филимонов.
- А ты чего так заинтересовался? - не менее ехидно ответил Банников. - Что надо, то и открывается! У всякого по-своему. Надо только свою способность вовремя осознать и использовать. Если этого не сделать, кашель вернётся - и пиши пропало, больница, ИВЛ, вот это всё.
Филимонов негромко прочистил горло и сказал, что всё это полнейшая ерунда. Вид у него, тем не менее, был немного растерянный.
- На рыбалку вечером пойдёшь? - спросил Русаков. - Мы на пруды собираемся.
- Да мы с пацанами тоже собрались, - сказал Филимонов и ещё раз кашлянул.
- Нет, Юрий Петрович, - тихо и отчего-то очень проникновенно сказал Банников. - Особенная у нас рыбалка. На такую детей не берут. Так что, пойдёшь?
- Пойду, - сказал Филимонов.
- Свету я бы тоже с собой не брал, - отчего-то смутившись, посоветовал Русаков. - Дело такое, ну, знаешь…
- Местное? Особенное?
- Да, вроде того…
В следующие несколько часов Филимонов-старший на полном серьёзе пытался определить наличие у себя паранормальных способностей. Сквозь стены не видел, это точно. Мыслей не читал. Двигать предметы взглядом тоже не получалось, хотя кто знает, может, нужно было потренироваться. Оставшись на пару минут во дворе дома один, он даже несколько раз подпрыгнул и понял, что летать тоже не умеет. Попробовал перемножить в уме пятьсот сорок девять на триста шестьдесят два, но ничего не получилось. Хотя математические способности, кажется, не паранормальны. Снова немного познабливало, и от этого, если уж совсем честно, Филимонов-старший был в панике. Верить Шуре Банникову не было никакой причины - он странный человек и тот ещё тролль, с одной стороны. А с другой, это же Заречное, тут всё что угодно может быть.
Мог бы выйти ещё крайне неприятный инцидент с Гошей Кукушкиным -Филимонов как раз зашёл извиниться за то, что вечерняя рыбалка отменяется. А тут Елизавета, радостная такая, говорит ему: «Ты не представляешь, Миша! Так он загорелся с этой рыбалкой! Удочки уже собрал, бутерброды с собой приготовил! Даже согласился телефон с собой не брать, пока с вами будет. Всё-таки не хватает ему мужского общества!»
Так что извиняться пришлось многократно: сначала перед Елизаветой (которая всерьёз обиделась), а потом перед Гошей. Ожидая слёз и расстройства, Филимонов-старший начал: «Понимаешь, брат, это такая рыбалка, что детям туда нельзя…»
- А Миша с Гришей тоже дети? Им тоже нельзя? - уточнил Гоша.
- Тоже, - вздохнул Филимонов. - Но ты не расстраивайся, мы завтра сходим. Понимаешь, у взрослых бывают иногда такие дела…
- Понимаю, - сказал Гоша, как будто совершенно не расстроившись. - Ну, я тогда просто погулять пойду. А дети - это до скольких лет?
- Наверное, лет до шестнадцати, - сказал Филимонов. - Но я точно не уверен.
- Или до восемнадцати, - сказал Гоша. - В интернете везде написано «восемнадцать плюс». Это долго ждать…
- Честное слово, мы завтра обязательно… - но Гоша уже снова уткнулся в смартфон.
К вечеру Филимонову-старшему было уже совсем не по себе. Во-первых, он чувствовал себя по-настоящему простуженным и больным. Не то чтобы его мучили кашель, насморк или температура, нет, - но он определённо был болен и ощущал это всем телом. У каши, которую приготовила на ужин Филимонова-старшая, совершенно не было вкуса. Правда, потом оказалось, что Филимонова просто забыла её посолить.
И ещё его преследовали странные запахи. Не сказать, что неприятные: пахло то сыростью из-под лопухов, то речным песком, то жареными котлетами из-за соседского забора, то ещё чем-то неопределяемым, но знакомым с детства. «Может, я теперь паранормально хорошо ощущаю запахи?» - подумал Филимонов. Глотнул чаю и закашлялся. Кашель был резкий, саднящий. Точно, вирус. Если на всём свете и было спасение - то только на рыбалке, где сегодняшним вечером без лишних глаз должны были собраться знающие люди вроде Русакова и Шуры Банникова. В восемь вечера он собрал удочки, взял куртку потеплее на случай озноба и пошёл.
На прудах было непроглядно туманно и безлюдно. В кустах поблизости, правда, шарилась долговязая фигура с чем-то отдалённо напоминающим спиннинг. Филимонов на всякий случай подошёл поближе.
- Здрасте, - сказал смутно знакомый молодой человек, похожий на актёра Петрова в юности. - Рыбалка же здесь, да? Вот, у меня тут записано, - он держал в руке скомканную пожелтевшую бумажку.
- Вроде бы здесь, - Филимонов оглянулся по сторонам, - только никого ещё нет.
- Та самая рыбалка, на которую детям нельзя?
- Та самая.
- Привет, Юра, - сказал бесшумно подошедший откуда-то Шура Банников. - И тебе, Гоша, привет. Давно не виделись, да?
- Какой ещё Гоша? - опешил Филимонов.
- Юр, ты Кукушкиных не знаешь, что ли? Что делает ребёнок-Кукушкин, когда ему говорят, что детям куда-то нельзя? Уходит к себе в лес и растёт там. По-моему, вполне нормальный Гоша вырос. Вот только что мы теперь Елизавете скажем…
Потом пришёл Русаков и уверенно заявил, что Елизавета только обрадуется. Она уже давно отправила бы Гошу домой к Кукушкиным, но боялась показаться плохой воспитательницей ему, потому и терпела так долго капризы из-за мультиков и смартфона.
- Кто ещё придёт? - спросил Филимонов.
- Да все уже здесь, - послышался от воды знакомый скрипучий голос. Филимонов пригляделся. Внизу, по колено в воде и сам мокрый с ног до головы, стоял утопленник Леонид Александрович с удочкой в руках.
- А Лизка говорит, все мёртвые за Змеинку ушли…
- А ты больше её слушай, - сварливо сказал утопленник. - Здесь мы, на прудах. Туман держим. Все как один.
- Это как?
- Долго объяснять. Значит, Юра, что бы сейчас ни случилось, стой и не двигайся. Так надо.
И вода прудов зашевелилась. Филимонов-старший не сразу понял, что округлости, поднявшиеся над водой, - это человеческие макушки. Вернее, макушки мертвецов. Мертвецы шли по дну, подступая к берегу. Некоторых, уже вынырнувших из воды, он даже узнавал. Приближаясь к рыбакам, мертвецы расступались в стороны, образовывая как бы проход от берега к середине пруда. Оттуда, с середины - и прямо к Филимонову-старшему - шла женщина-утопленница нечеловеческой красоты. Хотя нет, насчёт красоты - это ему показалось в сумерках. Обычная была женщина, худенькая, невысокая, курносая, со спутавшимися мокрыми волосами. На вид лет так тридцати. Она подошла совсем близко, остановилась и теперь напряжённо вглядывалась в Филимонова-старшего, точно решая, что с ним делать.
- Так и должно быть? - паническим шёпотом спросил Филимонов.
- Не дёргайся, - строго сказал Банников из-за спины.
Женщина вышла из воды и встала вплотную к Филимонову. Склонила голову к плечу, нахмурилась, не отводя от него взгляда… и вдруг подалась вперёд и впилась ему в губы мокрым и холодным поцелуем. От неожиданности Филимонов-старший даже не сопротивлялся, только сразу подумал про жену. Сколько времени длился поцелуй и был ли он хорош, Филимонов тоже не мог оценить, потому что слишком растерялся. Наконец утопленница оторвалась от него, брезгливо скривилась, сделала шаг назад и обрушилась в воду. Мертвецы, наблюдавшие весь процесс, развернулись и пошли по дну обратно к середине пруда.
- Что… что, мать вашу, это было? - спросил обалдевший Филимонов. - Кто это такая вообще?
- Неважно, - сказал Леонид Александрович, - ты при жизни её не знал, так какая теперь разница.
- И… А… Ну… и что теперь со мной будет? Зачем она так сделала?
- Это, - сказал Леонид Александрович, - мог бы и я сделать, но у тебя же травма была бы потом на всю жизнь. Мы подумали, что с женщиной - это как бы более традиционно, привычно для твоего мировоззрения. Да ты выдыхай, Юрий Петрович, выдыхай, не бойся. И вдохнуть потом не забудь. И ещё раз выдыхай. Вот так, молодец.
- Меня что, вылечили? - спросил Филимонов.
- От чего?
- От коронавируса.
- Ты совсем дурак, что ли? - изумлённо спросил Русаков из-за спины.
- Он не дурак, - сказал Шура Банников, усмехаясь, - но трус изрядный. Я, как только его увидел, сразу почувствовал.
- А я-то как почувствовал, - сказал Леонид Александрович, - тьфу! Ну, что, Юрий Петрович, не боишься больше заболеть?
- Откуда ты… - начал Филимонов, но спохватился, вспомнив, что мертвецам многое известно. Было стыдно. - Не знаю. Вроде, пока не боюсь. А что вы такое сделали?
- Это, Юрий Петрович, так просто и не объяснишь, - сказал Леонид Александрович, присаживаясь на мокрую траву и забрасывая удочку, - вот сам прикинь и подумай. Считается, что мёртвые не дышат, так?
- Так.
- Тогда что я сейчас делаю? - утопленник демонстративно шумно несколько раз вдохнул и выдохнул.
- Н-не знаю…
- Больше всего это действительно похоже на дыхание. Или… ну, знаешь, когда нюхаешь что-нибудь. Только это вещество, которое мы вдыхаем… или нюхаем… Его создают живые. Всё, о чём они думают и говорят, о чём мечтают, чего боятся, что им снится… Так вот представь себе, - он повысил голос, - чем мы тут в последние месяцы надышались! Ладно ещё спохватились вовремя: пустили слух, что туман в Заречном лекарственный. Ты всё говоришь, люди тут особенные… видел бы ты, как эти особенные были готовы поубивать друг друга - одного за то, что без маски из дому вышел, другого за то, что чихнул на улице… Смотреть противно! А нюхать тем более.
- А туман правда лекарством каким-то пахнет, - озадаченно сказал Филимонов.
- Аспирином, что ли, - предположил Банников.
- Ивовой корой, - сказал взрослый Гоша Кукушкин. - Тут же сплошные ивы вокруг воды.
- Вот с тех пор мы, мёртвые, ушли в земноводные и двоякодыщащие, сидим тут под водой и держим этот чёртов туман, - продолжил Леонид Александрович. - Как я по Елизавете скучаю, кто бы знал… Ты, Юрий Петрович, не беспокойся и в голову не бери. Твой страх, конечно, вонючий был, но бывало и хуже.
- А я ведь летать пробовал, - задумчиво сказал Филимонов-старший.
- Чего?
- Ну, когда Шурка про паранормальные способности сказал… Я ведь почти поверил. Даже жалко.
- Удивительное ты создание, Юрий Петрович, - почти без иронии сказал Русаков. - Общаешься с мертвецами. Целовался с утопленницей. И при этом переживаешь, что у тебя нет паранормальных способностей.
- Кстати, может, и есть! - встрепенулся Филимонов. - Я как приехал, что-то запахи стал сильно чувствовать. Пекарню с Новых дворов, вон, ещё от Восьмого марта учуял. Ты, например, пахнешь, - он подошёл поближе к Русакову, - пеной для бритья… мятной какой-то. Табаком. Кофе немного. И… извини, конечно, но солёными огурцами.
- Точно! - Русаков хлопнул себя по лбу и полез в рюкзак. - У меня тут такие огурцы! Доставай, что там у тебя есть к огурцам!
- Тихо вы, - сказал Банников. - У меня клюёт.
Филимонов-старший, засев дома на удалёнке, выражал сомнения в опасности болезни как таковой и высмеивал супругу за излишнюю тревожность. Хотя Филимонова-старшая не то чтобы особенно усердствовала в борьбе с заразой; а вот у некоторых соседей это усердие уже дошло до полнейшего помешательства. Жильцов сорок второй квартиры уже третью неделю не было видно, только слышно через стену. А из сорок четвёртой так пахло хлоркой, словно за её дверью располагался общественный бассейн. Филимонова немного волновалась за свою немолодую мать, постоянно мыла руки, носила маску в общественных местах и изъявляла готовность сделать прививку, как только вакцина пройдет испытание.
Мужа её благоразумие отчего-то раздражало. Он обнаружил себя изрядным вольнодумцем касательно пандемии и даже вступил в интернет-группу сторонников мирового заговора. Он почти не выходил из дома и восседал за компьютером, иногда вдохновенно барабаня по клавиатуре, а иногда снисходительно посмеиваясь, будто знал какой-то секрет.
Секрет действительно был. Заключался он в том, что Филимонов-старший боялся заболеть прямо-таки до дрожи в печёнках. Не то чтобы он входил в группу риска… Никакими болезнями, кроме небольших проблем с поджелудочной и слегка повышенного холестерина, он не страдал, а к врачам вообще не ходил - разве что на профмедосмотр, когда требовали на работе. Но с первыми же новостями о пандемии внутри у него завёлся какой-то тихий и мрачный голос, твердивший: «Заразишься - всё». Имей чуть больше склонности к раздумьям, Филимонов вспомнил бы, что с детства боялся смерти от удушья. Но он был обеспокоен лишь тем, чтобы скрыть свой страх, поэтому демонстративно презирал средства индивидуальной защиты, коллективные меры и всяческие локдауны.
Когда закончился учебный год, Филимонова стала требовать немедленно ехать в Заречное. Там, дескать, воздух чище, свободы больше, детям вольготнее, а опасности заразиться меньше. Супруг для виду поворчал, но весьма споро собрал ноутбук, удочки и прочие необходимые вещи. Позвали было с собой Антиповых, но Антиповы-мальчики недавно контактировали с больным, и вся семья добросовестно соблюдала самоизоляцию.
Выехали, как это обычно водилось, ранним утром. У Филимонова-старшего было отвратительное настроение. Ещё с вечера он чувствовал себя странновато: то ли поясницу немного ломило, то ли познабливало, то ли вообще показалось. «А если всё-таки заболел», - крутилась в голове неприятная мысль. В Заречном, конечно, воздух чище, зато всей медицины там, случись чего, - фельдшерица тёть Люба и непонятное шаманство председателя. Воспоминание о председателе Льве Степановиче, впрочем, отчего-то успокаивало. В Заречном и вокруг постоянно творились непонятные какие-то вещи, к которым Лев Степанович имел самое непосредственное отношение. Может статься, и на вирус у него имелась своя управа.
Филимонов старший даже задремал и, против обыкновения, не стал комментировать манеру вождения супруги. Так и проспал бы всю дорогу, если бы уже на повороте к Заречному машина вдруг не остановилась.
Вокруг - и по обочинам, и на самой дороге - стоял непроглядный туман. Такой густой, словно они ехали в разбавленном молоке.
- Странно как, - сказала Филимонова-старшая, - на трассе-то никакого тумана нет. Не видно же ничего.
- Это потому, что Заречное в низине, там всегда туманы, - подал голос Мишка с заднего сиденья. - Нам председатель ещё в том году говорил.
- Я потихоньку, - сказала Филимонова-старшая и тронулась с места. - Надо же, какое удивительное природное явление!
Филимонов-старший опустил стекло и глубоко вдохнул.
Туман странно пах. Если честно, не просто странно, а совершенно невыносимо. Пахло гнилыми водорослями, тухлой рыбой и горелой резиной. Филимонов потёр нос и покосился на супругу. Та, тонкий знаток парфюмерии, да и вообще чувствительная к запахам женщина, сидела за рулём с решительным и спокойным лицом, а если и казалась чуть встревоженной, так всего лишь из-за плохой видимости на дороге.
- Пахнет чем-то, - сказал Филимонов.
- Хорошо-то как, - Филимонова втянула носом воздух. - Совсем не то что в городе, правда?
- Особенно дымом хорошо пахнет, - добавил Гришка с заднего сиденья.
Про дым - это было уже слишком. Филимонов-старший сглотнул, борясь с тошнотой, но это не помогло.
- Останови, - потребовал он и рванулся из машины наружу. Там, снаружи, его вдруг скрутил приступ небывало сильного кашля. Кашель был такой, что даже вдохнуть не получалось; Филимонов согнулся пополам, опираясь на капот машины, и подумал, что это, кажется, конец. «Неужели это и есть коронавирус?» - мелькнула паническая мысль. И тут он будто бы выкашлял из себя что-то маленькое, склизкое и противное. Даже посмотрел под ноги - но под ногами ничего не было, кроме асфальта, сосновых иголок и одинокой шишки. Кашель прекратился сразу же. Филимонов осторожно выпрямился и вдохнул полной грудью.
Пахло сыростью, цветущим болотом, сосновой смолой и дымком далёкого костра.
Пахло Заречным.
До места добрались без приключений, взяли у Алевтины Петровны ключи от уже родного дома на улице Восьмого марта, разобрали вещи, перекусили немного и отправились прогуляться. Шли неспешно, здоровались со знакомыми и улыбались незнакомцам - так было принято здесь. Филимонова-старшая, правда, снова надела маску. Филимонов-старший подумал и решил ничего по этому поводу не говорить. Других людей в масках они пока что здесь не встречали. Погода стояла солнечная, но туман никуда не девался - не такой густой, конечно, как на дороге, но в прогретом воздухе висела тонкая призрачная дымка, сквозь которую дома, палисадники и деревья смотрелись будто бы картинками из хорошей детской книжки. Дымка эта пахла свежевыпеченным хлебом - не иначе как из пекарни на Новых дворах - и ещё почему-то аптекой.
Заглянули на Комсомольскую к Елизавете и утопленнику Леониду Александровичу, и вот там Филимоновых ожидал сюрприз. Елизавета погромыхивала чем-то на кухне, двор был завален игрушечными грузовиками, резиновыми мячиками и прочими игрушками, а в садовой беседке сидел худенький русый мальчик лет семи-восьми. Он был так увлечён чем-то в своём смартфоне, что даже не поднял головы, когда Филимоновы вошли в калитку.
- Гоша, ну ты бы хоть из вежливости отложил эту штуку! - сказала Елизавета, выйдя на порог. Вид у неё был строгий, печальный и осунувшийся. Филимоновы принялись расспрашивать, что случилось, и оказалось, что действительно случилось, да ещё как: мёртвые ушли из Заречного. Все как один. Ещё в апреле. Не совсем, конечно, ушли, но со своей стороны Змеинки - ни ногой. Даже Леонид Александрович, законный супруг.
- Испугались, представьте себе, - раздосадованно говорила Елизавета. -Кто-то сказал, что мёртвые тоже болеют коронавирусом и что у них болезнь протекает тяжелее, чем у живых. Группа самого высокого риска - мертвецы. Умереть ещё раз они, конечно, не могут, но что-то такое с ними якобы происходит, очень неприятное. Вот и попрятались, сами себе объявили локдаун. А я, - всхлипнула Елизавета, - третий месяц с Гошкой одна, он у меня совсем от рук отбился!
Оказалось, что зимой императрица с утопленником вели серьёзные разговоры о том, чтобы взять приёмного ребёнка. А Кукушкины, не будь дураки, подогнали им тестовую версию: мальчика Гошу, которого чем-то так очаровывала обычная деревенская жизнь, что он постоянно сбегал от Кукушкина камня в Заречное. Пусть, сказали, поживёт несколько месяцев, посмотрит, что и как устроено. Мы же, сказали, не секта какая, никого не держим. Хочется мальчику обыкновенной жизни - так пускай! Вскоре, впрочем, выяснилось, что во всей так называемой обыкновенной жизни маленького Гошу привлекают только мультики и игры на смартфоне, которых у Кукушкиных не водится. Леонид Александрович ещё имел на мальчишку небольшое влияние, ходил с ним гулять, водил на детскую площадку и играл в какие-то подвижные игры во дворе, иногда даже припрягал воспитанника к домашним делам. Но вот ушёл - и Гоша сделался совершенно неуправляем. Если забрать у него смартфон, рёв будет стоять на всю улицу. Если мультиков лишить, то же самое. Кто-нибудь наверняка подумает, что Елизавета дурно исполняет свои приёмно-родительские обязанности, а то и пожалуется Кукушкиным, что над Гошей издеваются; а с Кукушкиными, все знают, шутки плохи.
- Гош, а пойдёшь с нами на рыбалку? - спросил вдруг Гришка Филимонов.
Гоша поднял голову и встретился с ним взглядом.
- Пойду, - сказал он. - А когда?
- Вечером, - сказал Филимонов-старший.
Путешествие по Заречному полагалось закончить на Сорочьих дворах, где обитал Миша Русаков, с недавних пор настоящий местный житель. Там, во дворе его развалюхи, можно было встретить и председателя, и Шуру Банникова, и много ещё кого. Дворик этот - пара старых яблонь, кусты черёмухи, откидной столик и приставленные вокруг старые пни - был отчего-то особенно уютен. Филимонов-старший даже подумал, что если бы не семейство, он не отказался бы провести вторую половину дня в этом самом дворике в хорошей мужской компании. Нольпять для этого дела у него, конечно, была припасена с собой.
Русаков где-то успел загореть практически до черноты - а ведь лето, считай, только началось. И держался прямее, чем прошлой осенью, когда они с Филимоновыми виделись в последний раз. Можно даже сказать, вовсе не сутулился. Они с Шурой Банниковым играли в шахматы, когда явились Филимоновы, и Шура как раз проигрывал, поэтому оказался очень рад их визиту.
Первым делом при встрече обсудили новости. Виданное ли дело - пандемия, событие мирового масштаба. Филимонова-старшая тут же отчиталась, что готова сделать прививку и соблюдает меры безопасности. На Русакова и Банникова, которые были без масок, она поглядывала неодобрительно. Филимонов-старший произнёс весьма прочувствованную речь о мировом заговоре, потом вдруг чихнул и испуганно умолк.
- А я вообще не болею, - сказал Русаков, - даже простудой. Как переехал сюда, вот так и не болею. Воздух тут, наверное, особенный.
- А я слышал, - сказал Банников, - что коронавирус пробуждает у некоторых людей паранормальные способности.
- Да чего только в интернете не пишут, - отмахнулся Филимонов-старший.
- А я не из интернета знаю, у меня свои каналы информации, - значительно сказал Банников. - Начинается, значит, как обычная болезнь. Спину, там, ломит, знобит немного… А потом - не постепенно, а прямо в один раз - накрывает человека такой кашель, что если вовремя не вдохнёт - всё, каюк. А если переживёт, открывается ему такое…
- И что же ему открывается? - ехидно спросил Филимонов.
- А ты чего так заинтересовался? - не менее ехидно ответил Банников. - Что надо, то и открывается! У всякого по-своему. Надо только свою способность вовремя осознать и использовать. Если этого не сделать, кашель вернётся - и пиши пропало, больница, ИВЛ, вот это всё.
Филимонов негромко прочистил горло и сказал, что всё это полнейшая ерунда. Вид у него, тем не менее, был немного растерянный.
- На рыбалку вечером пойдёшь? - спросил Русаков. - Мы на пруды собираемся.
- Да мы с пацанами тоже собрались, - сказал Филимонов и ещё раз кашлянул.
- Нет, Юрий Петрович, - тихо и отчего-то очень проникновенно сказал Банников. - Особенная у нас рыбалка. На такую детей не берут. Так что, пойдёшь?
- Пойду, - сказал Филимонов.
- Свету я бы тоже с собой не брал, - отчего-то смутившись, посоветовал Русаков. - Дело такое, ну, знаешь…
- Местное? Особенное?
- Да, вроде того…
В следующие несколько часов Филимонов-старший на полном серьёзе пытался определить наличие у себя паранормальных способностей. Сквозь стены не видел, это точно. Мыслей не читал. Двигать предметы взглядом тоже не получалось, хотя кто знает, может, нужно было потренироваться. Оставшись на пару минут во дворе дома один, он даже несколько раз подпрыгнул и понял, что летать тоже не умеет. Попробовал перемножить в уме пятьсот сорок девять на триста шестьдесят два, но ничего не получилось. Хотя математические способности, кажется, не паранормальны. Снова немного познабливало, и от этого, если уж совсем честно, Филимонов-старший был в панике. Верить Шуре Банникову не было никакой причины - он странный человек и тот ещё тролль, с одной стороны. А с другой, это же Заречное, тут всё что угодно может быть.
Мог бы выйти ещё крайне неприятный инцидент с Гошей Кукушкиным -Филимонов как раз зашёл извиниться за то, что вечерняя рыбалка отменяется. А тут Елизавета, радостная такая, говорит ему: «Ты не представляешь, Миша! Так он загорелся с этой рыбалкой! Удочки уже собрал, бутерброды с собой приготовил! Даже согласился телефон с собой не брать, пока с вами будет. Всё-таки не хватает ему мужского общества!»
Так что извиняться пришлось многократно: сначала перед Елизаветой (которая всерьёз обиделась), а потом перед Гошей. Ожидая слёз и расстройства, Филимонов-старший начал: «Понимаешь, брат, это такая рыбалка, что детям туда нельзя…»
- А Миша с Гришей тоже дети? Им тоже нельзя? - уточнил Гоша.
- Тоже, - вздохнул Филимонов. - Но ты не расстраивайся, мы завтра сходим. Понимаешь, у взрослых бывают иногда такие дела…
- Понимаю, - сказал Гоша, как будто совершенно не расстроившись. - Ну, я тогда просто погулять пойду. А дети - это до скольких лет?
- Наверное, лет до шестнадцати, - сказал Филимонов. - Но я точно не уверен.
- Или до восемнадцати, - сказал Гоша. - В интернете везде написано «восемнадцать плюс». Это долго ждать…
- Честное слово, мы завтра обязательно… - но Гоша уже снова уткнулся в смартфон.
К вечеру Филимонову-старшему было уже совсем не по себе. Во-первых, он чувствовал себя по-настоящему простуженным и больным. Не то чтобы его мучили кашель, насморк или температура, нет, - но он определённо был болен и ощущал это всем телом. У каши, которую приготовила на ужин Филимонова-старшая, совершенно не было вкуса. Правда, потом оказалось, что Филимонова просто забыла её посолить.
И ещё его преследовали странные запахи. Не сказать, что неприятные: пахло то сыростью из-под лопухов, то речным песком, то жареными котлетами из-за соседского забора, то ещё чем-то неопределяемым, но знакомым с детства. «Может, я теперь паранормально хорошо ощущаю запахи?» - подумал Филимонов. Глотнул чаю и закашлялся. Кашель был резкий, саднящий. Точно, вирус. Если на всём свете и было спасение - то только на рыбалке, где сегодняшним вечером без лишних глаз должны были собраться знающие люди вроде Русакова и Шуры Банникова. В восемь вечера он собрал удочки, взял куртку потеплее на случай озноба и пошёл.
На прудах было непроглядно туманно и безлюдно. В кустах поблизости, правда, шарилась долговязая фигура с чем-то отдалённо напоминающим спиннинг. Филимонов на всякий случай подошёл поближе.
- Здрасте, - сказал смутно знакомый молодой человек, похожий на актёра Петрова в юности. - Рыбалка же здесь, да? Вот, у меня тут записано, - он держал в руке скомканную пожелтевшую бумажку.
- Вроде бы здесь, - Филимонов оглянулся по сторонам, - только никого ещё нет.
- Та самая рыбалка, на которую детям нельзя?
- Та самая.
- Привет, Юра, - сказал бесшумно подошедший откуда-то Шура Банников. - И тебе, Гоша, привет. Давно не виделись, да?
- Какой ещё Гоша? - опешил Филимонов.
- Юр, ты Кукушкиных не знаешь, что ли? Что делает ребёнок-Кукушкин, когда ему говорят, что детям куда-то нельзя? Уходит к себе в лес и растёт там. По-моему, вполне нормальный Гоша вырос. Вот только что мы теперь Елизавете скажем…
Потом пришёл Русаков и уверенно заявил, что Елизавета только обрадуется. Она уже давно отправила бы Гошу домой к Кукушкиным, но боялась показаться плохой воспитательницей ему, потому и терпела так долго капризы из-за мультиков и смартфона.
- Кто ещё придёт? - спросил Филимонов.
- Да все уже здесь, - послышался от воды знакомый скрипучий голос. Филимонов пригляделся. Внизу, по колено в воде и сам мокрый с ног до головы, стоял утопленник Леонид Александрович с удочкой в руках.
- А Лизка говорит, все мёртвые за Змеинку ушли…
- А ты больше её слушай, - сварливо сказал утопленник. - Здесь мы, на прудах. Туман держим. Все как один.
- Это как?
- Долго объяснять. Значит, Юра, что бы сейчас ни случилось, стой и не двигайся. Так надо.
И вода прудов зашевелилась. Филимонов-старший не сразу понял, что округлости, поднявшиеся над водой, - это человеческие макушки. Вернее, макушки мертвецов. Мертвецы шли по дну, подступая к берегу. Некоторых, уже вынырнувших из воды, он даже узнавал. Приближаясь к рыбакам, мертвецы расступались в стороны, образовывая как бы проход от берега к середине пруда. Оттуда, с середины - и прямо к Филимонову-старшему - шла женщина-утопленница нечеловеческой красоты. Хотя нет, насчёт красоты - это ему показалось в сумерках. Обычная была женщина, худенькая, невысокая, курносая, со спутавшимися мокрыми волосами. На вид лет так тридцати. Она подошла совсем близко, остановилась и теперь напряжённо вглядывалась в Филимонова-старшего, точно решая, что с ним делать.
- Так и должно быть? - паническим шёпотом спросил Филимонов.
- Не дёргайся, - строго сказал Банников из-за спины.
Женщина вышла из воды и встала вплотную к Филимонову. Склонила голову к плечу, нахмурилась, не отводя от него взгляда… и вдруг подалась вперёд и впилась ему в губы мокрым и холодным поцелуем. От неожиданности Филимонов-старший даже не сопротивлялся, только сразу подумал про жену. Сколько времени длился поцелуй и был ли он хорош, Филимонов тоже не мог оценить, потому что слишком растерялся. Наконец утопленница оторвалась от него, брезгливо скривилась, сделала шаг назад и обрушилась в воду. Мертвецы, наблюдавшие весь процесс, развернулись и пошли по дну обратно к середине пруда.
- Что… что, мать вашу, это было? - спросил обалдевший Филимонов. - Кто это такая вообще?
- Неважно, - сказал Леонид Александрович, - ты при жизни её не знал, так какая теперь разница.
- И… А… Ну… и что теперь со мной будет? Зачем она так сделала?
- Это, - сказал Леонид Александрович, - мог бы и я сделать, но у тебя же травма была бы потом на всю жизнь. Мы подумали, что с женщиной - это как бы более традиционно, привычно для твоего мировоззрения. Да ты выдыхай, Юрий Петрович, выдыхай, не бойся. И вдохнуть потом не забудь. И ещё раз выдыхай. Вот так, молодец.
- Меня что, вылечили? - спросил Филимонов.
- От чего?
- От коронавируса.
- Ты совсем дурак, что ли? - изумлённо спросил Русаков из-за спины.
- Он не дурак, - сказал Шура Банников, усмехаясь, - но трус изрядный. Я, как только его увидел, сразу почувствовал.
- А я-то как почувствовал, - сказал Леонид Александрович, - тьфу! Ну, что, Юрий Петрович, не боишься больше заболеть?
- Откуда ты… - начал Филимонов, но спохватился, вспомнив, что мертвецам многое известно. Было стыдно. - Не знаю. Вроде, пока не боюсь. А что вы такое сделали?
- Это, Юрий Петрович, так просто и не объяснишь, - сказал Леонид Александрович, присаживаясь на мокрую траву и забрасывая удочку, - вот сам прикинь и подумай. Считается, что мёртвые не дышат, так?
- Так.
- Тогда что я сейчас делаю? - утопленник демонстративно шумно несколько раз вдохнул и выдохнул.
- Н-не знаю…
- Больше всего это действительно похоже на дыхание. Или… ну, знаешь, когда нюхаешь что-нибудь. Только это вещество, которое мы вдыхаем… или нюхаем… Его создают живые. Всё, о чём они думают и говорят, о чём мечтают, чего боятся, что им снится… Так вот представь себе, - он повысил голос, - чем мы тут в последние месяцы надышались! Ладно ещё спохватились вовремя: пустили слух, что туман в Заречном лекарственный. Ты всё говоришь, люди тут особенные… видел бы ты, как эти особенные были готовы поубивать друг друга - одного за то, что без маски из дому вышел, другого за то, что чихнул на улице… Смотреть противно! А нюхать тем более.
- А туман правда лекарством каким-то пахнет, - озадаченно сказал Филимонов.
- Аспирином, что ли, - предположил Банников.
- Ивовой корой, - сказал взрослый Гоша Кукушкин. - Тут же сплошные ивы вокруг воды.
- Вот с тех пор мы, мёртвые, ушли в земноводные и двоякодыщащие, сидим тут под водой и держим этот чёртов туман, - продолжил Леонид Александрович. - Как я по Елизавете скучаю, кто бы знал… Ты, Юрий Петрович, не беспокойся и в голову не бери. Твой страх, конечно, вонючий был, но бывало и хуже.
- А я ведь летать пробовал, - задумчиво сказал Филимонов-старший.
- Чего?
- Ну, когда Шурка про паранормальные способности сказал… Я ведь почти поверил. Даже жалко.
- Удивительное ты создание, Юрий Петрович, - почти без иронии сказал Русаков. - Общаешься с мертвецами. Целовался с утопленницей. И при этом переживаешь, что у тебя нет паранормальных способностей.
- Кстати, может, и есть! - встрепенулся Филимонов. - Я как приехал, что-то запахи стал сильно чувствовать. Пекарню с Новых дворов, вон, ещё от Восьмого марта учуял. Ты, например, пахнешь, - он подошёл поближе к Русакову, - пеной для бритья… мятной какой-то. Табаком. Кофе немного. И… извини, конечно, но солёными огурцами.
- Точно! - Русаков хлопнул себя по лбу и полез в рюкзак. - У меня тут такие огурцы! Доставай, что там у тебя есть к огурцам!
- Тихо вы, - сказал Банников. - У меня клюёт.