Глядя на речные изгибы на карте, я думаю о том, что бобры, вводя исследователя в свой мир, могут многому его научить. Бобровый учет, это не только сбор научного материала, но и ежегодная «духовная практика». Эти звери, выбирая место для зимовки, совершенно не думают о том, как мы будет их находить и удобно ли нам будет добираться до их поселений.
Если осенью в Пре много воды, то речные маршруты проходим на моторной лодке, и тогда учетчики узнают все о злой ноябрьской воде. Она леденит дно лодки так, что в зимних бахилах за несколько часов ноги застывают до бесчувствия. Она становится непроглядной, свинцовой и чужой, хотя еще недавно купались в ней и радовались. Теперь - обжигает руки, пока вычерпываешь ее из лодки обрезком пластиковой бутылки. Река поздней осенью не в духе, как медведь перед залеганием в берлогу. У нее - ледостав, а тут мы, со своей лодкой. Ломаем тонкие забереги, тревожим засыпающую поверхность. После ясной звездной ночи в моторе перемерзает система охлаждения. Ледок звенит, переохлажденная вода собирается в кристаллические сгустки, и они плывут по течению, как чудовищные бесформенные медузы. И только бы не выпасть из лодки, пока ловишь красными руками бобровые погрызы, и так зуб на зуб не попадает.
Но если воды мало и на лодке не пройти - учетчик остается один на один с реалиями речных берегов, в подробностях познает их устройство, их философию. Прошлая осень была многоводной, нынешняя - сухая.
Ни что так ни учит смирению, как дикие речные берега.
Мы с дочерью Марусей, моей помощницей на учете, стартуем вниз по течению с выпуклого берега, выставившего крутой песчаный лоб из под шапки ивовых зарослей. Хорошо и быстро идти в болотных сапогах по урезу воды, где песок плотнее, осматривая берега. Этой осенью вода если и похожа на чай, то только на слабо заваренный зеленый. Торфяной оттенок ушел, после того как болота в верховьях иссякли от засухи, и реку поддерживают только собственные ключи и скудные осадки. Мелкая вода собирает песок складочками, прибивает к берегу дубовые листья. Любуемся, умиляемся. Проходим выпуклость излучины, там сужается полоса песка, ивняк подступает. Некоторое время пытаемся идти вдоль ив, но торчащие ветки преграждают путь, загоняя нас на глубину. Ничего не остается, как лезть в прирусловой ивняк.
Прирусловой ивняк тянется широкой лентой вдоль берега. Бобры жируют в нем, грызут нещадно, но он разрастается быстро, густо, ветви и стволики переплетаются в дикую чащобу. Тут становится жарко, потому что приходится продираться и проламываться. Снимаем шапки, перчатки. Ивовые стволики заплетены повиликой. Свисают красные ядовитые ягодки паслена. Невозможное что-то… А противоположный берег дразнит белой отмелью. Хорошо там, где нас нет!
- Лучше бы шли по тому берегу, - говорит Маруся.
- Нет, извилистая река устроена так, что берега у нее асимметричны, но совершенно равноценны, - учу я, - каждому берегу отмерена одинаковая протяженность непроходимых ивняков и гладких отмелей.
- Но тот берег все-таки лучше.
- Это тебе кажется. Верь мне, у меня карта. И жизненный опыт.
Продвигаемся по ивняку трудно, со скоростью слизней, пока не наткнулись на натоптанную кабанью тропу. Несколько легких шагов, и ветки сомкнулись над тропой, получился туннель под кабаний рост. Делать нечего - смиренно опускаемся на четвереньки и ползем. Только бы кабаны не пошли сейчас нам навстречу, здесь не развернуться, не разойтись. Но тут ивняк кончается, и начинается гладкая песчаная отмель, мы на нее радостно вываливаемся.
- Речная мудрость №1: за каждым ивняком есть отмель. И, смотри: на том берегу за отмелью начался ивняк, хорошо что мы не там.
- Да, это тот редкий случай, когда хорошо там, где мы есть!
Хорошо. Очень хорошо идти по песчаной косе, где валяются раковины беззубок, куда вылезают отдыхать бобры и выдры. Простор и свобода после тесноты ивняка. Хоть танцуй или бегай кругами, как те кабаны, веселые следы которых рассыпаны по песку.
Но за каждой отмелью обязательно тебя ждет новый густой ивняк. Речная мудрость №2. Это как полосы жизни - черные и белые.
Как-то раз я тоже так шла по берегу обмелевшей реки, и стало мне обидно. А нельзя ли как-то обмануть реку и идти по одним только отмелям? И в конце очередной отмели я ступила в воду и перешла реку вброд, минуя ненавистные заросли. Быстро пробежала по косе, а когда та закончилась, пошла на другой берег через темную холодную воду. Брод оказался глубже, течение сильнее, слегка залила правый сапог, а главное - потратила много времени, выбирая путь. Еще один плес позади. Но на следующем переходе я оступилась и река хлынула во второй сапог. Тем временем наступили сумерки… Мораль: не пытайся обмануть реку.
И вот мы опять в ивняке.
- Он непроходим совершенно, - говорит Маруся, упершись в сплетение ветвей горячим лбом.
- Речная мудрость №3: непроходимых ивняков нет. Запомни.
- А вдруг есть, и это именно он?
Впереди сплошное серое переплетение ветвей и стволов. Бобр проползет низом, кабан продерется, проломится, птицы пролетят легко. А человек… Ивняк всем своим видом показывает нам, что человеку здесь не место. А раз залезли - сами виноваты. И мы понимаем. Проникнув в прирусловой ивняк, или тальник, как его еще называют, мы теряем свою человечью гордость. Когда злая сухая ветка сдирает с тебя шапку, бобровый погрыз втыкается в сапог, и ты в самой жалкой позе повисаешь на иве, обессилев, признаешь - здесь нужна не ученая степень, а звериная смекалка. Ну, или - топор. Но ивняк заповедный, поэтому топор - не вариант. И обойти нельзя - надо двигаться вдоль берега, высматривая признаки обитания бобров. Поэтому надо проникаться логикой зверя. Куда ступить, может верхом пойти, как куница...
- А представляешь, ведь есть люди, которые никогда не бывали в ивняке.
- Да, они много потеряли. - отвечает Мария не без сарказма.
- Смотри - ежевика!
В самой ивовой гуще синели сочные ежевичные ягоды, как награда для тех, кто не сдается. И тут же бобровой струей пахнуло, а потом бульканье и плеск. Нашли бобров! Под берегом, оплетенным ежевикой и повиликой, бобры затопили «заготовку». Мы ликуем - не зря ломились. Отмечаем в навигаторе поселение. Находка придала сил, и как-то мы продрались до следующей отмели, опять доказав, что непроходимых ивняков нет.
- А что, если остаться на отмели навсегда. Пусть будет вечная отмель, зачем нам куда-то идти?
На вынесенной рекой коряге допили чай из термоса. Не хватило пары глотков. Решили разжечь костерок маленький и вскипятить речной воды в крышке от термоса. Наломали сухих ивовых веток, сложили из них «гнездышко», зажгли, а ветер задувает. Снова зажгли - опять задул. Загораживали, прятали костер от ветра, пока закипала речная вода. А небо розовело, розовел ивняк. Пока возились к костром, пить уже почти расхотелось. Ивняк сперва розовеет, а потом делается густо-серым. Солнце сядет, выйдут холодные звезды предзимья, воду у берега прихватит ледком, и я не уверена, что хотела бы остаться здесь.
- В нашем мире отмели еще слишком несовершенны, чтобы оставаться на них навсегда, так что надо продолжать движение вниз по течению, к кордону, пока не стемнело. - говорю я.
- Значит, опять в ивняк?
- А куда же еще? Выбора нет. Вот так и всю жизнь будет, дочь, - то ивняк, то отмель. Но разве мы бы могли так радоваться отмели, если бы не знали тесноты ивняка?
- Я поняла: для тех, кто в земной жизни не боялся ивняков, на «том свете» будет река с бесконечной песчаной отмелью. И всю вечность напролет мы будем вот так вместе идти по ней, любуясь на отражения деревьев в мелкой прозрачной воде, складочки речного дна, прибившиеся к берегу желуди и дубовые листья...